И все как один начали стрелять по нему.
В него полетели стрелы. Дюжины стрел. Не аккуратные волны. Каждая по отдельности, быстрые, злые, каждый лучник стрелял в Каладина так быстро, как только мог. На него обрушился рой смерти.
С бьющимся сердцем Каладин бросился влево, перепрыгнув каменный бугорок. Стрелы разрезали воздух вокруг него, опасно близко. Но мышцы, заряженные Штормсветом, реагировали мгновенно. Он скользил между стрелами, хаотически поворачивая то в одну, то в другую сторону.
Четвертый Мост, бежавший следом, был уже в пределах досягаемости, но ни одна стрела не обрушилась на него. И на все остальные бригады тоже, потому что лучники стреляли только по Каладину. Стрелы стали еще быстрее и злее и неохотно отскакивали от щита. Одна попала ему в руку, вторая щелкнула по шлему, едва не сбив с ног.
Из раненой руки полился Свет, а не кровь, и, к изумлению Каладина, рана стала медленно затягиваться; кожа заледенела, из нее лился Штормсвет. Он еще втянул Свет в себя, зарядившись настолько, что кожа засветилась. Он нагибался, прыгал, уклонялся, бежал.
Тренированные для сражения рефлексы наслаждались новообретенной скоростью, и он, развлекаясь, сбивал щитом стрелы. Как если бы тело страстно жаждало этой способности, как если бы он родился, чтобы использовать Штормсвет. Раньше он жил медленно и уныло. И сейчас исцелился. Он не перешел пределы своих возможностей — нет, он, наконец, достиг их.
Стая стрел искала его крови, и Каладин крутился между ними, получив еще одну царапину на руке, но отбив все остальные щитом и нагрудником.
Еще одна стая, и он поднял щит вверх, беспокоясь, что движется слишком медленно. Но стрелы поменяли направления и полетели в щит, со стуком ударившись о него. Притянувшись к нему.
Я оттолкнул их! Он вспомнил дюжины забегов и стрелы, ударявшиеся о дерево рядом с руками, державшимися за перекладину моста. Всегда мимо.
Как долго я делаю это? подумал Каладин. Сколько стрел, летевших в меня, я притянул к мосту?
Но времени на раздумья не было. Он прыгал, нагибался, бежал. Он слышал, как стрелы свистят в воздухе, и чувствовал, как они ударяются о щит или камень и ломаются. Он надеялся отвлечь паршенди от своих людей, но не знал, насколько это ему удалось.
Часть его ликовала, наслаждаясь игрой со стрелами. Внезапно он почувствовал, что движется медленнее. Он попробовал вдохнуть Свет, но не получил ничего. Он осушил сферы. Он запаниковал, все еще уклоняясь от стрел, но, к счастью, их поток начал слабеть.
И тут Каладин осознал, что, пока он прыгал и увертывался от стрел, бригады обогнули его и установили мосты. Четвертый Мост тоже стоял на месте, и кавалерия пересекала его, собираясь атаковать лучников. Однако некоторые обозленные паршенди продолжали стрелять по Каладину. Всадники легко перерезали их и расчистили место для пехоты Садеаса.
Каладин опустил утыканный стрелами щит. Он едва успел глотнуть свежего воздуха, как на него налетела вся бригада, светящаяся от радости и возбуждения, и едва не сбила его на землю.
— Ты дурак! — крикнул Моаш. — Штормовой дурак! Что это было? О чем ты думал?
— Невероятно, — сказал Камень.
— Ты должен был умереть, — заметил Сигзил, хотя его обычно невозмутимое лицо рассекла улыбка.
— Отец Штормов! — добавил Моаш, вытаскивая стрелу из куртки Каладина. — Ты только посмотри.
Каладин поглядел на кожаную куртку и с удивлением обнаружил не меньше дюжины дыр от стрел в боках куртки и рубашки. Все стрелы прошли впритирку, и ни одна не попала в него. Три стрелы застряли в коже.
— Благословленный Штормом, — сказал Шрам. — Вот и все.
