— Рабочие и крестьяне вкалывают до седьмого пота, чтобы заработать нашей стране валютную копейку, чтобы скорее оснастить нашу промышленность современной техникой. А тут развелись любители строить потемкинские деревни, превращать оплаченное кровью и потом импортное оборудование в ржавые декорации, работающие через пень-колоду. Зато рапорты пишут — залюбуешься! И вместо высоких темпов мы с вами получим работающие вполсилы, а то и простаивающие цеха, зато наверх пойдет ворох победных реляций. Да нам никаких вредителей не нужно, сами все ресурсы разбазарим, да таких дров наломаем — только держись! — тут я решил немного придержать рвущиеся наружу эмоции, взял паузу, набулькал немного водички из графина в граненый стакан и не спеша выпил.

— А как же нам тогда достичь высоких темпов? — голос мой стал несколько более сух и деловит. — Об этом на совещании было сказано достаточно. Четкое планирование строительства, начиная от проекта, реальное обеспечение строек материалами, машинами, рабочей силой, правильная организация строительных работ. Никакой тайны здесь нет! Дело лишь за тем, чтобы обеспечить все это на практике. Прекрасно знаю, насколько всё непросто. Приходится сталкиваться и с неразберихой, и с ведомственными амбициями, и с волокитой, и просто с разгильдяйством, и с ошибками, неизбежными при всяком большом и новом деле, и с давлением начальственных карьеристов. Вот тут и будет к месту лозунг — не оглядываться на трудности. Вот тут и будет к месту социалистическое соревнование — не гонка за рекордами и дутой отчетностью, а борьба за качественное выполнение работ строго по графику. Сможете опередить график — честь вам и хвала. Но не за счет штурмовщины, брака, пренебрежения техникой безопасности и сдачи любой ценой реально неготовых объектов, — делаю ещё один глоток воды из стакана.

— Тут кто-то поминал недобрым словом капитулянтов и маловеров. Скажу прямо: капитулянты и маловеры — это те, кто полагает, что рабочие, инженеры, хозяйственные кадры страны Советов не могут организовать колоссальный фронт строительных работ на самом высоком уровне ответственности, на самом высоком уровне качества, и что достижение высоких темпов возможно лишь ценой перенапряжения сил и пренебрежения строительными нормами и правилами. Наша задача — обеспечить реальные, а не дутые темпы социалистического строительства! — аплодировали мне довольно громко. Некоторые — с неподдельным энтузиазмом. Но, подозреваю, выступление это даром мне не пройдет.

Глава 7. На душе — тревожно

7.1.

Всплывшее в сознании после разговора с Весником слово "пенициллин" не шло у меня из головы. Но что я помню о нем? Открытие Флеминга, результаты которого опубликованы в 1929 году. Значит, наши могут уже знать. Безуспешные попытки выделить чистый пенициллин высокой концентрации. Затем успех, где-то в начале войны. Примерно в это же время первых результатов добились и наши. Но кто? Фамилии не запомнились, и тот факт, что я смотрел посвященный этим событиям телевизионный фильм "Открытая книга" по роману Каверина, мало чем мог помочь — там фамилии были вымышленные.

Что же ещё я помню? Думай, голова, думай! Надпись на ампуле с белым или чуть желтоватым порошком: "бензилпенициллина натриевая соль". Затем в памяти всплывает словечко "лиофилизация". Что это? Какое отношение имеет к пенициллину? А, кажется при помощи этой технологии получают современную разновидность растворимого кофе: путем выпаривания в вакууме при очень низких температурах. Может быть, и порошок пенициллина так же делают?

Пока участники совещания еще не покинули здание ВСНХ, решил нагло воспользоваться служебным положением и, вырвав Сырцова из цепких рук окруживших его начальников строек, утащил к себе в служебный кабинет.

— Слушай, Сергей Иванович, кто у вас в Наркомздраве микробами занимается?

