Пламя крыльев

Герба на карете Зоэ не приметила — дверца была уже открыта. Челито суетился, пересчитывал вещи и охал. Еще он ругался и журил всех вокруг, по-прежнему ощущая себя важным, гордо держа голову и хлопоча шумно, напоказ. Зоэ юркнула в тень кареты, принюхалась к пыли штор, чувствуя себя тусклой и зажатой, а потому несколько потерянной и на редкость покорной. Старый моряк неодобрительно погрозил пальцем кучерам, снабдил последними указаниями лакеев и тоже устроился на гобеленовых подушках дивана. Дверца хлопнула, кнут свистнул — и поездка прочь из столицы, приготовляемая почти три дня, все же началась, не давая и намека на ожидаемую свободу.

— Дедушка, а где Альба?

— Поздно спохватился, нелюдь, теперь вона — пожар у его, носится, криком кричит: вещи не собраны, — мстительно усмехнулся старый моряк. — Слугу прислал, велел сказать, что сам догонит чуть погодя. Все они на один лад, бестолочи. Грязь да ересь снова в наше окно полезла, как тут без выпивки, без болтовни и проволочек? Коня смотрят, подвигами хвастаются, оружие друг у дружки выпрашивают в обмен — ну, вроде на прощание. Капитан наш был туточки, так они и славного дона де Льера к себе вызвали. Хоть так, дон Вико строг и в отплытии толк знает, он всех их наладит к делу. А дело-то наше — важное.

Зоэ уныло кивнула. Спорить с дедушкой не хотелось. Мрачные мысли одолевали, пыль со штор заполняла карету... Опала будет нескончаемо тянуться в глуши. Там жизнь померкнет, серая тишь повседневности затянет окна паутиной, тоска и пресность покроют лучшие воспомимния плесенью горечи. Черные одежды, долгие молитвы, шепчущие голоса, природа — и та вся по нитке выстроена, замерла навытяжку частыми рядами виноградных лоз больших обителей и малыми, строгими квадратами огородов при скромных жилищах.

— Тоска, — вслух посетовала Зоэ.

— Девице на выданье тоска полезна, — со значением усмехнулся дед. — Вознаградится она, так и королева сказывали.

— Что? — Зоэ вздрогнула, насторожилась, внимательнее глянула на слишком уж опрятного и даже нарядного Челито. — Дедушка, ты говори толком. Где Альба? Что происходит?

— Смотрины у нас, — весьма громким шепотом старый моряк высказал главную тайну, сияя от гордости. — Королева, добрая душа, в милости великой тебя не оставила и оступившуюся, уж не абы кому сосватала.

— Стойте!

Зоэ застучала в дверцу кареты, потом в переднюю стенку, сполна понимая бесполезность и обреченность попыток воспротивиться происходящему. Но и молчать, соглашаться — никак нельзя!

— А ну стойте! Дед, что ты говоришь... Альба бы никогда не позволил. И тебе грех, ты ведь знаешь, я того не желаю!

— Девицы обыкновено пользы своей сперва не понимают, страх застит им глаза, — спокойно отметил Челито, рассуждая громко и перекрывая крики и ругань Зоэ. — Покуда нелюдь вытрясает дурь свою, покуда он разыскивает струны да записи песенок, мы все и уладим. Сама Изабелла Атеррийская приняла мудрое решение, исполненное щедрости и доброты к тебе, внучка. Не за купца или лавочника отдает, а за человека знатного, достатком не обиженного. Что твой нелюдь в жизни понимает? Каков его доход? А дети пойдут — чем их кормить, в какие такие песенки-стишки обряжать? То-то и оно... детям надобен теплый дом. Еще имя, положение. Все у тебя будет наилучшее, по первому сорту. Все сладится, вот уж рад я, внучку-то пристрою правильно. Расстараюсь, точно как велено. По-людски, по уму.

Зоэ еще раз дернула дверцу — не поддается. Угрюмо усмехнулась, тронула широкие переплеты окон: не рамы — решетки... Кричать бесполезно, плакать нет смысла, да и не умеет она этого. Бояться не получается. Остается думать.

