| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Так что и сейчас мне было совершено ясно, какое у него выражение лица, когда он кладет передо мной кусочки мяса, а потом понимает, что я даже поблагодарить его не в состоянии.
Как я выгляжу в его глазах, что подумают люди вокруг — я была уже не в силах думать обо всем этом.
Ничего уже не имело значения. В голове осталась лишь одна мысль.
— Эй, твое лицо...
Я хотела лечь.
— Хоро!
И после этого возгласа моего спутника Лоуренса все скрыла тьма.
* * *
Очнувшись, я обнаружила, что лежу под знакомым удушающе толстым одеялом.
Как я здесь оказалась — почти не помнила.
Все было как в тумане; помнила только, как меня несли.
Я чувствовала себя немного неловко, но в то же время была тронута... самую малость.
Однако, сказав себе, что, быть может, то был всего лишь сон, я тут же прогнала это чувство.
Ибо уже видела подобные сны прежде.
Если я спутаю сон с явью — кто знает, как он меня ругать начнет, когда я его поблагодарю.
Мудрая волчица злится, когда ее ругают, улыбается, когда хвалят, и наносит удар, когда жертва теряет бдительность.
"..."
Сейчас я была лишь плотно замотана в это тяжеленное одеяло.
Как неловко.
Пирушка, конечно, закончилась сразу же.
Для той, кто понимает всю важность празднеств, это было печальнее всего.
Я никак больше не могла сохранить достоинство Мудрой волчицы.
Я, конечно, не люблю, когда мне поклоняются, но и отбросить собственную гордость не желаю.
Особенно перед этим добряком-торговцем.
"Хм..."
Но если подумать...
По сравнению с теми многочисленными неловкими ситуациями, в которых я уже оказывалась за время моих странствий с этим дурнем, последнее происшествие — ну совсем ничего особенного. Да, по правде сказать, любого из тех происшествий было достаточно, чтобы начать оплакивать бедную репутацию Мудрой волчицы.
Неудовольствие ведет к гневу, развлечение приносит радость.
Мы познакомились не так уж давно, но у меня почему-то было такое чувство, словно мы путешествуем вместе очень и очень долго. Постепенно вспоминая те или иные события недавнего прошлого, я то и дело ощущала боль сродни той, какую ощущаешь, когда совершаешь ошибку.
У меня и в далеком прошлом была парочка неудач, но воспоминания о них не будят во мне чувств.
А в результате нынешнего путешествия я внезапно оказалась в той ситуации, в какой оказалась.
"...И как вышло, что все сложилось именно так?" — пробормотала я себе под нос.
Должно быть, все из-за того, что до недавних пор я жила в пшеничных полях совсем одна. Целыми днями ничего не делая, не различая "вчера" и "сегодня", "завтра" и "послезавтра". О течении времени напоминали лишь ежегодные праздники урожая, праздники сева — эти проходили раз в два года, — молитвенные церемонии о теплой зиме, молитвенные церемонии о дожде, молитвенные церемонии о безветрии...
Если посчитать — не более двух десятков дней было в году, когда я ощущала течение времени. Для тогдашней меня время исчислялось не минутами или днями, но месяцами, а быть может, даже целыми временами года; помимо этого, различия были лишь между днями с праздниками и днями без праздников.
Теперь же каждый день моего путешествия нов и полон событий.
Тогда я жила медленно, созерцая, как побеги превращаются в могучие деревья; теперь каждый день вместе с этим юным торговцем стоит нескольких десятилетий.
Ночь и утро того же дня всегда совершенно не похожи друг на друга. Утром ругаемся, днем уже помирились настолько, что за обедом убираем друг другу крошки с лица; выхватываем друг у друга из-под носа пищу за ужином, но можем спокойно говорить о будущем после наступления темноты.
Такие дни, полные перемен и неожиданностей, — что-то подобное я уже испытывала раньше.
Кажется.
В прошлом мне несколько раз доводилось путешествовать вместе с людьми. И некоторые из воспоминаний тех времен поистине незабываемы.
Но сейчас я была уже не в пшеничных полях, где скучные дни тянутся один за другим, и число их больше, чем шерстинок на моем хвосте; сейчас у меня нет времени на сентиментальные воспоминания.
Что мой спутник сделал вчера, что он делал сегодня. И о чем он думает прямо сейчас. Мне просто-напросто не хватало времени, чтобы как следует обдумывать все это.
И только после встречи с моим спутником я смогла позволить себе неспешно предаваться воспоминаниям о доме.
Привыкнув к непрерывному течению тоскливых дней, когда времени хватало, чтобы пересчитать все шерстинки на хвосте, да не по одному разу, я сейчас совершенно не желала пачкать столь бурные дни малейшей тенью печали.
Сказать, что я несчастна, — значило бы солгать.
Скорее, я была чересчур счастлива; счастлива до такой степени, что меня саму это слегка настораживало.
"..."
Повертевшись немного, я нашла наконец более удобную позу. Вздох.
Поскольку человеческий облик я принимала нечасто, я сперва собиралась спать так, как это делают люди. Только почти во всех позах мне спалось плохо.