— Тебе-то зачем? С чего бы тебе микробами интересоваться? — закономерно удивился тот.

— Так, прочел одну любопытную статейку по антимикробные препараты, решил поинтересоваться, как у нас дела в этой области обстоят, — немного уклончиво объясняю ему причину своего интереса. — Не в службу, а в дружбу, узнай, а? И перезвони мне на работу.

— Ладно, — пожал плечами Сырцов, всем своим видом демонстрируя, что моя блажь ему непонятна, но почему бы и не сделать одолжение хорошему человеку?

Через несколько дней повседневные заботы уже вытеснили из памяти этот разговор, но вот однажды на моем рабочем столе звонит телефон, и секретарь сообщает:

— Вас просит председатель Совнаркома РСФСР Сергей Иванович Сырцов.

— Соединяй!

Оказывается, Сергей Иванович не забыл о моей просьбе, и вот на листке настольного календаря передо мной появляются торопливо набросанные карандашом строчки:

Биохим ин-т НКздр РСФСР

Воронц поле 8

акад Бах Алекс Ник

Выяснить телефон директора секретарю не составило большого труда, равно как и созвониться с академиком, чтобы договориться о встрече.

Дом на Воронцовом поле — бывшая усадьба семьи Вогау. Ее последний представитель в Москве, Гуго Марк, был известным жертвователем в пользу российской науки, — например, именно в его особняке по соседству, под номером 10, располагается физико-химический институт, также возглавляемый академиком Бахом. Правда, в конце XIX века территория усадьбы под номером 8 была продана семейству Банза, для которого в 1911 году и был выстроен особняк, в который я сегодня направляюсь. От обоих соседствующих особняков к Яузе спускается большой сад, встречающий меня свежей майской листвой. Но меня всё не покидает ощущение, что особняк в стиле "модерн" под номером восемь мне хорошо знаком. Круглое окно над центральным эркером, шатровая крыша левого крыла, чугунные чаши над столбами въездных ворот, облицовка светло-бежевым изразцом... Ба, так это же здание посольства ныне еще не существующей Республики Индия!

Основатель и директор Биохимического института Наркомздрава РФСР Алексей Николаевич Бах принял меня в своем служебном кабинете. Обстановка в нем была не похожа на многие известные мне кабинеты высокопоставленных персон. Комната имела довольно скромные размеры и немалую часть ее занимали полки, уставленные книгами. На столе — старый, явно ещё дореволюционного выпуска, телефон с тускло поблескивающими латунными деталями и вычурно гнутой трубкой. Сам рабочий стол академика, как и его кабинет, тоже не поражал величиной. Зато в стоящем рядом со столом огромном кожаном кресле с высокой спинкой можно было утонуть. Именно в нём устраивается владелец кабинета после обмена любезностями и взаимных представлений, а мне указывает на свой рабочий стул.

— Устаю уже долго работать за столом, знаете ли, — оправдывается он. Да, лет ему немало — уже за семьдесят перевалило, ещё в народовольческом движении успел поучаствовать. Большая окладистая борода насквозь седая, а волосы на голове сохранились лишь у висков. Но взгляд академика живой, цепкий и внимательный. У его ног — вещь в иных начальственных кабинетах и вовсе невозможная — крутится коричневый сеттер. Излагаю свою легенду в несколько более развернутом виде, нежели преподнес Сырцову:

— Алексей Николаевич, надеюсь, много времени у вас не отниму. Научно-технический отдел ОГПУ обратился ко мне с просьбой найти специалиста, способного дать квалифицированное экспертное заключение по информации о разработке за рубежом какого-то нового типа антимикробных препаратов.

— А к вам почему, а не прямо в Наркомздрав? — удивился Бах.

— Этот отдел привык уже через меня работать, — объяснение ничем не хуже любого другого. — По любым вопросам дергают. Но о действительном заказчике экспертизы лучше не распространяться.

