Шипы для железной девы

"Представь, как она будет заставлять тебя читать их, и ты вынужден будешь кивать головой и говорить: "Это так весело, Гермиона! Я просто со смеху умирал, когда читал". А потом окажется, что это были книги про несчастную любовь, и в них нет ни одной смешной строчки. И тогда она жутко на него обидится.

Впрочем, подобное, конечно, было невозможно. Гермиона не могла написать книжку про несчастную любовь. Вообще ни про какую любовь не могла. Это было всё равно, что представить, будто Лаванда напишет учебник по зельеварению. Гермиона и любовь — эти два слова рядом смотрелись не лучше, чем Снейп и веселье или Рон и учёба. И как ему давеча только могла придти в голову мысль, что она способна встречаться с кем-то? Все эти свидания, ухаживания, слезливые признания — не для неё. Но почему-то ему казалось, что это и к лучшему. Как будто какой-то заряд, который в ней сохранялся и не растрачивался, в отличие от остальных. И, если его высвободить... допустим, на себя...

Он понял, что улыбается буквально во весь рот, и обрадовался, что она сейчас не видит его улыбки, сидя у него на спине. Слишком уж эта улыбка выдавала его мысли. Словно у сытого кота.

Только сейчас, с того момента как он понял, что крёстный прав, он почувствовал, насколько же, чёрт побери, это приятное ощущение, когда ты осознаёшь, что вот эта девушка, вот эта конкретная девушка, нет, даже не просто конкретная, а самая лучшая девушка из всех, которых он только знал, несёт его в своём сердце! Что это не какая-то там дурацкая влюблённость, от которой будешь потом помирать со скуки и не знать, куда девать всё остальное время, не потраченное на поцелуи и объятия. Что это настолько сильно и так похоже на дружбу, что не придётся почти ничего менять — ни в отношениях, ни в поведении. Похоже, только намного острее и... приятней.

"Как же хорошо, что я вовремя спохватился! И как же прав был Сириус, говоря, что медлить в таких делах может только полный идиот".

Сейчас он готов был уже едва ли не благодарить Панси с Миллисентой, за то, что они заперли её в подвале.

"Погоди, Гермиона, — подумал он многообещающе, — сейчас мы вернёмся к себе, и всё поменяется".

Когда они, наконец, добрались до гостиной Гриффиндора, уже ощутимо было заметно, как Гарри выжат, словно лимон. За всю дорогу он останавливался всего раза три-четыре, а идти, в основном, приходилось вверх и преодолевать кучу лестниц. У неё появилось невольное чувство вины перед ним, хотя в такой безвыходной ситуации, что им ещё оставалось? Впрочем, когда он спустил её на ноги, она разом забыла о его проблемах. Потому что едва не заорала во весь голос. Пока он тащил её, боль, казалось, превратилась во что-то привычное, ноющее, неприятное, но терпимое. Но стоило ей поменять позу, немного нагрузить мышцы, как её хватанул такой резкий приступ боли, отозвавшийся по всему телу, что она даже слегка испугалась, что снова может потерять сознание. У неё подогнулись колени, и он едва успел поймать её подмышки и придержать сзади за спину, чтобы не упала.

— Слушай, Гермиона, — сказал он, когда она всё-таки как-то смогла встать на ноги, удерживаясь на месте, схватившись за его предплечья, — а как же ты пойдёшь в свою комнату? Я же не смогу тебя туда отнести.

"Ох, а ведь действительно!"

У неё совершенно вылетела из головы эта дурацкая особенность их лестницы, которая не пропускала парней наверх. Признаться, она всегда считала это глуповатой придумкой, от которой было больше проблем, чем пользы. Но в данной ситуации она становилась просто губительной. Как ей теперь достать лекарство?

Она растеряно посмотрела на него.

— Н-да, — он почесал в затылке, — кажется, мы здорово сглупили!

Она мысленно поблагодарила его, что он не стал попрекать её, сказав "мы", потому что идея тащиться к себе была исключительно её собственной, и именно она в первую очередь должна была подумать обо всех мелочах.

— Я... как-нибудь... попробую добраться.

