Вы, представляете, наши люди — действительно непостижимы. В нашем элитном коттеджном посёлке оказались двое, пожелавших держать коров и руководство мудро не стало возражать, так, что три коровки снабжают молоком наверно половину посёлка, все берут у них понемногу, но постоянно, и все довольны, кроме, может, ближайших соседей, всё-таки коровки не молчат, и пахнет от них. Ещё у нас есть одна дама, у которой в гараже настоящая перепелиная ферма, где несколько сотен перепелов на откорме и несутся, так, что свежие пятнистые перепелиные яички и тушеные перепела в нашем рационе далеко не редкость. И ещё пара человек, аналогично держат курятники, снабжая нас курятиной и яйцами без всяких антибиотиков. Вот против поросят в посёлке категоричный запрет, наверно и правильно. И кроликов с баранами ни у кого нет. Вот и выходит, что кашка на молоке самом настоящем живом, чем Нина вкус объясняет. А я уверен, что дай мне все те же ингредиенты и поставь к плите, такая гадость получится, что никто есть не станет...
Хрюша и Мульча как царские рынды сопровождают меня по всему второму этажу. Хрюша вообще, мне кажется, считает Мульчу чем-то средним между меховым ковриком и грелкой, к которой пристраивается при любой возможности и довольно сопит под боком. Котейка вначале пробовала эту невразумительную малявку построить, но та просто не пожелала ничего понимать. Под бочком у котейки тепло и уютно, кто же от такого станет отказываться. А спит она так смешно. Мульча и привычные мне собаки, кого я видел, спят на боку, разница только в том, вытянуты ноги или поджаты... Даже когда спят, свернувшись калачиком, всё равно это на боку получается. Хрюша спит на животе вытянувшись по полу, словно по стойке "Смирно" и как-то это у неё так органично получается, когда выставленная вперёд нижняя челюсть, грудь и живот помещаются на плоскости, а самой возвышенной частью оказывается антенна штопора-хвостика, задние ножки вытянуты по этой же линии, а передние по бокам, как по швам. Выглядит это страшно неудобно, а она дрыхнет и дискомфорта не испытывает...
Мне кто-то рассказывал, что лаек специально выводили, чтобы крендель закрученного хвоста было физически не распрямить. Что у собак рефлекс — от страха поджимать хвост — это нечто бОльшее, чем просто движение части тела. И что, лайки, не имеющие физической возможности поджать хвост, поэтому органически лишены страха. Что даже в ритуалах доминирования в стае проигравшая собака максимум, чем может показать своё поражение — это свалить баранку хвоста набок. А страха лайки и, правда, совершенно не знают, как бы они иначе лезли на разъярённого медведя, чтобы отвлечь его от охотника. Это не значит, что это положение распространяется на доберманов или боксёров с купированными под корень хвостами. Да, фактически они не могут поджать отсутствующий хвост, но это не мешает им поджимать свой обрубок, то есть, фактически несуществующий хвост. А вот у бульдогов смешная закорючка хвоста, как и у лаек ограничена в движениях, они тоже физически не умеют бояться. Так, что гордо торчащая кривая антенна Хрюшиного недохвостика всегда смотрит в сторону неба, а малявка просто не подозревает, что ей есть в мире чего бояться, впрочем, радостно махать этим недоразумением при виде любимой хозяйки ей это не мешает, правда амплитуда скромная, но ведь машет...
