Спасти Ссср ч7

Подтянем

Дружнее!

Всех разбудим-будим-будим,

Всё добудем-будем-будем,

Словно колос, наша радость наливается!

Песня "Молодёжная" 1937 год

Музыка: И. Дунаевский Слова: В. Лебедев— Кумач

Бывший гвардии ефрейтор разведки ВДВ Александр Прохоров, который еще пару месяцев назад думал устраиваться на завод работать — прилетел в Ташкент самолетом через Свердловск. Не через Москву. Одет он был примерно так же, как одеваются прилетающие в Союз дембеля — джинса и дубленка, которых на Чикен-стрит в Кабуле полным — полно.

Ташкент — встречал снегом, неприятным, сильным ветром с гор. У аэровокзала скопились машины, как только одетый в джинсу ефрейтор вышел из здания, к нему бросились местные таксисты. Уехав с одним из них — можно было и не вернуться.

Об этом никто не говорил — но в Ташкенте, основном перевалочном центре для тех, кто возвращался из Афганистана (ехали в Афганистан иначе, те кто с направлениями от Генштаба рейсами на Москву, остальные военными транспортами до учебных центров в Таджикистане, и оттуда — прямо за речку) — велась охота на дембелей. Потерявших бдительность пацанов — грабили, убивали, люди пропадали без вести. Никто не знает, чего в этом было больше — жажды наживы или деятельности исламского подполья. То что последнее — имело место уже тогда, станет известно много позже. Душманы — проникали и в СССР, тем более по ту сторону границы было немало потомков басмачей, бежавших из СССР и ненавидевших шурави в поколениях.

Борьба с этим велась, но... милиция работала по принципу: нет тела нет и дела. Бандиты это быстро поняли...

— Товарищ, давай со мной.

— Э, куда нада, а?

— В город едем, э?

Прохоров играл свою роль правильно — не пьяного, а слегка клюнувшего. Оттаявшего душой, расслабившегося.

Потерявшего бдительность.

— Ну, эта... давай с тобой, что ли...

На выезде — таксист притормозил.

-Э... чего.

— Извини, дорогой... родственника встретил, на одной улице росли, в одну школу ходили. Подбросим, э? Ему тоже в город надо...

Вот оно как

Барским жестом

— Сади. Не жалко...

Молодой, востроглазый зверь в явно не здешней кожаной куртке — вломился на переднее сидение, скороговоркой пробубнил по-русски

— Извините... мне до города только... а там на автобус сяду

Как же...

В тепле салона — дембеля совсем развезло, он захрапел. Водитель и якобы случайный пассажир понимающе переглянулись. Заговорили меж собой по-узбекски

— Бухой совсем, э?

— Русскому Ване только дай водки похлебать. От этого анашой пахнет, видимо, провез-таки пару башей

— В кяриз его?

— Зачем? Он и так готовый. В городе выбросим.

— А если в ментовку заявление напишет?

— Нашим ментам он нафиг не нужен...

— Не. Прошлого раза хватило. Замочим

Такси остановилось на обочине какой-то сельской дороги... несмотря на то что Ташкент был совсем рядом, здесь была типичная сельская пастораль, с огнями деревни, с мертвыми, засыпанными снегом полями, с кустарником.

С заднего сидения доносился могучий храп

Водитель и попутчик — молодой, востроглазый зверь — переглянулись.

— Давай его достанем...

Попутчик приготовил удавку

Водила и сам не понял, как все произошло. Только что, русский Ваня спал, издавая богатырский храп — а сейчас дико болела голова от удара дверью, а попутчик — булькал кровавыми пузырями на мерзлой земле, доходил. У русского Вани — за ремешком часов оказалась заточка.

— Ну чо, с..а. Много пацанов вы так приговорили?

— Не убивай! Аллахом прошу, не убивай!

— Я задал вопрос, дух. Еще один гнилой базар с твоей стороны — будешь без глаза. Чтобы рулить, тебе и одного хватит. Сколько?!

— Одного! Нет двоих! Двоих! Один на меня бросился!

— На кого работаешь?

— Ни на кого! Сам по себе, платят мало... уй...

— Значит так, с..а. Сейчас везешь меня к Абдулле. Побазарить надо. Только...

Русский отступил, осмотрелся

— Возьми камень. Вон тот. Ну!

Узбек неловко взял камень, он, промороженный — жег пальцы

— Добей. Или рядом с ним ляжешь.

...

— Ну!

Таксист, трясясь от страха, наклонился и ударил своего подельника по голове. Он и думать не думал броситься на русского с камнем. Люди здесь всегда понимают силу, а таксист уже понял — что перед ним не набуханный русский Ваня. Перед ним сам шайтан...

— Бей сильнее!

Несмотря на то, что на дворе двадцатый век, его окончание здесь в общественном устройстве мало что изменилось.

Первичная единица узбекского общества — конечно семья, а вот дальше идет не род, а махалля. Махалля — квартал в населенном пункте, улица или даже микрорайон в селе, в старых селах он бывает обнесен забором. В нем обязательно есть едальня и иногда — подпольная квартальная мечеть, где собираются и читают Коран. В махалле есть старший, там устраиваются дела, все праздники, поминки, свадьбы — справляют всей махаллей. В махалле все знают всех лично. Если в махалле есть преступник — тут он найдет и кров и помощь, но если не трогает своих.

Еще одна особенность — на территории Узбекистана расположены сразу несколько городов которые в свое время были столицами ханств и царств. Если у Таджикистана, например своей государственности не было вообще — то у Узбекистана в истории сразу несколько отдельных государств. В каждом была своя элита. Несмотря на то что коммунисты пытались уничтожить все это — это сохранилось, просто элитность превратилась в клановость. Клановость добавляет территорию — и сын эмира и сын пастуха, если они родились в одном городе, районе, селе — у них есть общие, групповые интересы, и они будут их отстаивать. А если не будут — то станут жертвами и рабами кланов из других регионов. Из этой системы нельзя было выйти, кто не хотел в этом вариться — уезжал.

И кроме того — Узбекистан даже советский — сохранял связи и с исламским миром, и с бежавшими в Афганистан и далее потомками басмачей. Потому что кровь — не водица, общая кровь — тут это не было пустым звуком. В отличие от России, которая модернизируясь, уничтожала самое себя — тут этого не было, современность признавалась и применялась лишь настолько, насколько она была совместима с традициями народа.

И если в России фольклор был просто фольклор — то тут это было больше, это было живое.

Такси — подъехало к одной из таких махаллей и остановилось. Бледный как смерть водила, от которого тянуло запашком блевотины — показал на ворота.

— Абдалла здесь.

— Иди, приведи его.

— Он не выйдет

— Тогда я сожгу машину.

...

— А потом я сожгу и все остальное.

У водилы, который только что размозжил камнем голову другу, а потом сбросил его в кяриз — не возникло и тени сомнений в том, что русский это сделает. Память заполошно подсказала — если сожгут машину, за которую он материально ответственный — его уволят с таксопарка. А он пятнадцать тысяч за место таксиста отдал, по всей родне собирали.

О, Аллах...

— Я пойду русский

— И передай ему вот это...

Когда-то он думал, что покорность народа — благо.

Сейчас, выйдя со двора Сунната-ака, он понял, что это беда...

Рауль Мир-Хайдаров

Пешие прогулки

Абдалла — был, конечно же, связником афганской вооруженной оппозиции и одновременно с этим — агентом турецкой разведки MIT. Через нее — он был связан и с ЦРУ США, но опосредованно.

Он был одним из "птенцов" Рузи Назара, но родился он в Афганистане, в самом Кабуле. Его родителями — были образованные, интегрированные в афганское общество узбеки. Дед лечил самого Короля, но при этом дома на видном месте висел портрет Адольфа Гитлера. Как кстати и в доме Гульбеддина Хекматьяра.

Гитлер до сих пор был популярен на Ближнем и Среднем Востоке, его почитали как борца с британской и в целом — западной гегемонией, на это накладывались давние связи Германии с Турцией (османский султан считался покровителем и лидером всех правоверных, только после Первой мировой этот титул перешел к саудовскому королю) и с Ираном. Но главной была все же ненависть к Британии, которая тут была давней, долгой и острой. Ни одно афганское правительство, каким бы оно ни было — не признало линию Дюранда, разделившую пуштунские земли надвое.

Афганистан до того как там все началось — вовсе не был закрытой для мира страной: афганцы жили себе мирно, те кто побогаче — отправляли детей учиться от Лондона до Гонконга. Не последнюю роль на образовательном рынке играл и СССР — там учились врачи, инженеры, агрономы.

В Ташкенте — Абдаллу и застал переворот 1978 года.

Он вернулся домой, чтобы стать свидетелем, и невольным участником всего того хаоса, который сопровождал начало афганской революции. Ее совершили военные и немногочисленная, сильно разделенная и враждующая меж собой группа интеллигенции. Точнее даже не так — военные совершили переворот и вручили власть интеллигенции, потому что верили: те знают как надо. Интеллигенция разумеется ни черта не знала, это были люди витающие в облаках и главное: переселившиеся в город, они мало что знали о том, как живет деревня. Они читали европейских мыслителей Маркса, Энгельса, Ленина — и пытались приложить это учение к совершенно не европейской стране, изобретали классовую борьбу там где отродясь не было классов. Шурави возили их на ту сторону Пянджа и показывали процветавшие колхозы — миллионеры, но скрыли, в какую цену обошлась стране коллективизация, какой кровью она делалась. Скрыли потому что и сами не знали — в СССР эта тема была абсолютным табу. Скрыли и то, что процветание обусловлено огромными дотациями из федерального бюджета, завышенной ценой на некоторые сельхозкультуры, банальными приписками и очковтирательством. Сельскохозяйственный бизнес по-киргизски, когда бригадир тайком арендовал землю под лук, нанимал китайцев* и получал с гектара прибыли полмиллиона полновесных советских рублей за сезон — она была возможна лишь в СССР с вечными дефицитами и закрытостью рынка. Но афганцы смотрели, завидовали и хотели так же, они хотели за год — два пройти тот путь, который СССР прошел за десятилетия, торопились, наживали врагов. Начались трибуналы — суетные, суматошные, ничего общего не имевшие с законом. Месть порождала месть.

Потеряв отца и брата — Абдалла возненавидел СССР и марксизм в целом. Но он не примкнул и к исламу. Он для этого был слишком образован. Вместо этого — он вышел на националистические круги. На остатки нацистского подполья...

Они и переправили его в Узбекистан. Где он начал вербовать партизан, распространять подрывную литературу и организовывать подлые убийства возвращавшихся с фронта солдат.

Его деятельность — нашла благодатную почву, потому что именно в это время узбекские элиты потрясло "хлопковое дело". Хотя его свернули — но многие задумались о том, а как противостоять центру. Ответ — если за тебя народ, который готов выйти и бить, громить, крушить, если центр это знает — тебя не тронут, проблем никому не надо.

Одновременно с этим возникла и другая проблема: как укрыть наворованное. История начала восьмидесятых показала: в стране его укрывать нельзя: найдут. Найдут даже если закопаешь, спрячешь на огороде или в стене дома родственников: найдут.

И снова решение — прятать за границей. Открывать счета. На себя, на родственников. Но так как Европа была чужда и непривычна: Стамбул. Карачи. Даже Гонконг.

И снова оказались нужны связи — те, кто поможет, подскажет, проведет за руку.

Один за другим — первые секретари, директора комбинатов и председатели колхозов — миллионеров — сами того не понимая попадали на крючок турецкой разведки.

И так все и шло... пока в дверь не постучался идиот Саид и было это ночью...

— Эфенди... уважаемый... проснитесь.

Абдалла проснулся. Потянул к себе ружье...

Оружие у него было и немало — но дома держать было нельзя.

— Откройте?

— Что произошло? — спросил Абдалла через дверь

— Ради Аллаха!

Саид был нужен. У него не было ума, но были родственники, и было такси с лицензией. Это огромная ценность в стране, где машину ждут по несколько лет по очереди. Таксист он и есть таксист, целый день колесит по городу, отвези привези. А спросят его из органов — он и плечами пожмет: клиента вез. Какой с меня спрос...

Абдалла открыл дверь

— Салам алейкум

— Ва алейкум ас салам эфенди. У нас беда

— Какая беда?

— Один человек...

— Ну?

— Один человек ждет вас снаружи, ему надо поговорить

— И ты привез его сюда?! Идиот!

— Он назвал ваше имя.

— Мое имя!?

— Ну да.

— Увези его отсюда. Меня нет.

Саид опустил голову

— Этот человек... он опасен, эфенди.

...

— Он сказал, что все тут сожжет. И начнет с машины.

...

— Ради Аллаха, поговорите с ним, эфенди...

Абдалла дал Саиду хлесткую пощечину

— Я поговорю с тобой, идиот... но потом.

Русский — как оказалось, был на вид совсем обычным, молодым. Только из армии. Но Абдалла отнесся к этому со всей серьезностью — не в последнюю очередь из-за того что было написано в этой записке...

— Кто ты? — коротко спросил он, сжимая в руке ружье

— Без разницы кто я. Вопрос, кто ты, да?

— Не боишься? — Абдалла чуть приподнял ружье — тут другая страна. Русским тут не рады.

— За мной придут другие.

Абдалла понял, что так не пойдет.

— Кто ты?

— Я из Казани.

Надо сказать, что пару месяцев назад про казанский феномен заговорили. Сначала вышла статья в Семье и школе. Потом — показали "Жестокие игры молодых". Сложно сказать было ли это ошибкой — замалчивать проблему тоже не годилось.

— Что ж, если ты издалека, проходи.

— Нет. Поговорим в машине. Садись.

Абдалла сел вперед, на водительское. Русский — назад. Вышла луна, морозным светом освещая поля с остатками убранного хлопка.

— Ты ведь не мусульманин, так?

— Нет, не мусульманин. Но есть и мусульмане.

— И что ты хочешь? От меня?

— Патроны. Для начала

— Патроны?

— Они самые. Я знаю, у тебя есть...

Была (и есть) такая контора — КБАЛ имени Кошкина. Переводится как Конструкторское бюро автоматических линий, главное производство у них было в Луганске. Основная специализация — производство линий и отдельного оборудования для производства патронов.

Вершиной их линейки — то чего не было ни в одной стране НАТО — это "комплекс". Автоматическая роторная линия. Производительность, по крайней мере в двадцать — тридцать раз превышает любые аналоги, комплекс был создан для снабжения армии в ходе тотальной войны. Полностью автоматизированное производство — загружаешь лист, порох, жесть для патронных укупорок — на выходе получаешь готовые цинки. Их было сделано всего несколько штук. Один был продан в ГДР для снабжения Западной группы войск и Народной армии ГДР. Один в Луганске. Пара по городам РСФСР на основных патронных заводах. Их было немного, потому что стоили они дорого, в мирное время их мощность была явно избыточна. И один — только недавно был запущен в Киргизии, во Фрунзе** — для снабжения сороковой армии.