Каладин пожал плечами, сердце все еще билось. Он чувствовал себя оцепенелым. Потрясенным, что выжил, замороженным от поглощенного Штормсвета и усталым, как после бега с препятствиями. Подняв бровь, он поглядел на Тефта и кивнул на мешочек со сферами.
Тефт покачал головой. При дневном свете Штормсвет, шедший от Каладина, не был виден никому. Тем не менее то, как Каладин увертывался от стрел, казалось невероятным, даже без всякого Света. Если о нем уже рассказывают истории, завтра их будет намного больше.
Он повернулся и поглядел на проходящие войска. И тут же сообразил, что надо еще разобраться с Маталом.
— Стройтесь, — приказал он.
Люди неохотно подчинились, выстроившись в двойную линию. Около их моста стоял Матал, выглядевший очень озабоченным. К нему ехал Садеас. Каладин внутренне собрался, и вспоминания о своей предыдущей победе — тогда они несли мост боком — закрутились в его голове. Он заколебался, но потом быстро пошел к мосту, где Садеас должен был проехать мимо Матала.
Каладин подошел именно в тот момент, когда Матал кланялся Садеасу, надевшему свои великолепные красные Доспехи Осколков. Каладин и бригадники тоже поклонились.
— Аварак Матал, — сказал Садеас. — Этот человек выглядит знакомым.
— Он уже давно здесь, светлорд, — нервно сказал Матал. — Тот самый, который...
— А, да, — сказал Садеас. — "Чудо". И ты послал его вперед, как приманку? Никогда бы не подумал, что ты решишься на такие отчаянные меры.
— Я беру на себя всю ответственность, — сказал Матал, притворяясь довольным.
Садеас какое-то время разглядывал поле боя.
— Да, к счастью для тебя, это сработало. Наверно, я должен похвалить тебя. — Он покачал головой. — Дикари вообще не смотрели на атакующие их войска. Все двадцать мостов встали на место почти без потерь. Мне это, однако, кажется чересчур. Считай, что я тебя похвалил. Но самое замечательное, как этот мальчишка уклонялся... — Он ударил сапогами коня и ускакал.
Самая двусмысленная похвала, которую я когда-либо слышал, подумал Каладин и широко улыбнулся, когда разъяренный Матал повернулся к нему.
— Ты... — брызгая слюной прошипел Матал. — Меня могли убить, из-за тебя!
— А вместо этого похвалили, — лениво сказал Каладин, Четвертый Мост уже выстроился вокруг него.
— Я еще увижу, как тебя повесят!
— Уже пытались, — заметил Каладин. — И не получилось. Кроме того, теперь Садеас ожидает, что я буду отвлекать лучников. И если попробует кто-нибудь другой... Удачи ему.
Лицо Матала покраснело. Он резко повернулся и ушел, якобы для того, чтобы проверить остальные бригады. Две ближайшие — Седьмой и Восемнадцатый Мосты — стояли, глядя на Каладина и его команду. Двадцать мостов установлено. Почти без потерь.
Отец Штормов, подумал Каладин. Сколько же лучников стреляло по мне?
— Каладин, — воскликнул Моаш, — ты нашел способ. Нам нужно только расширить его.
— Спорим, я сумею прыгать между стрелами, — сказал Шрам. — С хорошими доспехами...
— Нам нужно несколько человек, — согласился Моаш. — Человек пять, которые будут отвлекать паршенди на себя.
— Кости, — сказал Камень, сложив руки на груди. — Вот что сработало. Паршенди стали как сумасшедшие и вообще не смотрели на бригады. Если пять человек обвесятся костями паршенди...
Это заставило Каладина задуматься. И поискать взглядом среди бригадников. Где же Шен?
Там.
Паршмен сидел на камнях, смотря вперед невидящим взглядом. Каладин подошел к нему, за ним остальные. Шен посмотрел на них, лицо искажено болью, по щекам текут слезы. Увидев Каладина, он вздрогнул, отвернулся и закрыл глаза.
— Он сидит здесь с той секунды, как увидел, что ты сделал, парень, — сказал Тефт, почесывая подбородок. — Похоже, больше он не годится для бега с мостом.
