В любой западной правящей элите имеется административный сегмент, состоящий из высших госу-дарственных служащих. В СССР, где господствовала государственная собственность, основные функции правящей элиты были связаны с этой собственностью. Поэтому указанный сегмент практически полно-стью растворился в хозяйственно-управленческой (хозяйственно-административной) элите. Роль воен-ной элиты, верхушки КГБ-МВД — особый сюжет, требующий специального исследования.
лями, трансляторами воли центра, они добивались выполнения директив вышестоя-щих парторганов и ... министерств, т.е. хозяйственно-управленческой элиты.
Эта последняя вырабатывала стратегическую линию развития (главным образом экономического) страны, а также через госбюрократию (прежде всего министер-скую) фактически руководила страной. Содержание политического курса — вот что определяли хозяйственники. Именно в министерских кабинетах, Госпланах, Госсна-бах и других "госкомах" рождались планы экономического и социального развития страны" на тот или иной период. В них в первую очередь были отражены интересы ведомств*, результаты компромиссов, достигнутых ими в борьбе между собой за ресурсы, за "приоритеты развития", за включение в "строку" плана, и в конечном итоге — за власть и за политическое влияние.
Итак, если партфункционеры распоряжались идеологией (идеями, лозунгами, ми-фами, "словами", другими нематериальными символами) и кадрами, то хозяйственни-ки имели в своих руках материальные, финансовые и людские (трудовые) ресурсы. Если управленцы формировали на базе компромисса ведомственных интересов стратегиче-скую линию развития страны, то партфункционеры после согласований и идеологиче-ского "ретуширования" утверждали эту линию, придавая ей статус политического курса. Однако господство хозяйственной элиты основывалось не только на ее непосред-ственных функциях. Это господство закреплялось благодаря активному проникнове-нию ее членов и ставленников в партийную элиту и партаппарат.
Оно шло по двум направлениям. Во-первых, хозяйственники выдвигались на "партийную работу", т.е. переходили на посты партфункционеров. Собственно, значительная часть партийной элиты и ее аппарата формировалась из такого кон-тингента. Скажем, он составлял костяк тех многочисленных отделов ЦК, ОК партии, которые "заведовали" промышленностью.
Воспитанники системы директивного управления, хозяйственники переносили в среду партфункционеров соответствующее, чаще всего упрощенное, технократиче-ское видение общества и его проблем. Благодаря систематическим кадровым перели-вам хозяйственная элита достигала нескольких целей. Прежде всего в партийных органах формировалось "министерское лобби", без которого ведомство не могло рассчитывать на успех в борьбе за ресурсы с конкурентами. Далее, наличие "своих" людей в этих органах существенно ограничивало возможности контроля партийной элиты и партаппарата за управленцами; напротив, последние вполне обоснованно рассчитывали встретить здесь "понимание" своих проблем. И наконец, насыщая партэлиту своими посланцами, хозяйственники размывали качественное различие между собой и партфункционерами. Партийная эли^га превращалась в еще один "отсек" хозяйственной, в ее "надстройку".
Внедрение хозяйственных управленцев в среду профессиональных партийцев происходило и через практику "совмещения" должности хозяйственного руководи-теля и членства в каком-нибудь "выборном" парторгане (РК, ГК, ОК, ЦК)..Как известно, существовало правило, согласно которому должность руководителя прак-тически любого предприятия и учреждения входила в партийную номенклатуру. Кадры — епархия партии и, казалось бы, здесь она проявляла свою безраздельную власть. Однако хозяйственник, занявший управленческий пост, автоматически "из-бирался", согласно другому правилу, в члены определенного партийного комитета, а то и в его бюро. Например, министр становился членом или кандидатом в члены ЦК. Тем самым к хозяйственной власти он присоединял власть партийную или, лучше сказать, власть в партии, приобретая дополнительные возможности воздействовать на выработку и реализацию политики, да и на формирование самой партийной элиты.