— Об этом и речи быть не может!

— Гарри, ты не донесёшь меня до больничного крыла. Ты и так уже весь вымотался.

— Слушай, у меня есть идея получше. Как ты говоришь, называется это средство?

— Экстракт бадьяна.

— Стой здесь!

— Ты куда?

— Кажется, я знаю, где его взять. Невилл! У него в шкафчике точно должен быть. Он постоянно попадает во всякие дурацкие передряги.

— Хорошо бы, если бы это было так. Но... подожди! Ты что, собрался его будить?

— Нет, конечно, постараюсь никого не разбудить из наших. Завтра ему скажу, что мне понадобилось, он же нормальный, ты знаешь, не будет возмущаться, что я полез без спросу.

— Он-то нормальный, но вот где я буду себя обрабатывать?

— Ты и не будешь. Я буду.

— Ты?! Где, Гарри?

— Да прямо здесь. Можно, конечно, отнести тебя к нам наверх, в душевую, но, боюсь, кто-то может услышать наши голоса и забрести туда среди ночи. Ты же понимаешь... хм... что могут подумать в первый момент.

— Да уж понимаю, не маленькая! А здесь что, лучше, что ли? Сюда тоже может кто-нибудь спуститься.

— Вот сюда вряд ли. Если только у кого-то бессонница, но, ты же сама всех так гоняешь на занятиях в Отряде, что все спят, как убитые. Туалеты наверху, кому вообще нужно сюда спускаться?

— Гарри, это как-то...

— Как? Ну как?! У тебя есть другие варианты? И потом, тебе самой будет сложно. Не дотянешься просто. Если бы у тебя была одна рана, а у тебя их там штук восемь. Всё, стой на месте. Вот здесь. Я постараюсь побыстрее. Одна нога там, другая здесь.

Он поставил её поближе к камину, всё так же завёрнутую в его мантию, она пыталась открывать рот, силясь придумать какие-то аргументы против, но ничего не придумывалось. Действительно, если у Невилла окажется нужное зелье, это было бы лучшим вариантом в их ситуации. И возразить было нечем. Только если тем, что она не хочет снова обнажать перед ним свою задницу, но теперь уже было глупо, да и поздно сожалеть о таких вещах.

— Высокий пузырёк с жёлтой наклейкой, — выдавила она ему вслед.

Он побежал наверх, а она упёрлась в декоративное обрамление камина и прикрыла глаза, стараясь не думать о пульсирующей боли, которая волнами прокатывалась по её телу. Когда он снял её со своей спины, то стало понятно, что наложенная повязка вся пропиталась кровью насквозь, и даже мантия сзади оказалась сильно запачкана. Она удивлялась, как это кровь ещё не капала на пол. Хотя, теперь проблема была уже не в кровотечении, это она чётко чувствовала. Все её раны должны были сейчас сильно опухнуть, начать нарывать, и вокруг них наверняка проступили последствия внутренних кровоизлияний. К сожалению, раны были из самых худших — глубокие, колотые, с попаданием внутрь частиц грязи. Такие в обычных условиях заживают очень долго, болезненно, отзываются повсюду неприятными ощущениями, бывает, по новой открывается кровотечение через некоторое время. Оставалось только надеяться, что времени прошло не так уж много, ведь зелье действует на сами раны, а не на последствия. Иначе пришлось бы потом всё равно идти к медсестре и просить у неё что-то от общего недомогания.

Она периодически невольно оглядывалась назад, постоянно опасаясь, что кто-то всё-таки спустится вниз. Впрочем, если бы это оказался кто-то из девушек, она бы только поблагодарила судьбу. В этом случае, ей бы принесли сверху всё, что надо. Но от любопытных вопросов всё равно не удалось бы избавиться. Если же это будет кто-то из парней, тогда... тогда она просто пошлёт его куда подальше!