— Дед, а прав был Рэй, — зло и спокойно выговорила Зоэ, больше не жалея старого моряка. — Не родной ты мне. Сирота я, предал ты нашу семью. Мой родной отец отдал меня за серебро злому нэрриха Борхэ. Тогда батюшка тоже о пользе говорил, а сам на денежку глядел. Борхэ после врал, клялся и обещал мне защиту, но отдал морю — по злобе... Твоя-то польза в чем?

— Зря ты так, деточка, — до дрожи губ огорчился Челито.

— Дед, тебе сама королева все сказала? Прямо она, наша Бэль? Не верю, она обещала, что так со мной не поступит. Тут все подстроено, понимаешь? Очнись, меня украли! Ты сейчас предаешь и меня, и королеву. Ты помогаешь её врагам.

— Письмо от её величества имеется, — уперся Челито, делаясь строже и копя обиду. — С печатем.

Зоэ застонала и уткнулась лбом в оконную раму. Бесполезно. Дед всегда, с первого дня знакомства, был человеком замечательным, но в упрямстве мог потягаться с Кортэ, это знали оба и потому ладили худо — но все же ладили, подспудно уважая чужую несговорчивость.

Кони шли резво, грохот подков и колес бурливой волной шума катился по узкому руслу улочек, опережая карету и разгоняя с дороги любопытных. Вот проехали университет, свернули вниз, к площади Филиппа, еще раз повернули — не хотят показываться на главных улицах? В глухом, без единого оконца, переулке поехали совсем тихо, затем встали. Дверца с той стороны, где сидел Челито, приоткрылась, дед выпрыгнул, Зоэ метнулась — но опоздала, прижалась к решетке окна. Увидела, как Челито передает конверт 'с печатем' рослому мужчине в темном плаще. Как тот кивает и хвалит за исполнение королевской воли.

— Они ведь убьют тебя, деда, — жалобно шепнула Зоэ, сполна осознав, во что ввязался старик, так и не разобравшийся за два года, сколь двуличен двор.

Челито пропал за каретой, стало страшно, словно она, Зоэ, снова тонет. И даже хуже: бояться за других куда тяжелее и больнее, чем за себя, теперь это сделалось понятно. Сердце ныло, затхлый пыльный воздух в карете казался глухим, не отзывался и не позволял окликнуть Альбу и его родной ветер. Хотя — Зоэ горько усмехнулась — чего там, воздух обычный. Это она — пустотопка, уже год, как не слышит ветров и не говорит с ними.

Дверца снова приоткрылась, мужчина в плаще быстро забрался в карету.

— Дон жених? — прищурилась Зоэ, отодвигаясь подальше.

— Его дон дядя, — улыбнулся прибывший, принимая насмешливый тон и рассматривая Зоэ, как недавно Эспада рассматривал породистого коня. — Неплохо, совсем неплохо. Не уродина, да к томе же плясунья. Её величество...

— И не дура, — буркнула Зоэ. — Не надо глупостей, я все равно не поверю. Не жаль вам племянника? Я ведь ему или сразу перегрызу горло, или потом, как только получится.

— Постараемся избежать такого досадного исхода брачной ночи, — пообещал дон, так и не назвавший имени. Стукнул в стенку кареты, давая знак к движению. Поправил темное кружево манжет, нарочито не замечая плясунью и отворачявась к окну. — Видишь ли, не стоит начинать дело ссорой. Мы можем договориться. Нам нужны ты и твой брат. Если убедишь его не перечить и ехать с нами, дав слово исполнять ряд правил, прочее уладится наилучшим образом. Если нет... Ты хоть понимаешь, что такое по-настоящему стать добычей, к тому еще бесполезной?

— А вы понимаете, что такое стать врагом всех нэрриха, к тому еще врагом, обремененным родней и средствами, которые можно потерять? — усмехнулась Зоэ.

— Давай начнём договариваться к нашей общей пользе, худшие исходы мы уже оговорили, — спокойно предложил мужчина, скинул капюшон и сел удобнее, отворачиваясь от окна.

— Мы едем на север, — отметила Зоэ.

— Когда сменим карету, прикажу закрыть окна, — пообещал самому себе похититель. — Зоэ, разве тебя не интересует титул графини без всяких обязательств по поводу брака, свобода от столицы и капризов королевы, признание за Альбой прав, равных с правами людей, а сверх того еще и снятие с него клейма еретика и бездушного нелюдя? Подумай. Клинки Кортэ и Альбы — гарантия твоих прав, они остры и весомы. Но я найду ответные гарантии, мои слова не лживы. Начнем с этого вот письма, читай. Рука и печать самого маджестика.