А какой спектакль устроили они нам с Мульчёй. Это наверно можно было бы называть сценками заигрывания и предложения дружить. Конечно, у нас были некоторые опасения, что более взрослая Мульча может не принять малышку и возникнет конфликт, который придётся как-то разрешать. При этом я очень надеялся, на уже не раз продемонстрированный ум моей чёрной котейки, что не станет она из-за такой мелочи устраивать глобальный скандал. Мы сидели в гостиной на втором этаже. Я и Аля обнявшись на диване, а Хрюша тогда ещё даже не подозревавшая, что её так зовут на полу, оставляя за собой цепочки маленьких капелек, обследовала незнакомую территорию вокруг. Для её размеров, если прикинуть пропорции, гостиная по площади наверно не уступает пяти-шести дачным соткам в нашем восприятии. Тут появилась Мульча, уже отошедшая от первого шока и кажется осознавшая, что это вот слюнявое недоразумение — это всерьёз и надолго. Что интересно, она не запрыгнула на своё любимое кресло, хотя всегда предпочитала валяться на мягком и где её малявка точно не достанет, а развалилась недалеко от лестницы, откуда и пришла. Скоро Хрюша сообразила, что там что-то очень интересное чернеется и старательно поползла в том направлении. Котейка выжидала до последнего, а потом стремительно переходила на пару метров в сторону, где обнюхав пол снова укладывалась, совершенно по-царски изображать из себя мультяшную Багиру. А расстроенная малявка не достигшая своей цели снова наводилась и ползла к новому местоположению этого такого интересного чёрненького, которое с ней кажется ещё и играть пытается. За вечер мы поняли, что упорства в достижении цели бульдожке не занимать. Усталая она дважды отлучалась покушать и попить, но потом снова пыталась настичь свою неуловимую, но такую интересную чёрную цель. Потом поужинали и когда ложились спать Мульча и Хрюша уже вполне по-родственному устроились спать рядышком. А утром, когда проснулся, наблюдал трогательную картинку, как котейка забросила на щенка переднюю лапу, словно обнимая и оберегая, а Хрюша сопела ей куда-то в её кошачью подмышку. Словом, скандал между кошкой и собакой не состоялся...
От регулярных занятий в ванне я уже в феврале смог сам вставать и даже делать до десятка шагов и не падал после этого весь мокрый от пота без сил. Как уверила меня Аля, у меня начало округляться тело. А в ванне я уже мог не только сгибать и разгибать ноги, но даже делать некоторые упражнения по растяжке. Про то, чтобы печатать текст на ноуте или играть на синтезаторе речь пока не шла, но я уже и сам видел явные изменения к лучшему, я имею в виду печатать всеми пальцами, двумя пальцами и мышкой я вполне уже мог управляться. И эти изменения меня подстёгивали не хуже обещания любых неземных благ. Теперь Аля больше переживала и старалась удерживать меня от чрезмерного рвения. Наверно она права в том, что не нужно рвать жилы и стараться рывком сделать что-то, что нужно действовать медленно и последовательно, но наверно здесь вылезала моя мужская сущность, и я пару раз себя загнал, перетренировавшись, так, что на следующий день пальцем мог едва пошевелить. Но к счастью, ничего непоправимого не случилось, я отлежался и продолжил свои занятия и тренировки. А с появлением у нас этого пыхтящего курносого очарования мне так захотелось с ней выйти погулять по первой весенней травке. Не знаю, как будет именно с самой первой травкой, но мне кажется, что в мае я уже смогу дошкандыбать до входной двери. И так хочется посмотреть, как эта толстолапая красотка с гордо задранной в небо запятой своего смешного хвостика будет пыхтеть, и обнюхивать впервые в её жизни увиденную траву, а может ещё и за бабочками побегает, она у нас девчонка весёлая... Вообще, бульдожка — это чудо, всё у неё не так, как положено. Вот, когда любая собака или щенок садятся на попу, они сгибают ноги под себя, наверно чтобы встать, просто выпрямив лапы. Хрюша садится на попу и задние ноги у неё вытянуты вперёд прямые, а чтобы встать, она их не под себя втягивает, а упирается с боков и встаёт небольшим толчком подкинув свою попенцию. А уж про её курносую мордочку и мимику можно вообще часами рассказывать. Из-за собранной на моське складками кожи первое время вообще было трудно разобрать выражение её мордочки. А постоянно немного высунутый кончик розового языка — вообще выглядит, как лёгкая издёвка, но у неё резцы не смыкаются из-за строения челюсти и языку в таком положении просто удобно. И что меня купило в ней окончательно, такая сволочная лживая нация, как англо-саксы, умудрилась вывести породу удивительную своей цельностью, бульдоги — они настоящие, до абсолюта честные и прямые. Я бы вообще, сказал, что у них самый настоящий русский характер в лучшем его варианте, когда всё честно и полностью, как там в песне: "...Любить, так любить, гулять, так гулять...". И мало того, что это очень приятно, так ведь это ещё и ответственность какая...