Поразительное дело — она вновь сейчас вспомнила этот вопрос, заданный ей собственным подсознанием — но получалось, что Гарри в число этих самых парней не входит. То есть, он, конечно, входил в их число, но она действительно не могла себе представить, кому бы она ещё доверила такое с собой обращение. В смысле... вот так взять и спокойно согласиться на то, чтобы снять трусы перед кем-то. И, чтобы он дотрагивался до неё после этого. Он ведь собирается до неё дотрагиваться, если найдёт зелье? Если не принимать во внимание каких-нибудь посторонних докторов-мужчин, а взять любого из её знакомых — кому бы она согласна была настолько довериться? Она вдруг поняла, что никому. Вообще никому. Рону? Он бы точно не удержался от какого-нибудь замечания, после которого она бы сгорела со стыда. И он... стал бы потом припоминать ей это. Беззлобно, конечно, шутя, в свойственной ему манере, но она бы чувствовала себя при этом, как будто он раздевает её вновь. Неприятно бы, короче говоря, себя чувствовала. А остальные — тем более! Если только Дамблдор, но он, пожалуй, сошёл бы за доктора. Какое-то совершенно некстати пришедшее озарение подсказало ей, что она даже собственному отцу не доверилась бы в таком деле — банально постеснялась бы.

Да, она была стеснительна в этом вопросе, и даже очень, она прекрасно знала за собой такую особенность. Любое случайное обнажение свыше определённого, позволенного самой себе предела, вызывало у неё волну жгучего смущения. Она в купальник-то в жизни обряжалась всего пару раз. И постоянно следила, чтобы у неё ничего ненароком не просвечивало — ни пижама, ни рубашки или блузки. Как будто там было чему просвечивать. Но это было не важно, важен был сам факт. Раскованность не входила в число её достоинств, да она и не считала это достоинством, скорее, весьма сомнительным качеством для девушки.

"Получается: Гарри — самый близкий тебе мужчина? Ближе папы?"

"Ох, мама, ты опять?! Я не хочу этого слышать. Да и какой он ещё мужчина, в конце концов?"

"Самый настоящий! Или ты знаешь лучше? И с каких это пор, доча, ты отказываешься слышать правду?"

"Пускай даже это правда. Это ещё ни о чём не говорит".

"Он только что спас тебя от ужасной смерти. Он искал тебя и нашёл там, где тебя почти невозможно было найти. Он тащил тебя на себе с самых подземелий наверх в башню, и он единственный, кому ты готова доверить своё тело без всякого опасения. Какого мужчину тебе ещё надо? И, в конце концов, разве ты сама не знаешь того, что я сейчас говорю, раз звала именно его, а не кого-то другого?"

"Пускай так. Но он друг и он обязан был так поступить".

"Обязан?"

"Я бы сделала то же самое для него".

"И о чём это говорит?"

"О том, что мы с ним друзья".

"Если ты сейчас же не ухватишь его и не будешь держать так крепко, как только можешь, ты потом всю жизнь будешь жалеть, что упустила такого человека".

"О чём ты говоришь? Даже если всё и так, то какое я имею право..."

"Такое же, как и все остальные".

"Он никогда не будет думать обо мне, иначе как о друге".

"Разве? А ты давала ему на это шансы? Или сама твердила "друг, друг"?

"Я не буду ему навязываться. Ни за что!"

"Тогда просто намекни. Разве его поведение не показывает, что он готов к этому?"

"Я не заметила".

"Не ври мне!"

"Это просто какая-то ерунда! Я не буду тратить на это время. Он ни за что..."

"Проверь его".

"Что?"

"Проверь его. Сделай мне одолжение. Если он откликнется, ты получишь лучшего мужчину, о котором я могла бы для тебя только мечтать. Если нет, значит я ничего не понимаю в людях".

"Хватит этих игр! Ты ничего не можешь понимать сверх того, что понимаю я. Ты просто моё подсознание. И ты толкаешь меня на глупую авантюру".

"Просто перестань трусить. Спроси его, и ты поймешь, кто был прав".

"Это никакая не трусость".

"Расскажи это кому-нибудь другому, тому, кто хуже тебя знает. Ты просто считаешь, что недостойна его".

"Ничего подобного!"

"Тогда просто проверь, и всё. Сейчас или никогда".