— А-а... понимаю. Да, Виктор Валентинович, вас к нам верно направили. Думаю, надо вам в отдел биохимии микробов заглянуть. Его у нас Зиночка Ермольева возглавляет, как раз у нее и проконсультируетесь, — академик поколебался немного, потом махнул рукой, и неторопливо встал, или, точнее, воздвигнулся из своего кресла:

— Давайте провожу.

Лаборатории института встречают нас разнообразными запахами препаратов, блеском колб, пробирок, штативов, белизной халатов сотрудников. Бросается в глаза резкий контраст оснащения лабораторий с тем, что я видел в свое время. Никаких тебе электронных приборов, да и вообще с приборным оборудованием не густо. В одной из этих лабораторий Бах окликает женщину в белом халате, занятую разглядыванием чашек Петри, рядком выстроенных на столе:

— Зинаида Виссарионовна! ("За глаза — так Зиночка, а в глаза — Зинаида Виссарионовна" — машинально отмечаю я).

Когда она оборачивается, директор института обращается уже ко мне:

— Вот, извольте любить и жаловать — Зинаида Виссарионова Ермольева, заведующая отделом биохимии микробов.

А вот теперь он снова обращается к ней:

— Позволь тебе представить товарища из ВСНХ, Виктора Валентиновича Осецкого-Лагутина. Ему требуется консультация, о сути которой он сам тебе поведает. А мне позвольте откланяться, — и с этими словами академик удалился.

Да уж, попробуй такую не полюбить и не пожаловать: настоящая казачка, ещё и в самом соку (вряд ли ей далеко за тридцать), красивая той убийственной для мужчин красотой, какой издавна славятся уроженки области Войска Донского. Не встреть бы я до того Лиду — был бы сражен наповал.

Но — эмоции в сторону. К делу! Достаю из кармана блокнот и, сверяясь с записями в нем, начинаю:

— При анализе иностранной научно-технической информации мне попалось на глаза сообщение от 1929 года об открытии британским ученым... — ещё раз сверяюсь с записями в блокноте, — Александром Флемингом какого-то нового антимикробного препарата с многообещающими свойствами, — беру быка за рога, но легенду с ОГПУ решаю придержать. — Не могли бы вы дать заключение: насколько перспективна работа в данном направлении?

— Действительно, доктор Флеминг обнаружил, что грибок Penicillum notatum выделяет вещество, подавляющее развитие гноеродных микробов, таких, как стрептококки и стафилококки. Такое вещество могло бы стать хорошим подспорьем в борьбе с послеоперационными и раневыми инфекциями. Однако перспективы введения его в фармакологическую практику весьма туманны, — покачала головой Зинаида.

— Почему же? — немедленно интересуюсь у нее.

— Дело в том, что ни самому Флемингу, ни его последователям пока не удалось получить действующее вещество в сколько-нибудь высокой концентрации и в пригодном для хранения виде, — отвечает заведующая отделом.

— А в чем загвоздка? С какими проблемами они столкнулись? — не отстаю я.

— Насколько я слышала, — не очень уверенно начинает объяснять Ермольева, — вещество оказалось очень нестойким и быстро разлагается. Особенно в том случае, когда питательный бульон, в котором развивается культура грибка, подвергать нагреву для выпаривания, чтобы повысить концентрацию.

Слова на ампуле "натриевая соль бензилпенициллина" всплывают перед моим мысленным взором...

— Скажите, а к какому классу химических веществ относится эта действующая субстанция? — как-то ведь фармакологи превращали его в соль...

Заведующая отделом биохимии микробов задумывается на минуту:

— Помнится, по описываемым свойствам, это скорее кислота.

— Тогда стоит попробовать перевести его в менее активное состояние — например, осадить щелочью, да той же содой, и превратить в соль. А если это вещество разлагается при нагревании, то, может быть, его надо охлаждать или даже замораживать? — вываливаю на неё свои предложения.

