Девушка нерешительно замялась.
— Снимай парик, вон подставка. Браслеты положи на столик. Я не украду, — угадал он её мысли.
Мотылек соскользнула с табуретки, разделась, если можно так сказать и, прошмыгнув мимо него, нырнула под одеяло.
Юноша лег, повернулся на бок и задремал, прислушиваясь к звукам у себя за спиной.
— Вы его любите? — тихо спросила танцовщица.
— Не знаю, — чистосердечно признался Алекс.
— Он красивый, — вздохнула девушка. — И добрый, не то что другие сынки богачей. Вином угостил.
Александр молчал. В душе царил полный хаос и смятение. Все чувства и желания перепутались, смешались, порождая глухую щемящую тоску. Неудачи, которыми закончились и первый, и второй сексуальные опыты, вновь заставили Алекса задуматься о своей скрытой сущности. Кто же он? Мужчина или все же женщина в мужском теле? Встреча с Раамосом только добавила дров в пылавший костер сомнений, сжигавший душу.
— Он знает, что вы его любите? — продолжала расспрашивать настырная танцовщица.
Алекс мог прикрикнуть на неё, наорать или заставить заткнуться. Но сейчас юноша нуждался даже в таком собеседнике.
— Это очень тяжело скрывать свои чувства, — вздохнула девушка, и Александр почувствовал у себя на спине её горячее дыхание. — Как будто весь мир отвернулся от тебя. Ничего не радует и не веселит. Все вокруг серое и печальное.
— Но он мужчина, — тихо проговорил Алекс. — Как и я.
— Да разве это важно! — с жаром вскричала Мотылек. — Главное — это ваши чувства и желания дарить друг другу любовь и радость. Глупо отказываться от счастья из-за таких пустяков.
Юноше показалось, что нечто подобное он читал в той, прошлой жизни. Помнится, та книга Саше Дрейк очень не понравилась.
— Хватит болтать! — раздраженно буркнул он. — Нам завтра выходить с рассветом.
Танцовщица обиженно засопела и тоже отвернулась. Скоро её дыхание выровнялось, и она заснула.
А Александр еще долго прислушивался к вскрикам, доносившимся из обеденного зала. "Маленький гигант келлуанского секса",— успел подумать он, проваливаясь в сон.
Ему снилась широкая река, вольготно раскинувшаяся меж поросших тростником берегов. По волнам медленно скользила большая лодка под полосатым парусом. В тени красного балдахина на кресле с высокой резной спинкой сидел немного постаревший, но все еще очень красивый Раамос. На мускулистой груди сверкала толстая золотая цепь с медальоном и множество драгоценных амулетов, изящные сильные руки украшали браслеты и перстни. Обведенные зеленой краской глаза смотрели строго и надменно. Украшенный иероглифами обруч поддерживал короткий, аккуратный парик.
Откуда-то сбоку появился еще больше растолстевший Туптах с металлическим подносом, на котором стояла чаша с необычайно крупным темно-красным виноградом.
Раамос взял одну ягоду, и мягко улыбаясь, вложил в открытый рот обнаженного Алекса, примостившегося у подножья кресла. Тот раздавил виноградину, с удовольствием чувствуя во рту сладкий сок. Келлуанин наклонился вперед и ласково погладил его по щеке, проведя тонкими пальцами по губам.
-Нет! — рявкнул Александр, рывком садясь на кровати. Сердце колотилось как бешеное, лицо горело от стыда, а во рту явственно ощущался вкус винограда. "Решил в одалиски податься? — с внезапной злобой подумал он о себе. — Наложницей стать, красавица гаремная?"
— Рано еще, — сонно пробурчала танцовщица, натягивая одеяло. — Спи.
"Какой тут сон!" — юноша скрипнул зубами и, соскочив с кровати, стал метаться по комнате, словно тигр в клетке.
"Пусть у меня не будет отношений с женщинами, — Алекс встал и взглянул на звезды, ярко блестевшие в крошечном квадрате окна. — Но любовником мужчины я не стану!"
Он подошел к кровати. В полумраке четко выделялась фигура спящей под тонким одеялом молодой девушки.