Конечно, весь этот мысленный диалог её не убедил. Она была просто слегка взбудоражена его странными намёками, поэтому её понесло, но в чём в чём, а в том, что Гарри был для неё кем-то особенным, она не сомневалась. Впрочем, как и в том, что лучшего человека, чем он, она в жизни не встречала.

"Какого чёрта, правда?! Почему бы не проверить?"

Это было бы только логично.

Ей пришлось ждать его целых пять минут, и она вся извелась, пока не услышала стремительные шаги на лестнице. Она сразу же устремила на него выжидательный взгляд, и он, увидев это, немедленно кивнул и продемонстрировал заветный пузырёк. Она облегчённо вздохнула и опустила приподнятые в немом вопросе плечи. В эту секунду ей в голову закралось одно маленькое подозрение.

Уж не подумал ли он обо всём заранее? Как-то сразу уж он вспомнил о Невилле, лишь только речь зашла о том, что она не может подняться к себе. Предположение было не только маленькое, но и довольно гаденькое, поэтому она предпочла его отвергнуть.

"Ну, сама подумай, он же тащил тебя чуть живую, и с тебя потоком лилась кровь. Неужели же он стал бы размышлять о таких вещах? Как он вообще смог ещё хоть что-то сделать? Окажись ты сама на его месте, не факт, что смогла бы взять себя в руки и не удариться в панику".

"Вот именно! А он смог. Значит, сохранял трезвость мысли".

Нет, это, конечно, было глупое предположение! Она слишком хорошо его знала. Такие вещи всегда вызывали у него смущение и желание уйти от темы куда-нибудь в сторону. Ещё в прошлом году он никак не мог решиться пригласить какую-нибудь девушку на Рождественский Бал, хотя большинство из них считало бы себя польщёнными таким предложением. В этом году любые подробности об их взаимоотношениях с Чоу у него приходилось клещами вытягивать. Да и никогда он не засматривался на неё в этом смысле. Она бы заметила. Он вообще, скорее, склонен был отвести глаза в щекотливой ситуации, чем уставиться. Но первое же его действие подвергло сомнению все её рассуждения. Потому что он держал в руке не только флакон с экстрактом, но и ещё несколько вещей, одну из которых сразу протянул ей.

— Держи.

— Что это?

— Обезболивающее.

— Откуда ты его взял?

— Невилл дал. Ты пей, пей.

— Он проснулся?!

— Да, к сожалению.

— А остальные...

— Нет, не волнуйся.

— Надеюсь, ему не придёт в голову спуститься вниз?!

— Я намекнул ему, что если только попытается, это будет последнее, что он сделает в своей жизни.

— А вот грубить совсем не стоило. Постараюсь завтра обязательно его поблагодарить.

— Я сказал это вежливо, не сомневайся.

"Ох-хо-хо-хо! А не подумал ли он и правда обо всём заранее?!" И что теперь ей прикажете делать?

"Да нет!" — она мысленно помотала головой. Пожалуй, она действительно просто пришла в несколько перевозбуждённое состояние. В этом не было ничего удивительного, конечно, потому что после её сегодняшнего визита в подземелья и беготни по ним, её нервы оказались несколько раздёрганы. И теперь любой чих она начинала воспринимать, как намёк на что-то не то. Ей надо верить своему опыту, своим знаниям. Если чего в Гарри и не было никогда, так это хитроумных замыслов. Или даже попыток просчитать вперёд хотя бы на пару ходов. Даже Рон отличался в этом плане в более сильную сторону. Так что ей надо было прекратить подозревать своих друзей.

Она отхлебнула обезболивающее зелье, подумав, что её продолжает преследовать везение. Заживление являлось крайне болезненным процессом, она не уверена была, что не начнёт вопить на весь Гриффиндор, когда экстракт попадёт на её раны. После пары глотков, она почувствовала, как резкая нарывающая боль перешла в тупые пульсации, а телом сразу овладела сильная расслабленность. Если до этого она как-то держалась почти на одном адреналине, то сейчас ей немедленно захотелось упасть и заснуть. Она сама удивлялась, как умудряется не свалиться, учитывая невероятную усталость и значительную потерю крови. Но какое-то время ещё продержаться надо было.