Каладин стянул с головы похожий на щиток шлем и пробежал пальцами по волосам. Щиток слегка вонял, хотя Каладин и промыл его еще в расщелинах.
— Посмотрим, — сказал Каладин, чувствуя укол вины. Не омрачивший яркий свет победы, но немного притушивший по меньшей мере. — Есть много бригад, по которым стреляли. Вы знаете, что делать.
Люди кивнули и побежали искать раненых.
Каладин отрядил одного человека присматривать за Шеном — он не знал, чего ждать от паршмена, — и, пытаясь не показать крайней усталости, положил потные шлем и куртку на носилки Лоупена. Встав на колени, он проверил медицинское оборудование — вдруг понадобится — и обнаружил, что рука трясется и дрожит. Он прижал ее к земле, чтобы успокоить, и несколько раз глубоко вздохнул и выдохнул.
Холодная и влажная кожа, потрясенно подумал он. Тошнота. Слабость. У меня шок.
— Парень, что с тобой? — спросил Тефт, становясь на колени рядом с Каладином. Рана на его левой руке еще тревожила его, но не настолько, чтобы он перестал носить мост. Не сейчас, когда их было слишком мало.
— Я буду в порядке, — сказал Каладин, трясущейся рукой взял мех с водой и с трудом снял крышку.
— Ты выглядишь так...
— Я буду в порядке, — упрямо повторил Каладин, глотнул воды и опустил мех. — Главное, что люди остались в безопасности.
— Ты что, каждый раз собираешься плясать под стрелами? Во время каждой атаки на плато?
— Сделаю все, чтобы защитить людей.
— Ты не бессмертный, Каладин, — мягко сказал Тефт. — Сияющие, их можно было убить, как и любого другого человека. Рано или поздно одна из этих стрел найдет твое горло, а не плечо.
— Штормсвет вылечит меня.
— Штормсвет помогает телу вылечиться. Это совсем другое, по-моему. — Тефт положил руку на плечо Каладина. — Мы не можем потерять тебя, парень. Люди нуждаются в тебе.
— Я не собираюсь избегать опасностей, Тефт. И оставлять людей лицом к лицу со штормом печалей, если могу для них что-то сделать.
— Тогда, — сказал Тефт, — ты должен разрешить некоторым из нас идти с тобой. Мост могут нести двадцать пять человек. Так что у нас есть небольшой резерв, как и сказал Камень. И держу пари, что некоторые из раненых, которых мы спасли, уже в состоянии помогать. Они не осмелятся отослать их в собственные бригады, не после того, что Четвертый Мост сделал сегодня, и помогут нам в атаке на плато.
— Я... — начал Каладин и умолк. Ему вдруг вспомнился Даллет, делающий что-то в этом роде. Сержант всегда говорил, что главная часть его работы — заботиться о том, чтобы Каладин оставался живым. — Хорошо.
Тефт кивнул и встал.
— Ты был копейщиком, Тефт, — сказал Каладин. — И даже не пробуй отнекиваться. Как ты оказался здесь, среди мостовиков?
— Мое место здесь. — Тефт повернулся и пошел руководить поисками раненых.
Каладин сел, а потом лег, ожидая, когда шок схлынет.
На юге появилась вторая армия — одетые в синее солдаты Далинара Холина. Они пересекали соседнее плато.
Каладин закрыл глаза, пытаясь прийти в себя. Наконец он что-то услышал и вновь открыл их. На его груди, скрестив ноги, сидела Сил. За ней, на поле боя, армия Далинара Холина атаковала паршенди, по ним никто не стрелял. Похоже, Садеас вырезал всех лучников.
— Это было потрясающе, — сказал Каладин. — То, что я делал со стрелами.
— Ты все еще думаешь, что проклят?
— Нет. Сейчас я знаю, что нет. — Он посмотрел на угрюмое небо. — Но я не понимаю, что означают все мои поражения. Я дал Тьену умереть, не сумел защитить своих копейщиков, рабов, которых пытался спасти, Тару... — Какое-то время он не вспоминал о ней. С ней ему скорее не повезло, но все-таки тоже поражение. — Если это не проклятие и не невезение, если никакой бог не злится на меня, то мне только остается жить, зная, что еще немного усилий — больше подготовки или умения — и я мог бы спасти их.