— Дед Челито еще жив?

— Боже мой, какие детские глупости! Мы не звери, он жив и счастлив. Отправился в порт Касль, там его ждет родная семья, одумавшаяся жена и двое взрослых детишек. Как, он не сказал? А ведь знал о награде... Вот так бывает, люди умалчивают о важном, даже те, кому мы верим.

Зоэ прикусила губу, с сомнением приняла свернутое письмо, осмотрела печать. На деда, независимо от сказанного, не хотелось ни обижаться, ни злиться. Сколько мог он возиться с чужой девчонкой, сколько мог терпеть свое положение самого слабого и никчемного из её защитников? Правда, его никто не укорял... Но дед давно копил огорчение. И по семье он тосковал, вот уж точно.

Зоэ еще раз глянула на нового спутника и решительно сломала печать. Развернула письмо. Чернила дорогущие, буквы выведены так прихотливо и точно, как умеют их чертить лишь лучшие переписчики, известные до единого наперечет. Все они — гранды Башни и заняты в работе над текстами переводов древнейших книг. Синим и зеленым заполняет узоры заглавных букв гранд Кинто, личный поверенный маджестика. Его почерк Зоэ видела и запомнила, имелись похожие бумаги в кабинете Изабеллы.

Письмо оказалось полным текстом священного указания — такие порой составляет маджестик, внося важные уточнения в вопросы веры. В руках Зоэ было указание относительно нэрриха, коих предлагалось считать 'душою наделенными и равными рожденным от матери и вскормленными соками веры истинной'... Сидящий напротив мужчина забрал бумагу и усмехнулся, смял. Глядя прямо в глаза Зоэ, медленно и спокойно порвал пополам, и еще раз, и еще — в мелкие клочки.

— Есть еще одна, точно такая. Подпишешь, что следует — её огласят на всех площадях, и не только в этой стране, — холодно и уверенно пообещал он. — Поскольку ты умеешь читать, изучи сразу и вот такой текст. Начни обдумывать. Ты ведь не дура.

Зоэ ощутила, как по спине бежит холодок большого страха. Совсем не требуется море, чтобы утопить плясунью, угодившую в шторм дворцовых интриг... Тот, кто уверенно сидит напротив — игрок с опытом. Он и сейчас играет с плясуньей, как с законной добычей — по своему усмотрению. По позе, тону, выражению лица видно: он тут победитель, уверенный в своей способности всегда оказаться правым и умным. При должном опыте можно вывернуть наизнанку любую истину, а если есть силы, сторонники, время — обратить в нужную сторону всякое решение. Эта игра, — с ужасом осознала Зоэ, — слишком велика в своих ставках. У королевы воруют её личную плясунью, и главное в ситуации именно то, что у королевы, вот кто страдает в игре, вот кто под угрозой!

По крыше что-то хлестко ударило, снова грохнуло, захрустело. Зоэ недоуменно поглядела вверх. Проследила блик, сбегающий бусиной света по клинку, и прикрыла глаза, до крови закусывая губу и стараясь не вскрикнуть. Человек напротив сидел все так же и смотрел все так же, но уже стеклянными мертвыми глазами. Длинный клинок прорубил потолок кареты, прошел голову насквозь и нанизал эту голову, как тыкву — на кол. Зоэ зажала рот обеими руками и отвернулась. Подбородок мертвого с хрустом вздернулся, не желая отпускать из плоти клинок, выдираемый вверх... Зоэ метнулась подальше от мертвого, к самому окну. Она слышала теперь много звуков и все — жуткие, понятные. Едва ли кучер или лакеи выглядели сейчас иначе, чем этот дон, так и оставшийся безымянным для непослушной, всполошенной памяти. Кони зафыркали, всхрапнули и послушно перешли на шаг, а затем остановились. Дверца качнулась.

— Быстро, пошли.

— Рэй... Рэй, а нельзя было, ну, не так... — шепотом пожаловалась Зоэ, всхлипывая и помимо воли цепляясь за шею Эспады. Тот как раз подхватил плясунью на руку и оскалился от боли во вчерашней ране, да еще и с примесью свежей... вон, ткань рукава обильно промокла.

