Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
В среднем война в воздухе стоила немцам порядка десяти истребителей и трех самолетов других классов (бомбардировщиков, транспортников, штурмовиков) в сутки. Союзники теряли же четырнадцать и пять соответственно.
Зимнее сражение в небе над Европой стало олицетворением позиционного тупика сходного с таковым проявившемся на двадцать лет раньше и на два километра ниже. Ни одна из сторон не смогла удивить врага, победить за счет силы мысли, предложить новое видение на стратегию воздушного боя, которая свелась к попытке передавить врага силой станка и стойкостью к потерям.
Боевые действия продолжались также в Норвегии. И хотя по европейским меркам фронт этот был третьестепенной важности, некоторые интересные события случались и здесь.
После того, как егерям Дитля пришлось интернироваться в Швеции, боеве действия непосредственно на суше практически прекратились. Расстояние от Нарвика до захваченного немцами Тронхейма, составляло около девятисот километров. В условиях гор, высоких широт и почти полного отсутствия дорог, установление хоть какой-то стабильной линии фронта было просто невозможно. Стороны в таких условиях перешли к действиям малыми — до роты — группами солдат. Такая группа, состоящая из отлично подготовленных к действиям в гористой местности егерей, имела высокую мобильность и автономность, что позволяло хотя бы создавать видимость военного присутствия в этих суровых краях.
На практике фронт определялся не сухопутными частями, действия которых имели более демонстративный характер и напоминали мышиную возню, а радиусом эффективного действия авиации.
По началу, именно с авиацией у союзников на этом театре военных действий было достаточно туго. В Нарвике просто не оказалось подготовленной площадки, которой могли бы взлетать самолеты. И если по зимнему времени в качестве ВВП использовали лед замерзшего озера Хартвиг, то летом это было по понятным причинам невозможно. Устройство полноценного же аэродрома усложнялось все той же гористой местностью. Пока же велись взрывные работы, воздушную поддержку осуществляла палубная авиация. Авианосец 'Глориес' почти полтора месяца стоял на рейде Нарвика, превратившись из-за суровой необходимости в эдакого стационера. Здесь его и поймали немецкие линкоры. Вернее не в самом Нарвике а на пути обратно.
Достоверно не известно, стало это результатом отличных действий немецкой разведки либо просто случайностью, однако 13-ого августа два немецких линкора 'Шарнхорст' и 'Гнейзенау' настигли авианосец в трехстах милях к западу от Тремсе. На авианосце не сразу заметили силуэты на горизонте, а когда заметили, было, в общем-то, уже поздно. Идущий экономичным ходом 'Глориес', убежать от немецких кораблей не мог даже теоретически. Самое интересное, что и самолеты сразу выпустить капитан Одли-Хьюз не мог. Для этого ему пришлось отдавать приказ о развороте. Северо-западный ветер делал взлет и посадку самолетов при прежнем курсе не возможным. Этим же объясняется и отсутствие воздушной разведки при движении корабля сквозь кишащие подводными лодками врага воды.
Впрочем, даже сумей англичане поднять в воздух всю авиагруппу, это им бы не сильно помогло. Возвращающийся в метрополию авианосец нес только пять торпедоносцев 'Сувордфиш', которые теоретически могли бы нанести хоть какой-нибудь урон немецким стальным гигантам. Остальная часть авиагруппы состояла из палубных истребителей, часть из которых к тому же были повреждены за время боев. Два эсминца, сопровождавших авианосец ничем своему большому брату помочь не смогли.
Бой, вернее форменное избиение, продолжалось меньше часа. В результате авианосец и один из эсминцев были потоплены, второй эсминец смог оторваться и уйти в сторону британских островов.
Потопление 'Глориеса' стало последним крупным успехом немцев в Норвегии. После передислоцирования в Нарвик частей базовой авиации ситуация окончательно зашла в тупик. Война была сведена к охоте на транспорты и малые корабли противника, а также борьбе в воздухе.
Единственный раз, когда немцы решились на рейд большими кораблями на английские коммуникации, едва не закончился совсем плачевно. 17-ого мая все та же парочка 'Шарнхорст' и 'Гнейзенау', усиленная парой легких крейсеров вышла из Киля и направилась на север к берегам Норвегии для перехвата английских транспортных конвоев.
С самого начала все пошло наперекосяк. Эскадра была замечена шведскими патрульными силами, от которых информация просочилась к англичанам. Те подняли в небо дополнительных разведчиков и 22-ого мая сумели установить местоположение и курс немецкой эскадры.
К этому времени немцы уже успели записать на свой счет пару одиночных транспортов и даже подводную лодку, командир которой неудачно попытался выйти на рубеж атаки и, будучи замечен с гидросамолета, был потоплен легкими крейсерами. На этом успехи немецких моряков и закончились. Первый же налет английских торпедоносцев привел к попаданию в Шарнхорст.