Сил глубоко задумалась.
— Каладин, ты должен покончить с такими мыслями. Все это не твоя ошибка.
— Так обычно говорил отец. — Он слабо улыбнулся. — "Преодолей свою вину, Каладин. Переживай, но не слишком. Бери на себя ответственность, но не вини себя во всем. Защищай, спасай, помогай — но знай, когда сдаться". Они идут по очень ненадежным полочкам. Как я могу отступить?
— Не знаю. Я ничего не знаю об этом, Каладин. Но ты разрываешь себя. Изнутри и снаружи.
Каладин опять уставился на небо.
— Это было удивительно. Я был штормом, Сил. Паршенди не могли коснуться меня. Стрелы, я играл с ними.
— Ты еще не освоился с этим, Каладин. Не дави на себя слишком сильно.
"Спасай их, — прошептал Каладин. — Но не дави на себя слишком сильно. И никогда не вини себя, если потерпишь поражение". Ненадежные полочки, Сил. Такие узкие...
Некоторые из его людей вернулись с раненым. Тайленец, с квадратным лицом и стрелой в плече. Каладин взялся за работу. Руки еще слегка тряслись, но не так ужасно, как несколько минут назад.
Бригадники собрались вокруг и глядели на него. Он уже начал обучать Камня, Дрехи и Шрама, но пока они главным образом смотрели. Каладин заставил себя объяснять.
— Если прижмешь здесь, то кровь потечет медленнее. Рана не слишком опасная, хотя, скорее всего, ему несладко... — пациент состроил гримасу, соглашаясь, — и главная опасность — заражение. Промой рану, убедись, что не осталось никаких щепок или кусочков металла, потом зашей. Мышцы и кожа плеча будут работать, поэтому потребуются крепкие нитки, способные удержать края раны вместе. Сейчас...
— Каладин, — сказал Лоупен странно обеспокоенным голосом.
— Что? — рассеянно спросил Каладин, все еще работая.
— Каладин!
Лоупен редко называл его по имени, предпочитая говорить мачо. Каладин встал, повернулся и увидел низенького хердазианина, стоящего позади толпы и указывающего на ту сторону расщелины. Сражение передвинулось дальше на север, но группа паршенди каким-то образом пробилась через ряды Садеаса. Группа с луками.
Каладин, потрясенный, смотрел, как паршенди выстроились в боевой порядок и натянули луки. Пятьдесят стрел, и все направлены на бригаду Каладина. Похоже, паршенди не волновались о том, что на них могут напасть сзади. Они сосредоточились только на одном.
Убить Каладина и его людей.
Каладин тревожно закричал, но он чувствовал себя таким слабым и усталым. Бригадники только начали поворачиваться, а лучники уже натянули тетивы луков. Обычно люди Садеаса защищали расщелину, не давая паршенди подойти к мостам и отрезать им дорогу к бегству. Но на этот раз, заметив, что паршенди не пытаются сбросить мосты, солдаты не торопились останавливать их. И оставили мостовиков умирать.
Люди Каладина обнажены. Совершенные цели. Нет, подумал Каладин. Нет! Такое не может произойти. Не после...
Внезапно кто-то обрушился на линию паршенди. Одна-единственная фигура в синевато-серых доспехах, с огромным мечом в руке. Носитель Осколков вихрем пронесся сквозь строй отвлекшихся лучников, рубя всех подряд. Несколько стрел успели взлететь, но лучники еще не успели прицелиться. Некоторые стрелы упали рядом с мостовиками, рассыпавшимися в поисках укрытия, но ни одна не попала в цель.
Паршенди падали под безжалостным Клинком, кое-кто прямо в пропасть; немногие оставшиеся в живых убежали. Через несколько секунд от отряда из пятидесяти лучников остались только трупы с вспыхнувшими глазами.
Носителя Осколков догнала почетная гвардия. Он повернулся — доспехи засветились, — поднял Клинок и отсалютовал мостовикам. Потом отправился в другом направлении.
— Это был он, — сказал Дрехи, вставая. — Далинар Холин. Дядя короля!