Королевский пес мельком глянул в лицо покойнику, сникшему на дне кареты. Было заметно, как Эспада сразу помрачнел.

— Можно и даже нужно, черт побери, — зло бросил дон Эппе, и сразу потащил Зоэ прочь, бормоча еле слышно.

Спрева не получалось разобрать слов, в ушах гудело, но постепенно Зоэ отдышалась.

— Не виноват же я, что протрезвел раньше, чем следовало. На кой ты только явилась? Зачем разбудила... Я спал, и пока это было так, дрыхли и мои сомнения, и старые счеты, и новые долги. — Эспада рывком сбросил Зоэ с плеча. — Сама переставляй ноги, я устал. Н-ну, теперь бы надраться скотски, вот что требуется.

— Рэй, а где...

— Куда послали, там и 'где', — огрызнулся Эспада. — Быстрее. Черт... Кто ж знал, что он сам сядет в карету... Кто мог подумать, что я так окончательно и надежно не промахнусь? Бегом, н-ну!

— Кто он? — задыхаясь и ощущая, что сердце вот-вот выпрыгнет, охнула Зоэ.

— Труп он, — скривился Эспада еще злее.

Поволок дальше молча и грубо, вцепившись в плечо так, что о синяках Зоэ старалась даже не думать. Просто бежала, снова прикусив губу и чувствуя соленый вкус во рту. И все еще видя вместо мостовой и стен — белое мертвое лицо с распахнутыми навсегда, тусклыми глазами. Жизнь — это ветер дыхания, а карета позади была мертва, над ней копилась окончательная бездыханность. Проклиная себя и свой дар, Зоэ ощущала неведомое слишком отчетливо, не по-людски даже, и крепче закусывала губу. Зачем ей именно теперь — знать и чуять?

Эспада швырнул Зоэ к стене и загрохотал кулаком по дубовым воротинам. Выругался, добавил башмаком, гулко впечатал в ворота медное тяжелое кольцо украшения — ручку калитки. Еще раз выругался, прислонился лбом к створке и стал молча ждать, разобрав торопливые, испуганные шаги.

— Брат Кортэ? — уточнил голос по ту сторону ворот.

— Может, он тебе брат, — тихо и мрачно бросил Эспада. — Но если эта девушка сей миг не перешагнет порог, или я тебя, чертов родственник, зарежу теперь, или рыжий чуть позже. Н-ну!

— Свят-свят, — ужаснулись за дверью.

В переулке стал копиться шум, Эспада оглянулся и скривился, удобнее перехватил саблю в левую руку, не пострадавшую в сегодняшнем бою. Калитка открылась, длинное испуганное лицо сэрвэда показалось в узкой щели, которую дон Эппе сразу расширил, пнув башмаков в дверь со всей силы. Рывком вцепился в плечо Зоэ и толкнул её к двери и вниз, коленями на мостовую. От удара на глазах выступили слезы, прокушенная губа заныла сильнее.

— Повторяй, — скороговоркой велел Эспада. — Я, девица Зоэ, на коленях молю братию и самого настоятеля обители Трехзвездия об убежище и заступничестве.

— ... и заступничестве, — старательно повторила Зоэ.

— Да-да, понимаю, — мелко закивал унылый сэрвэд и шагнул в сторону. — Брат Кортэ так бы сказал... Мы окажем это... заступничество.

Зоэ почувствовала, как рука Эспады буквально вбрасывает её в ворота.

— Запирай, придурок, — коротко велел дон Эппе.

Толстая новенькая створка без скрипа качнулась, чуть стукнул тяжелый засов. Зоэ охнула, вскинулась на колени, не ощущая боли в плече. Смаргивая слезы и не видя за ними ничего, Зоэ ощупалая ворота, отрезавшие её от улицы и оставившие Эспаду там, снаружи.

— Рэй, а как же ты?

— Багряные не дают убежища убийцам, — отозвался знакомый голос, снова привычный, спокойный. — Зоэ, не охай. Все хорошо. Н-ну, не вешай нос. Поверь, если бы я проспал, как и собирался, обернулось бы хуже... для меня. Жди Вико или Кортэ, и где только черти носят их обоих? Если не явятся до ночи, делай, что хочешь, хоть с настоятелем пляши, но из столицы сгинь до рассвета. Куда — не знаю... Оллэ бы найти, раз этих нет. Поняла? Точно поняла?