Ведомственные интересы — это корпоративные интересы не только части элиты, но и тех работников, которые заняты в соответствующих отраслях экономики. Так, в печально известных планах переброски стока сибирских рек были прямо заинтересованы — кроме бюрократии Миннодхоза и его "отраслевой науки" — многие рядовые строители, которым рытье каналов гарантировало бы работу на много лет вперед, повышенную зарплату, премии и т.п. Таким образом, хозяйственно-управленческая элита имела солидную социальную базу, могла опереться на зависящие от нее "массы" и пользоваться ими как средством в политической игре. Такая практика, естественно, продолжится до тех пор, пока не будет преодолен государственный монополизм в экономике.
Таким образом, есть основания считать, что в структуре советской правящей элиты доминирующим элементом являлась не партийная (царствующая), а именно хозяйственно-управленческая (реально управляющая) элита. Ее цели и интересы составляли основное содержание политического курса партии, а следовательно, и государства. Ее психология и менталитет пропитывали не только политическую
стратегию, но и все функционирование политических структур.
* * *
Попытаемся понять на основе сказанного истинный смысл событий августа 1991 года. Тогда была сметена старая, обветшавшая "крыша" в виде партийной элйты, но остались в относительной неприкосновенности "несущие конструкции" здания, т.е. хозяйственная элита. Парадоксальная ситуация: то, что считалось основным устоем прежнего режима и всей системы "социалистических" общественных отношений — власть партийной элиты — на самом деле оказалось свойством второстепенным и непринципиальным. Широко разрекламированная победа демократии над "силами реакции" была на самом деле победой над фетишем; лишив власти партократов, новые политические силы смогли убедиться, сколь небольшим по сравнению с их представлениями оказался объем этой власти, тем более что ряд се рычагов был разрушен в ходе предыдущей борьбы с режимом (прежде всего функция подбора и расстановки руководящих кадров).
Распад СССР осенью 1991 г. довершил процесс перемещения реальной власти в республики; "центральная" элита успешно ликвидирована; долгожданная незави-симость — независимость республиканских высших эшелонов власти — достигнута. Формирование новых государственных структур в каждой из республик бывшего СССР — это и образование своей собственной (чаще всего этнократической) полити-ческой элиты в порах таких структур. Их значение существенно повысилось после запрещения и роспуска КПСС. Тем не менее процесс смены правящих элит еще только начался и даже ближайшие его перспективы слабо просматриваются. Но и без специальных социологических исследований ясно, что пока в этом процессе домини-руют тенденции преемственности.
Специалисты по проблемам элит отмечают здесь две общезначимые тенденции. Первую можно сформулировать так: при любых, даже самых радикальных полити-ческих изменениях старая элита не уходит полностью со сцены, а включается в новую в качестве ее части или — при революционных потрясениях — в виде отдель-ных фрагментов. Причин тому великое множество. Это и нехватка в рядах новой элиты профессионалов, владеющих информацией и практическим знанием, необхо-димыми для управления страной. Это и наличие "перебежчиков", осмотрительно покинувших старую элиту еще до ее поражения. Это и невозможность быстрой смены старых кадров на всех, хотя бы ключевых, постах. Наконец, это и общая слабость новой элиты на первых порах, толкающая ее к компромиссу с наиболее прагматич-ными и гибкими предшественниками.
Вторая тенденция — преемственность в виде заимствования у старой элиты цен-ностей, норм, идей, обычаев, традиций. Оно может происходить вполне открыто, когда, например, речь идет об уважении к общенациональным ценностям и истори-ческим святыням. Но заимствование чаще происходит "контрабандным" путем, негласно и даже вопреки публичным декларациям о полном разрыве с "проклятым прошлым". В этом случае меняются символика, обряды, ритуалы, лозунги — внешне элита предстает в новых одеждах. Однако ее идеология — не что иное, как более или менее перелицованные и модернизированные воззрения прошлых времен.