"Надо признать, что новые эксперименты в интимной сфере не принесут мне ничего хорошего. Значит, пора вспомнить, что я все-таки тамплиер".
— Пусть будет целибат! — пробормотал Алекс так понравившееся ему слово.
Внезапно он как-то сразу успокоился, словно бы вытряхнул из сапога мешавший идти камешек или прикрыл толстой заслонкой пылавший в душе пожар.
Александр лег, натянул до подбородка свое толстое, шерстяное одеяло и задремал.
— Тайси! — послышался тихий голос Бабочки — Тайси, вставай!
Спавшая у него под боком девушка недовольно завозилась. Прокравшаяся в комнату танцовщица на цыпочках подошла к кровати и, перегнувшись через юношу, потрепала подругу за плечо.
— Вы что уже уходите? — голосом мультяшного Кролика тихо спросил тот, открывая глаза. Девушка взвизгнула и, отпрыгнув назад, уронила табуретку.
— Да, господин, — пробормотала она дрожащим голосом. — Если опоздаем на молитву, верховный жрец нас накажет.
От грохота Тайси или Мотылек проснулась окончательно, села на кровати, потянулась, зевая во весь рот, и перебравшись через спокойно лежавшего Алекса, стала приводить себя в порядок.
Он повернулся на бок и, подперев голову рукой, стал с интересом наблюдать за танцовщицами. Даже в сумерках юноша видел недоумение на лице Бабочки, смотревшей то на него, то на поправлявшую парик коллегу.
Надев браслеты и тем закончив немудрящий туалет, та встала и пошла к выходу. Пропустив вперед подругу, Мотылек на минуту застыла в дверях.
— Прощайте, господин.
— Пусть с тобой пребудет милость богов, красавица, — кивнул Александр.
— Не скрывайте своих чувств, господин, — тихо проговорила танцовщица. — Не упустите свое счастье.
— Спасибо за заботу, Тайси, — поблагодарил юноша. — Я сделаю все, как нужно.
Едва за ней закрылась дверь, он откинулся на подушку. "Если бы еще знать, как нужно?"
Примерно через час его пришла будить старшая служанка. Увидев, что Алекс уже на ногах, она придирчиво оглядела комнату, очевидно выискивая следы ночного веселья.
— Господин зовет тебя завтракать, — проговорила Нефернейт, очевидно оставшись довольной осмотром.
Бурная ночь не прошла даром для молодого келлуанина. Раамос выглядел усталым, под глазами залегли темные круги, а рука, державшая ложку, еле заметно дрожала. "Жизнь блатная хуже, чем отрава", — вспомнилось Александру еще одно выражение папы Саши Дрейк.
— Хорошо погулял, господин? — спросил он, придвигая к себе миску с кашей из разваренных зерен пшеницы с изюмом.
— Танцовщицы в храме Геба горячие, — ответил молодой человек, разливая пиво. — А ты, кажется, совсем не устал?
Сведя к переносице густые брови, он взглянул на старшую служанку, застывшую у расписной колонны.
— Или твоя девушка не старалась, и я зря отдал свой любимый браслет?
— Она все отработала честно, — заверил его Алекс. — Просто я был слишком пьян, чтобы заниматься этим всю ночь.
— Тебя предупреждали! — покачал головой довольный Раамос. — Надо меньше пить, тогда больше сил останется на другие удовольствия.
— В следующий раз обязательно воспользуюсь твоим советом, — пообещал Александр.
Пока они ели и похмелялись, Туптах уложил все вещи хозяина в сундук.
Распрощавшись со старшей служанкой, путники направились в Дом ожиданий. Там Раамос сердечно поблагодарил за гостеприимство Мсафагнеша и познакомился с десятником Мосмоотом. Отряд под его командованием охранял небольшой караван, направлявшийся в Уразские каменоломни.
— Мы ждали только вас! — недовольно проворчал кряжистый пожилой воин, хмуро глядя на молодого келлуанина.
— Мне передали, что выходим с рассветом, — парировал тот. — Солнце еще не встало, так что мы не опоздали.