Подрыв торпеды в районе кормы привел к тяжелым повреждениям. Два из трех гребных валов вышли из строя, корабль принял много воды осел кормой на три метра. Командующему эскадрой Адмиралу Мршалю пришлось командовать разворот и следовать в сторону Тронхейма. Однако без потерь уйти не удалось. Легкий крейсер 'Нюрнберг' словил торпеду от английской подводной лодки уже на подходе к норвежскому порту. Сначала казалось, что удастся дотянуть корабль до порта, однако поднявшееся волнение свело все усилия на нет. Экипаж организованно покинул корабль, после чего тот был добит торпедой, выпущенной с однотипного 'Лейпцига'
Если рассматривать сложившуюся на севере Норвегии ситуацию в целом, то, конечно, поражение под Нарвиром стало для вермахта и тем более для кригсмарине тяжелым ударом. Можно сказать, что стратегически потеря этого города обернулась если не поражением в норвежской операции, то как минимум — ничьей.
После того, как в Нарвике обосновалась английская базовая авиация, выход тяжелых судов в северную Атлантику стал практически невозможен. Разведывательные самолеты, взлетающие из Норвегии, севера Британии, Фарерских островов и Исландии с солидным перекрытием просматривали все возможные пути следования немецких кораблей. Провальная попытка рейда немецких линкоров лишь эмпирически подтвердила то, что и так было понятно.
Как часто бывает — от любви до ненависти один шаг. Еще недавно увлеченный стальными гигантами Гитлер был горько разочарован, враз переменив свое отношение к ним на резко отрицательное. Фюрер, взбешенный неудовлетворительным соотношением затрат и достигнутого результата, приказал сосредоточиться на малых кораблях флота: эсминцах, тральщиках, подводных лодках.
С осени 1940 года линкоры кригсмарине прочно обосновались у причальных стенок, лишь иногда выходя в море для тренировки экипажа. Впрочем, как показала впоследствии история, и это было не панацеей.
Глава 13
Ленинград, СССР 11 апреля 1941 года
Василий Гаврилович Грабин прибыл из Горького в Ленинград всего на несколько дней. Его пригласили на научную конференцию в институт повышения квалификации инженерно-технических работников, посвященную скоростным методам проектирования. Как впоследствии в своих мемуарах вспоминал сам Грабин, в то время все, к чему было применено слово 'скоростной' вызывало живейший интерес. Именно для передачи опыта, конструктора, известного своими высокими темпами работы пригласили в город трех революций.
Во время доклада в зал зашел человек, подошел к кафедре за которой стоял Грабин и негромко произнес:
— Вас просят к телефону.
Удивленный (ведь никто из знакомых не знал о его приезде в город и тем более не знал о готовящейся конференции) конструктор попросил председательствующего о перерыве.
— Куда мне идти, — спросил конструктор незнакомца.
— Оденьтесь и пойдемте со мной, — таков был ответ.
Грабин со своим провожатым вышли из здания и погрузились в автомобиль. Спустя несколько минут машина вырулила на Невский и спустя еще некоторое время остановилось у Смольного. В здании бывшего штаба революции Грабина провели к кабинету секретаря обкома. В кабинете еще один незнакомый ему человек, увидев вошедших, поднял трубку и набрал номер. Любопытство, терзающее конструктора, достигло своего апогея.
— Передаю трубку Грабину, — после нескольких секунд молчания произнес незнакомец, после чего и совершил озвученное действие.
В трубке голов Поскребышева сообщил, что к телефону сейчас подойдет Сталин.
— Здравствуйте, товарищ Грабин, — поздоровался генеральный секретарь, — вы следите за боевыми действиями на франко-германском фронте?
— Да, товарищ Сталин. В основном отслеживаю информацию, своего артиллерийского профиля.
— То есть вы в курсе результатов знакомства немцев с французскими тяжелыми танками?
— Да, товарищ Сталин, — еще раз утвердительно ответил Грабин, — меня знакомили с анализом боевых действий.
— В связи с этим я хотел с вами посоветоваться. Есть мнение, что наш тяжелый танк вооружен маломощной пушкой. Пушкой, которая не отвечает задачам тяжелого танка. В настоящее время мы рассматриваем вариант замены 76-мм орудия на орудие калибром 107 мм. Вам, возможно, трудно будет дать заключение по этому поводу, так как танк вооружен именно вашей 76-мм пушкой, однако хотелось бы знать ваше мнение по этому вопросу.
— Я готов высказать свое мнение по этому вопросу, — ответил конструктор. — Еще когда мы получили техническое задание на пушку для тяжелого танка, наше КБ изучив вопрос пришло к выводу, что 76-мм орудие не только не перспективно но и не соответствует текущему моменту. По нашему мнению орудие танка должно пробивать собственную лобовую броню с расстояния в 1000 метров. Однако ГАУ не согласилось с нашими выводами, поэтому мы создали заказанную пушку, которую и установили в танк КВ-1.
— Значит, у вас уже давно сложилось мнение о недостаточности орудия Ф-32 для тяжелого танка?
— Да, товарищ Сталин.
— Очень жаль, что я раньше не знал об этом. Значит, наши мнения по этому вопросу совпадают. Скажите, пожалуйста, можно ли в тяжелый танк поставить мощную 107-миллиметровую пушку?