Причин у этого явления опять-таки много, в том числе и действие первой тенден-ции: заимствование происходит не только путем перенимания новыми властями взглядов и традиций предшественников, но и включением их носителей в новую правящую верхушку. Тем не менее я хотел бы выделить из множества причин две наиболее существенные для посттоталитарной эпохи. Прежде всего это интеллекту-альная, идейная, нравственная слабость новой элиты. Она пришла к власти без собст-венного идейного багажа, поэтому хватается за все, что попадается под руку. А привле-кательней всего, как ни парадоксально, выглядит испытанный^рсенал старой элиты. Вполне возможно, что здесь срабатывает и элементарный психологический механизм
Л
о подражания: наблюдая в течение многих лет процесс правления этой элиты, бессоз— § нательно усваивая образцы ее действий, поведения, риторики, ее идеи, новые политики, н придя к власти, также бессознательно воспроизводят их*. В полной мере сказанное Е относится к выходцам из вторых эшелонов прежней власти (у нас на Украине — власти о республиканского уровня). Другая причина заключается в том, что сама логика власти, = потребность в ее удержании, стабилизации вынуждает использовать такие политиче— ские и идеологические средства, которые новой элитой до прихода се к власти отверга— X лись по моральным и другим соображениям. Положение правящей, связанные с этим ^ обязанности и ответственность бысп ро заставляют отказываться от приподнято роман— м тических представлений о процессе осуществления власти.
S Итак, в ходе смены правящих элит невозможен тот быстрый и коренной разрыв у между новой и старой властью, о котором так мечтают ярые сторонники демократии, о Эти тенденции усиливаются у нас особенностями той обстановки, в которой проис— н ходит смена элит. Во-первых, ослабла "подталкивающая снизу" политическая ак— ^ тивность рядовых граждан, нарастают апатия, равнодушие к политике среди широ-ких слоев населения. Во-вторых, смена происходит главным образом в верхних эше-лонах власти: несовпадение, а то и разнонаправленность процессов в "верхах" и "низах"
огромной властной пирамиды способны свести на нет все позитивные перемены.
♦ * '
Оставляя пока в стороне вопрос о хозяйственно-управленческой части элиты, посмотрим на то, что условно можно назвать "новой политической элитой".
Из кого же она состоит? Вопрос важный не только для анализа характера нынеш-ней власти, но и для выявления ее перспектив. Для того, чтобы ответить на данный вопрос, надо сначала посмопэсть на состав общественного движения, которое на протяжении последних лет ооролось с советским (коммунистическим) режимом. Теперь уже очевидно, что в этом демократическом "потоке" доминировали предста-вители следующих социально-политических групп:
56 1. Интеллигенты, которые благодаря своей профессиональной деятельности осо-бенно остро чувствовали репрессивный характер старого режима, осознавали его бесперспективность.
2. Имевшиеся во всех других массовых слоях общества искренние приверженцы демократических ценностей и национального возрождения, т.е. идейные противни-ки коммунистического режима.
3.Люди, в той или иной мерс пострадавшие от прежнего режима, причем нетолько репрессированные, диссиденты и политзаключенные, но и все граждане, чья жизнь, по их убеждению, была искалечена, исковеркана тоталитаризмом.
4.Некоторые интеллектуалы из партийной элиты. Именно они, имея доступ к средствам массовой информации, смогли нанести первые ощутимые удары по офи-циальной мифологии, начать "революцию в сознании".
5. Демократически, реформистски, рыночноориентированные представители хо-зяйственной элиты.
6. Прагматики во всех звеньях властных и управленческих структур, которым все равно, каким богам молиться, лишь бы служить, а точнее — править. Это, используя выражение А.Н.Яковлева, "демократы по обстоятельствам".
7. Аутсайдеры-карьеристы из самых различных социальных групп, стремившие-ся использовать демократическое движение как социальный "лифт".
Отнюдь не все представители перечисленных категорий смогли войти в новую элиту. Выходцы из первых трех групп оказалась в целом слишком идеалистичными и непрактичными для того, чтобы править. Остальные же, вернее — наиболее удач-
Тем более, что других образцов в отечественной политической жизни просто не существовало — тоталитаризм не терпел политической оппозиции, препятствовал появлению контр-элиты, пытался ней-трализовать и изолировать таких ее деятелей, как Сахаров.