— Может быть, — Зинаида Виссарионовна пожимает плечами, — я об этом ничего не знаю. И потом, в замороженном виде бульон не выпаришь.

— Как же так? — возмущаюсь я. — А возгонка?

— Это вам не кристаллы йода, — парирует женщина. — Конечно, эффект возгонки льда тоже присутствует, но скорость его такова, что до второго пришествия придется ждать.

— Технарь я или не технарь? — встречаю возражение широкой улыбкой. — Если проводить возгонку в достаточно глубоком вакууме — за милую душу всё получится.

— Да у нас и аппаратуры такой нет! — возмущается Ермольева.

— Ага! Значит, против самой идеи попробовать вы ничего против не имеете? — ловлю ее на слове. — А аппаратуру я вам раздобуду. Есть у меня такие возможности.

— Ну-у, — тянет она, — если вы нам ещё и холодильники для глубокой заморозки достанете... Да ещё и реактивы кой-какие... За это — возьмусь.

— Достану, — уверяю я чернобровую казачку. — В лепешку расшибусь, а достану.

7.2.

Честно говоря, надежды на то, что состоявшийся разговор существенно приблизит появление советского пенициллина я не то чтобы совсем не питал, — иначе не стоило бы его и затевать, — но оценивал шансы как не слишком большие. Тем не менее поисками необходимого оборудования озаботился всерьез, в том числе и по линии закупок через фирмы ОГПУ, и список реактивов, который без промедления выдала мне Ермольева, тоже запустил в работу. В конце концов, даже и при отсутствии быстрого успеха, хотя бы помогу развитию биохимических исследований в нашей стране...

Незадолго до моего визита в Биохимический институт, как раз во время первомайской демонстрации, когда я с Лидой и Лёнькой, сидящим у меня на плечах, проходил по праздничной Москве, жена напомнила мне об обещанном разговоре. Увиливать от него я не собирался, но всё как-то было не с руки: то вернусь домой поздно, то не удается улучить момент, когда мы останемся наедине. Разговор ведь был совсем не для чужих ушей.

Момент выдался лишь в среду, 14 мая, когда я по вызову Мессинга в очередной раз заскочил в ОГПУ в аналитический отдел. Речь шла о данных РУ РККА, которыми заинтересовался Трилиссер, и которые некоторые члены Реввоенсовета уже использовали в попытках обосновать резкое расширение танкостроительной программы.

— Сколько-сколько танков может Франция производить в год? — поражаюсь я, глядя на цифру "1500", указанную во вполне официальном документе Разведупра.

— Не в год, а месяц, — поправляет меня Станислав Адамович, который уже успел ознакомиться с этой бумагой.

— Знаете что, — внутри меня вскипает раздражение, — передайте Яну Берзину, пусть лучше ему разведсводки Алексей Толстой пишет — у того фантастические романы поинтереснее получаются! Нет ни у французов, ни у поляков — перелистываю еще один документ — таких производственных мощностей. И денег у них сейчас в бюджете на закупку такого количества танков нет!

— При чем тут нынешний бюджет? — возражает начальник аналитического отдела. — Речь идет о танкостроительной программе военного времени.

— А вы что, полагаете, будто господа капиталисты в мирное время будут содержать избыточные производственные мощности для танкостроения за свой счет, из патриотических побуждений? — парирую я.— Одно из двух: либо агентура Берзина не в состоянии оценить достоверность сведений, которые получает от своих источников, позволяя скармливать себе всякие нелепые слухи, либо агенты сами сочиняют эту, с позволения сказать, информацию, беря ее просто с потолка, или, в лучшем случае, из статеек каких-нибудь борзописцев. Ведь не раз уже ловили их на подобной ерунде. Пора бы уже и выводы сделать!.. Впрочем, у наших, из ИНО, тоже такого мусора хватает, — говорю, малость остыв и сбавив тон.