Удобнее всего было лежать ничком или свернувшись калачиком.
Мой спутник спит лицом к небу, распрямившись, как глупая кошка. Недавно я поймала себя на мысли, что если человек не может расслабиться даже во время сна, влиться в их мир может быть слишком уж утомительно.
Люди живут лет до семидесяти; при столь короткой жизни неудивительно, что они каждый день куда-то спешат.
Заставить бы их поучиться у деревьев.
Для деревьев вчера или сегодня, прошлый год или позапрошлый — все равно; они почти не меняются.
Размышляя, я вдруг внезапно сообразила, что кое-что напрочь вылетело у меня из головы.
"Ох, пастушка..."
Наконец я вспомнила, в чем корень моих проблем.
Тогда я сама себя поставила в неловкое положение.
Но здесь не было никого, кто бы мне докучал.
Думаю, позже мне надо будет как следует подокучать этому тупице.
И поделом ему будет. За то, что лишь с этой пастушкой все время болтал, а на меня даже взгляда пожалел.
Он же явно полагался на меня, Мудрую волчицу, когда ему надо было выбраться из той ямы. И, тем не менее, я никто рядом с этой белобрысой, худой как палка пастушкой?
При этой мысли я ощутила, что мои веки вновь тяжелеют. Плохо.
И куда сбежал этот тип?
Я вся кипела из-за того, что мой спутник не соизволил побыть со мной в такое важное время, но тут мои уши уловили слабый звук шагов.
"!"
Я рывком поднялась и села.
Впрочем, я тут же осознала, что веду себя совсем как собачка, и, устыдившись собственного поведения, снова улеглась.
Столь легкомысленное поведение, да еще в придачу и то, что в моем полном достоинства сердце явно притаилась капелька счастья...
И тем не менее, постыдное остается постыдным.
В дверь постучали.
Пожалуй, лучше не отвечать, решила я и отвернулась от двери. Минутная тишина, и дверь наконец отворилась.
— ...
Обычно я сплю, укрывшись одеялом с головой. Поскольку сейчас моя голова осталась снаружи, это означало, что я более-менее бодрствую.
Похоже, у моего спутника были те же мысли; он вздохнул и закрыл за собой дверь.
Я не стала оборачиваться — по-прежнему смотрела в сторону.
Раз уж тебе так нравятся слабые девушки, то при виде меня, прикованной к постели, тебе наверняка захочется излить на меня поток заботы. Шанс одержать победу!
Мой спутник уже у самой кровати.
Охота началась!
С этой мыслью я уверенно обернулась и состроила нежно-страдальческую гримаску.
Не то чтобы я намеревалась молчать — но вдруг оказалось, что я не в силах произнести ни слова.
Отчасти в этом виновата жажда, а кроме того — выражение лица моего спутника заставило меня умолкнуть.
— ...
Я просто не знала, что сказать.
Может, от этого мое немощное лицедейство только выиграло.
И, однако, если бы кто-то узнал, о чем я подумала затем, он бы сильно удивился.
Все дело в том, что, когда я обернулась, то увидела лицо моего спутника, полное вовсе не сострадания, а гнева.
— Если тебе было плохо, почему ты сразу не сказала? — вот такие слова были произнесены первыми.
— ...
Я была слишком ошеломлена, чтобы что-либо ответить.
Он был сердит как никогда, и я вновь спросила себя, уж не сон ли все это.
— Ты же не ребенок, как тебе удалось за весь вчерашний день так ничего и не заметить, пока ты не упала в обморок?
Впервые я видела своего спутника настолько разгневанным.
Если говорить о прожитых годах, или о силе мысли, или о физической силе — он мне совершенно не ровня; и тем не менее, лицо его сейчас внушало страх.
Мне по-прежнему нечего было ответить.
До сегодняшнего дня я прожила бессчетное число месяцев и лет; но случаи, когда из-за меня люди выходили из себя, можно было пересчитать по пальцам одной руки.
— Только не говори, что ты просто хотела умять побольше мяса и вина.
— Какого!..
Конечно, мой спутник злился, потому что мне же желал добра, но быть обвиненной в том, что я скрывала болезнь только из-за вкусной еды, — это было невыносимо.
Я никогда не собиралась изображать богиню, но все же мне долгое время поклонялись как богине; я осознаю всю важность празднества — его просто нельзя прерывать, тем более — обрывать на середине.
Неужели бы я смогла, по такому мелкому поводу...
— ...Прости, я неправ. Я только что неудачно выразился.
Наконец-то мой спутник успокоился. Он испустил тяжкий вздох.
Только тут я осознала, что невольно обнажила клыки.
— Я бы не стала так поступать лишь ради этого...
Как я и думала, волчье поведение было совершенно неуместным.
Именно по этой причине мне следовало бы возблагодарить небеса за то, что сейчас я в облике человека — сейчас нужно вести себя как подобает человеку.
— Я ведь вправду о тебе беспокоюсь. А если бы мы были в дороге, что тогда?
Наконец-то я поняла, почему мой спутник так зол.
Он — бродячий торговец, он все время в пути.
Если человек заболевает во время путешествия, далеко не всегда рядом оказываются надежные спутники.