— Ваших слуг я поставлю в общую колонну, — не стал спорить десятник. — Идем и останавливаемся по моей команде! Даже если по нужде приспичит, надо доложить мне!
— Разумеется, — легко согласился Раамос. — Вы командир.
За время этой содержательной беседы Алекс оглядел двор. За решеткой по-прежнему не было ни одного узника. Зато там высилась куча странных, обмотанных веревками ящиков. Группа воинов сидела на скамьях, лениво переговариваясь. Рядом стояли прислоненные к стене красно-черные вытянутые щиты и короткие копья с бронзовыми наконечниками. В противоположном углу прямо на земле расположились носильщики, передавая друг дружке тощий бурдюк.
— Господин Барефпуат! — громко крикнул десятник. — Где ты там?!
В дверях за навесом появился молодой парнишка в одежде писца с большой холщевой сумкой на боку.
— Эй, бездельники! — громогласно обратился он к носильщикам. — Поднимайтесь! Берите поклажу, пора выходить. Амош-Раа уже плывет по небу на своей лодке. Или вы думаете, лучезарный бог будет дожидаться, пока вы вылакаете все пиво?!
Одетые в одни набедренные повязки, все как один жилистые, сухие келлуане быстро встали на ноги и направились к двери в ограде, возле которой уже возился с большим замком знакомый тюремный стражник. На миг у входа образовалось небольшое столпотворение.
— Быстрее, пьяницы, пропившие собственные цииры! — рявкнул Мосмоот. — А то отведаете палок!
Угроза прибавила носильщикам энтузиазма, и вскоре они стояли тесной кучкой с грузом за спиной. Двенадцать ящиков и три большие корзины с плетеными крышками.
— Благослови нас, Найб, благополучно добраться до Уразского озера! — воздел руки к небу десятник. А молодой писец громко затянул религиозный гимн.
Да славится, Гибд, хранящий в дороге людей,
Кто вышел из дома в своих бесконечных заботах.
Чьи ноги без устали бьют по дорожной пыли,
А плечи согнулись к земле от тяжелого груза.
Пусть он оградит их от всех неудобств и тревог,
Поможет скорее вернуться к родному порогу.
Носильщики подхватили мотив и вслед за начальством стали один за другим покидать двор Дома ожиданий. Вытянувшись цепочкой, их караван шел по узким улочкам просыпавшегося Билда, где горожане проворно прижимались к стенам, освобождая дорогу.
За городом окончательно оформился порядок движения. Впереди десятник с писцом и Раамосом, за ними согнувшиеся под тяжестью груза носильщики, потом Алекс с Туптахом. Замыкали шествие трое воинов, еще десяток шли по бокам, то ли охраняя, то ли конвоируя.
Двигаться в самом конце колонны Александру не понравилось. Мелкая пыль, поднятая босыми ногами идущих впереди, забивалась в ноздри, лезла в глаза. Скоро их караван вышел к широкому каналу, по дну которого уже бежал весело журча широкий мутный ручей.
— Теперь воду можно с собой не тащить, — удовлетворенно заметил Туптах. — А то пришлось бы брать еще одну корзину.
— В месяц засухи каждый узник кроме обычного груза несет с собой бурдюк воды, — смешно шепелявя беззубым ртом, проговорил пожилой вин с морщинистым лицом. — И этого ему должно хватить до Уразского озера.
— А если он выпьет все раньше? — поинтересовался толстяк.
— Тогда умрет от жажды, — усмехнулся солдат. — Если конечно кто-нибудь с ним не поделится.
— Скоро тут все будет под водой, — поддержал разговор второй воин. Тоже не молодой сухопарый мужчина со шрамом на щеке.
— Как высоко она поднимается? — поинтересовался Алекс.
— Здесь будет по колено или по грудь, — рассудительно ответил беззубый воин. — Год на год не приходится. А вот по каналу пойдут большие барки с камнем для храмов Амошкела или Перха.
— Мы тоже будем возвращаться назад на корабле, — сказал воин со шрамом.
— И долго вы пробудете в каменоломнях? — задал новый вопрос Александр.
— Как получится, — пожал плечами беззубый. — Если судить по тому, как прибывает вода, то дней через десять.
— А ты, Алекс, тоже будешь ждать попутного корабля? — спросил Туптах.
— Нет, — юноша покачал головой, поправляя шест на плече. — Господин приказал отдать письмо и возвращаться.
— Разве ты не слуга господина Раамоса? — удивился солдат со шрамом.
— Я служу первому пророку храма Сета в Абидосе, — сказал Алекс.
— Ты чужак?
— Да.
— У нас есть приказ, арестовывать всех подозрительных, кто направляется в Дельту, — сказал воин со шрамом, забегая вперед и глядя на Александра выцветшими от старости глазами.
Тот спокойно пожал плечами.
— Я иду на Уразское озеро и несу письмо господину Гнешуеру.
— Покажи? — потребовал солдат.
Не останавливаясь, Алекс сунул руку в висевшую на плече сумку, достал свернутый папирус и, не выпуская из рук, показал цепочку иероглифов.
— Я позову писца? — предложил до этого молчавший воин.
— Как хочешь, — пожал плечами юноша. — Господин Раамос уже смотрел его.
— Да! — подтвердил Туптах. — Еще в Гивре.
— Все равно я скажу десятнику на первом же привале, — пообещал беззубый воин.
Больше они не разговаривали. В полдень караван остановился на короткий отдых. Носильщики и солдаты получили по лепешке с изюмом и сушеными финиками. Раамос угостил писца и десятника пивом с булочками и остатками жареной газели. Он поручился за Александра.
— Этот человек спас мне жизнь, и он действительно следует в Уразские каменоломни с письмом своего господина.
Алексу пришлось еще раз доставать папирус.
Мосмоот хмыкнул, глядя, как юноша убирает свиток в сумку.
— Мне кажется, писец Гнешуер больше не служит в каменоломнях.
— Как это? — встрепенулся Александр, стараясь сыграть удивление. — Откуда вы знаете?
— Вы ничего не перепутали? — спросил Раамос.
Десятник почесал затылок под париком.
— Их там два десятка, разве всех упомнишь? — проворчал он. — Но, по-моему, его перевели.
— Вот приду, сам узнаю, — вздохнул Алекс, кланяясь.
Пока все отдыхали, он спустился к ручью и сполоснулся в прохладной мутной воде, смыв с тела надоедливую пыль.
Так и не получив приказ начальства об аресте, воины перестали обращать на него внимания. Он тоже не испытывал большого желания с ними разговаривать. Даже Туптах помалкивал, вымотавшись за долгую дорогу.
Александр мерно переставлял ноги, то и дело поглядывая на клонящееся к закату солнце. За спиной жалобно покряхтывал толстый слуга, и тихо переговаривались воины. Впереди маячила большая корзина, покачивавшаяся в такт шагам носильщика.
Послышалась громкая команда десятника. Обрадованные люди избавились от груза, сложив ящики аккуратной кучей, возле которой тут же встал караульный. На небольшой возвышенности, где караван остановился на ночлег, не росла даже трава, поэтому топливо для костров собирали в зарослях по берегам канала, пугая ящериц и змей.
Ужинали поджаренными над огнем черствыми лепешками, запивая их мутной водой. Только для начальства нашелся в одной из корзин большой бурдюк с пивом, которым десятник и писец настойчиво потчевали Раамоса. Тот не пожелал оставаться в долгу и приказал слуге достать остатки деликатесов, приготовленных заботливой Нефернейт.
Туптах добросовестно выполнил распоряжение господина, но часть булочек прикарманил. Их с Алексом никто и не подумал угощать. Они развели костерчик чуть в стороне, где прекрасно поужинали. Измотанные переходом люди быстро угомонились. Мосмоот выставил на ночь двух часовых и тоже завалился спать.
Пошатываясь, подошел Раамос и тяжело опустился на одеяло, заботливо разложенное Туптахом возле чуть тлеющего костра. Молодой человек бросил на угли пару сучьев. Пламя взвилось вверх, радостно пожирая сухую древесину.