ливая их часть, составили костяк властей предержащих. И здесь бросается в глаза то, что новые политики так или иначе, непосредственно или косвенно, социально или профессионально были связаны со старой верхушкой, втянуты в орбиту ее влияния (даже при субъективном неприятии этой верхушки). Более того, высокий удельный вес в новой элите "реформаторов" и "прагматиков" (5-я и 6-я группы) позволяет говорить о рождении, кристаллизации новой элиты в недрах старой и, следовательно, о сильной генетической зависимости первой от второй.
Иллюзию серьезного обновления элиты создает действие социального "лифта". Он поднял на вершину тех, кто вчера были очень далеки от рычагов власти, находи-лись, так сказать, в гуще народной. Этот "лифт" вывел на авансцену и тех, кто занимал малопрестижные этажи властной и бюрократической пирамиды. Иллюзию создал также заметный приток интеллигенции в политику; с помощью телевидения и прессы ее представители на первых порах завоевали огромную популярность. Однако все это — не более чем изменение внешнего облика элиты. Она приобрела респектабельность, новую рекламную упаковку, но не смогла за счет отдельных лиц трансформироваться качественно. Более того, как свидетельствуют факты превра-щения вчерашних защитников народа, борцов за социальную справедливость в ны-нешних сиятельных вельмож, присваивающих привилегии старой элиты и даже умножающих их, новые слои густо пропитаны такими "старорежимными" традици-ями, которые способны быстро вытравить любые "души прекрасные порывы".
Главное, однако, в том, что политическая власть нынешней элиты еще только складывается*. Группировки, находящиеся в ее зыбких границах, слабо оформлены внутренними связями. В лучшем случае в этих группировках доминируют непроч-ные персональные отношения, в худшем — они разрываются внутренними противо-речиями, малосодержательной борьбой между лидерами за главенство. Как уже отмечалось, относительные сплоченность, целостность, единство — неотъемлемые свойства любой правящей элиты. Верхние же эшелоны нынешней власти в целом характеризуются рыхлостью, аморфностью, дезинтегрированностью. Обшая основа, связывающая воедино различные сектора и группировки элит, крайне слаба. Напро-тив, между ними идет крайне ожесточенная конкуренция, борьба не столько за доминирование (что является нормой для жизни элиты), сколько за единоличное господство и вытеснение противника из верхних эшелонов вообще. Эта малосимпа-тичная "война всех против всех", игра без правил способна взорвать и без того шаткое положение элиты как руководящего слоя.
Абсолютная борьба, для которой нет ничего святого, нивелирует и подчиняет себе общественные функции и цели государственной власти, обесценивает политические ориентации группировок, входящих в правящую элиту. Их безудержное бурление, перманентные трансформации, готовность заключать соглашение ("ради интересов дела") — хоть с самим дьяволом, "смена лиц", неожиданные альянсы, "измены" и предательства, отколы и расколы, "переодевание" "левых" в "правых", либералов — в государственников, интернационалистов — в национал-патриотов и наоборот, — все это свидетельствует о том, что большинство нынешних лидеров находится, мягко гово-ря, в поиске собственного политического и идеологического "Я"**.
Одна из важнейших причин слабости политической части элиты — отсутствие у большинства составляющих ее групп широкой социально-политической опоры. По крайней мере, ни о какой серьезной и кровной заинтересованности "низов" в "вер-хах" говорить не приходится. Группировки элиты и она в целом почти лишены возможности использовать широкую и организованную поддержку "снизу", как это было хотя бы в августе 1991 г., апеллировать к интересам тех или иных конкретных социальных групп. Натужные ссылки на "всенародную поддержку", подкрепленные цанными "социологических" обследований, напоминают брежневскую демагогию. В данной связи характерно колебание президента России между стремлением создать