Как правило, человек страдает в одиночестве вдали от жилья.
Мне вспомнилась грубая пища и неудобные ночлеги, которые мне приходилось выдерживать за время моего путешествия.
Если путешественник серьезно заболеет — не будет преувеличением сказать, что он заглянет в лицо смерти.
Он не такой, как я — я, которая вечно плачется о своем одиночестве, но на самом-то деле привыкла жить с другими людьми.
— ...Прости, — произнесла я тихим, хриплым голосом. И это было не притворство. Мой спутник — редкостный добряк, и он действительно тревожится обо мне.
Я же, напротив, думаю только о себе. При этой мысли мне стало стыдно.
Я опустила голову, не смея взглянуть моему спутнику в лицо.
— Да ладно... все хорошо, если только ты здорова. У тебя ведь не простуда и не какая-то еще болезнь, верно?
В его словах слышались радость и печаль одновременно. От этого меня охватила еще большая робость.
Причина моей робости проста. Я волчица, он человек. Понять такие вещи просто невозможно.
— Ну, это... я просто переутомилась, не больше того.
— Я так и думал. Если бы ты взаправду заболела, моей наблюдательности хватило бы, чтобы это заметить.
Мои слова были наполовину ложью.
Но он предпочел не указывать мне на это и не сердиться вновь.
— Но что если...
— ?
Я показала глазами, чтобы он продолжал, и он спросил извиняющимся тоном:
— Может, ты случайно лука наелась?
Теперь на лице моего спутника был уже не гнев.
Теперь оно было полно веселья.
— Я не собачка.
— Ага, ты мудрая волчица.
Увидев, что он наконец улыбнулся, я вдруг вспомнила, что давно уже не улыбалась.
— Кстати, ты ведь не дал еде и вину пропасть, я надеюсь?
Теперь в лице его читалось: "Ну конечно же".
— Я торговец; разумеется, такие вещи мимо меня не проходят. Все, что осталось, я забрал с собой.
Мои клыки вновь появились из-под губы. Но на этот раз — из-за того, что уголки губ сами поползли вверх.
— Однако...
Его улыбка внезапно исчезла, и он протянул ко мне руку. Ладонь у него была не жесткая и не мягкая. Она была совсем не похожа на мои нынешние ладони, скорее она напоминала подушечки лап, когда я в волчьем обличье — такая мозолистая.
Его пальцы мягко откинули в сторону мою челку и прикоснулись ко лбу.
От прикосновения его руки мое сердце забилось быстрее.
Ощущение от этих пальцев напомнило мне танцующее касание волчьего носа.
Когда по моему лицу слегка проходится волчий нос... это для меня немного чересчур интимно.
Конечно же, это чувство на моем лице не отразилось; и, конечно же, мой спутник ничего не заметил.
Словно абсолютно естественным жестом, его рука легла мне на лоб.
— Да, у тебя жар. Похоже, ты и вправду переутомилась.
— И кто, по-твоему, в этом виноват... заставил меня перенапрячься, чтобы помочь тебе выпутаться из твоих проблем.
После этой моей натужной попытки похрабриться он своей сухой рукой ущипнул меня за кончик носа.
— Вовсе не нужно держаться так воинственно.
Хотя на лице его блуждала шутливая улыбка, я ощутила, что слова его полны искренности.
Я вдруг застеснялась на него смотреть.
Отпихнув руку от моего носа, я отвернулась. Однако одним глазком все же подглядывала за ним из-под одеяла.
— Увы, мы опростоволосились перед Норой.
При воспоминании о том, что по моей вине превосходная трапеза пошла наперекосяк, я съежилась под своим одеялом.
Но самым невероятным было даже не это...
Уж раз об этом заговорил кто-то другой — даже если бы мне не было так плохо прежде, теперь точно стало бы хуже.
— Да, и тебе какое-то время нельзя будет есть мясо.
— Уггг...
Я взглянула на него жалобно и печально; он вздохнул.
— С другой стороны, я приготовлю тебе особое кушанье для больных. Ты должна полностью поправиться, ну хотя бы ради меня. После этого в твоем распоряжении будет все мясо и вино, какое только пожелаешь.
При упоминании "всего мяса и вина, какое только пожелаешь" мои уши слегка затрепетали, но по-настоящему тронуло меня "кушанье для больных".
Не только в деревне, которую я опекала несколько сотен лет, но и вообще в мире людей для больных готовили особенно вкусную пищу, чтобы они быстрее выздоравливали.
Для волка быть больным, естественно, означало быть голодным, но пути людей совершенно другие.
Разумеется, я не буду настаивать на волчьем образе мыслей и отказываться от еды.
Во всяком случае, мой спутник наконец-то отвлекся от пастушки и занялся мной.
И я не дам ему снова сбежать.
— Если ты станешь еще немного нежней, это будет уже страшно.
Поскольку мой спутник выглядел ну очень счастливым, я старалась по-прежнему держаться на высоте и не давать себе поблажек.
Хотя Мудрая волчица и может свалиться от утомления и ослабеть, ум ее никогда не утеряет остроты.
Мой спутник ответил с улыбкой на лице:
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