Почему я столько про свои ощущения и переживания во время болезни? Так ведь это в тот период и было фактически всей моей жизнью. Со стороны это наверно не слишком интересно, но именно это было со мной круглые сутки с перерывом на сон и еду. Постараюсь быть более кратким и больше особенно не нудить о том, как трудно и дико учиться заново ходить, как готов был выть от боли, когда оказалось уже закостенели связки и их нужно разрабатывать. И я выбирал моменты, когда был уверен, что Аля не зайдёт и задирал ноги, сгибал их, хотя и на это не было сил, но с другой стороны эти усилия вполне заменяли мне обычные физические нагрузки. С учётом того, что я теперь не мог проводить привычную растяжку знакомую мне по танцзалу, я залез в сеть и скачал комплексы упражнений йогов. Они были интересны для меня не своей духовной составляющей, а тем, что для растяжки им требуется очень небольшое пространство и упражнения большей частью статичные, и я могу почти всё делать в пределах ванны. Ну, что тут скажешь, я даже сложить ноги в сидячую позу йогов смог только на третий день, хотя в этом теле вообще не считал это сложным, всё-таки у девочек связки гораздо более эластичные, в прошлом теле я так ноги заплести мог только в детстве. Когда у меня это получилось, к приходу Али я смеялся сквозь слёзы, и удалось убедить мою лапушку, что я просто смеялся, а не рыдал от боли. На самом деле, это было, правда, больно, но дело даже не в этом, а в том, что после того, как я заплёл свои ноги в "лотос", пусть даже через боль и порадовался этому, оказалось, что сил их расплести у меня банально не осталось, а сами собой ноги распрямляться не желали. Вот и пришлось, стиснув зубы из последних сил расплетать свои ноги, что оказалось намного больнее, чем сложить их как нужно...
Вообще, научиться ходить оказалось гораздо проще, чем научить свои пальцы двигаться, как следует. К концу мая я сдался. Помните, я рассказывал, что когда я впервые учил Юн-Ми играть на синтезаторе, передо мной словно стояла непреодолимая прозрачная стена, которая не давала мне почувствовать свои пальцы. Теперь передо мной была не прозрачная неведомая плёнка, а железо-бетонное ограждение какого-нибудь секретного военного объекта способного выдержать артиллерийский обстрел и даже парочку ядрёных фугасов. Я уже вполне мог пользоваться столовыми приборами, двумя пальцами шустренько набивал сценарий Электроника, вернее, Электроницы — Эли, таки захотелось мне превратить мальчишку в девочку, пусть и здесь у мальчишек будет свой секс-символ вместо Алисы Селезнёвой, такая супер-гёрл или супер-маня. Тем более, что и контраст выходит гораздо более резкий, всё-таки мальчишки — это авантюристы и ждать от них можно многого, а вот от пай-девочки-тихони едва ли ждут суперменских поступков.
Вот в этой непонятной для меня позиции я решил посоветоваться с Людмилой Михайловной, которая в своей долгой педагогической практике не одному криворукому детёнышу поставила пальцы на клавиши. Я же сам помню, как в самом начале у меня были даже не пальцы на клавишах, а обрезки берёзовых веточек, которые совершенно не желали нажимать туда, куда нужно и постоянно цеплялись и нажимали там, где нажимать не нужно. А уж попасть, не глядя, в нужную белую клавишу идеально похожую на десятки своих сестрёнок, это было просто лотерейной удачей и прямо мистикой какой-то. И сколько раз за эти первые трудные часы занятий я приходил к мысли, что эти шаманские чудеса созданы явно не для моего организма, кажется совершенно не способного к такой изящной деятельности. Но моя первая учительница не отступала, хвалила за то, за что и хвалить то никакого смысла не было, если вдуматься, раз за разом твердила как мантру: "Серёженька! Вы удивительно талантливый мальчик и у вас всё обязательно получится. Уж поверьте моему педагогическому опыту, я самого Мишеньку Книделя играть на фортепиано учила"... И когда через полгода я сыграл сам какую-то совершенно простецкую ученическую пьеску, которая вся целиком поместилась на половинке листа нотной бумаги и всю её можно было сыграть даже одним пальцем, моя гордость не просто достигла макушки головы, она выплеснулась в стороны и кажется затопила ближайшие улицы. И до сих пор так и не узнал, чем же так знаменит Михаил Книдель, может в конкурсе Чайковского был признан лучшим пианистом, а может теперь работает ведущим не слишком известного политического шоу на телевидении, а может был так сказочно туп, что выученная им после пяти лет учёбы фортепианная пьеска моей учительницей приравнивается к золотой олимпийской медали, мысленно ею себе выданной...
Когда я показал состояние своих умений приехавшей Людмиле Михайловне, она была даже не в шоке, это скорее было похоже на прострацию, когда в мире что-то явно не туда поехало, вода стала сухая, листва фиолетовая, а воробьи сторожевыми, яростно кидающимися в сторону случайных прохожих зашедших на охраняемую территорию. Я же пытался объяснить, что я всё помню, знаю, как нужно играть, но мои пальцы меня не желают слушаться и я совершенно не чувствую отклика от них. Как бы не было дико всё, что я говорю и показываю, но матёрый детский учитель — это вам не истеричная семнадцатилетняя мармазетка, готовая хлопнуться в обморок даже от пшика бутылки Колы...
— Ладно, девочка, давай начнём с того, что попробуем поставить тебе правильно руки...
Конечно, ей было очень неудобно, что вместо привычного пианино приходится пользоваться синтезатором, пусть и с совершенно идентичной рояльной клавиатурой. И высота не такая, и форма непривычная и ещё десяток этих "не так". Но Людмила Михайловна на то и профессионал, тем более, что в последние годы я далеко не первый, кто не желал связываться дома с громоздким пианино. Но главное требование идентичности размеров клавиатуры у меня было выполнено. И с этого момента я смотрел, как работает профессионал высшего уровня. Она ставила мои тыкающиеся не туда пальцы, раз за разом повторяя и так известные мне фразы, при этом, не раздражаясь и не торопясь. Она словно вела меня по какому-то лабиринту, где были только мы с ней и мои непослушные пальцы на клавиатуре...
Только после занятий, когда нас Аля усадила пить чай, я понял, насколько выложилась моя учительница, да и я сам сидел только потому, что спинка стула не давала мне сползти на пол от усталости. Она приезжала к нам по вечерам понедельника, вторника, четверга и субботы, и возилась со мной по два с половиной — три часа. Я ставил пальцы как нужно, они вставали куда попало, Людмила Михайловна с бесконечным терпением медитирующего брамина поправляла постав рук и так раз за разом. При этом я отлично знал, как правильно, что её требования это даже не на уровне простых заданий, это ещё даже не дотягивало до уровня заданий первого класса музыкальной школы. Я злился, меня бесила моя неспособность справиться с моими дубовыми пальцами, я как бился в бетонную стену между мной и моими руками. Если бы был один, я забросил бы эти занятия уже через неделю и про себя очень надеялся, что терпение Людмилы Михайловны скоро лопнет, и она прекратит биться с такой тупой ученицей, но она приезжала, лихо тормозила возле нашего дома своего серебристого "Тойотика-Платца", удивительно похожего на привычного мне "Матиза". Мы давно оформили на неё постоянный пропуск на въезд в посёлок, ну, не устраивать же каждый раз переговоры с охраной, чтобы она смогла въехать внутрь...