— Можно, товарищ Сталин.
— Вы уверены?
— Вполне уверен, что 107-миллиметровую мощную пушку можно поставить в тяжелый танк. Это подтверждается тем, что мы уже установили 107-миллиметровую Ф-42 в танк КВ-2. При этом КВ-2 по конструкции башни наше КБ считает неприемлемым. Габариты башни велики, и по своей форме башня неконструктивна. Такие габариты для 107-миллиметровой пушки и не потребовались.
— Значит, вы утверждаете, что мощную 107-миллиметровую пушку можно установить в тяжелый танк? — повторил Сталин.
Грабин хорошо знал, что если Сталин задает несколько раз один и тот же вопрос, то это означает проверку, насколько глубоко проработан вопрос собеседником и насколько убежден человек в своем мнении.
— Да, я глубоко убежден, что мощную 107-миллиметровую пушку можно поставить в тяжелый танк. Если я правильно вас понял, эта пушка по своей мощности должна быть выше 107-миллиметровой модернизированной?
— Вы правильно меня поняли, — подтвердил Сталин. — То, что вы уже имеете опыт по установке 107-миллиметровой пушки в тяжелый танк, прекрасно. Значит, мощную 107-миллиметровую пушку мы установим в тяжелый танк?
— Да, товарищ Сталин.
— Это очень важно, товарищ Грабин. До тех пор пока мы не вооружим тяжелый танк такой пушкой, чувствовать себя спокойно мы не можем. Задачу нужно решать как можно быстрее. Этого требует международная обстановка. Скажите, не смогли бы вы быть завтра в Москве? — продолжал Сталин.— Вы нам здесь очень нужны.
— Слушаюсь, завтра я буду в Москве.
107-мм пушка ЗИС-6 была создана в кратчайшие сроки. Уже спустя 40 дней после этого разговора опытный образец произвел свой первый выстрел на полигоне. В течение лета 1941 года ленинградское СКБ-2 доводило конструкцию тяжелого танка, способного эффективно использовать возросшую мощь орудия. Новый танк, а это был именно новый танк, — новая башня, орудие, другие множественные доработки в двигателе и ходовой — был отправлен на испытания в середине августа, а уже в сентябре принят на вооружение под индексом КВ-3.
1941 год стал годом рождения еще одного танка, ставшего воистину легендарным. Рождение его, как это часто бывает с шедеврами, происходило в муках, иногда даже казалось, что ничего путного из нового проекта не выйдет.
Впрочем, нельзя сказать, что танк появился совсем с нуля. Его старший (по срокам появления на свет) брат Т-34 к 1941 году успел зарекомендовать себя как удачная машина и за год эксплуатации избавиться от ряда детских болезней, повысить надежность агрегатов и улучшить технологичность их производства.
Однако некоторые недостатки путем малой модернизации изжить было просто невозможно. Тесная башня, ненадежная пружинная подвеска, отвратительный обзор и явно неудачная коробка передач намекали на необходимость глубокой переработки проекта перспективного среднего танка.
Первые наметки новой машины вышли из-под рейсфедера КБ завода ?183 еще в конце 1940 года. Будущий Т-34М стал чуть шире, короче и ниже. Вместо мотора В-2 ставился более мощный В-5. Подвеска Кристи заменялась на торсионную, что повышало надежность и освобождало место внутри танка. Кроме того ему полагалась просторная трехместная башня, увенчанная командирской башенкой по виду напоминающей оную немецкого танка Т-3. Проблема невероятно тугой коробки передач решалась установкой демультипликатора, разбивающего прежние четыре передачи на восемь.
В апреле 1941 года была собрана специальная макетная комиссия, которая вчерне утвердила разработанный харьковчанами проект. И замечаний к переделке отмечались недостаточный обзор с места механика-водителя, неудачная форма кормы танка, габариты которой выходят за ведущие катки, снижая тем самым проходимость машины и еще некоторое количество несущественных моментов.
В итоговом докладе комиссии говорились, что предложенный заводом ?183 проект и макет танка отвечает заданным тактико-техническим характеристикам и может быть принят для производства опытных образцов при условии, что замечания и пожелания комиссии будут учтены.
Нужно заметить, авторитет харьковского КБ воплотившего в жизнь целую серию удачных танков и вера руководства наркомата и ГАБТУ в новую машину была столь высока, что пустить танк в серию планировали уже в 1941 году. В постановлении СНК СССР о производстве танков Т-34 на 1941 год были заложены планы по производству не менее пяти сотен модернизированных машин до конца года, что при общем плане в три тысячи бронированных машин составило одну шестую. Более того, тем же постановлением заводу ?183 было разрешено пускать танк в серию, не ожидая окончания его испытания на гарантийный километраж.
Уже в мае были сварены первые пять корпусов и к началу лета два танка были практически готовы. Не хватало только двигателя.
Двигатель В-5 был идейным потомком уже эксплуатировавшегося В-2, и, имея целую сотню лошадей внутри больше, давал будущему среднему танку необходимую подвижность. Однако довести до ума двигатель к сроку не успевали.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |