Великий Контрабандист. Книга вторая. (главы 11-20)

Прошло пять минут. Потом ещё пять минут. И снова пять минут. Одиннадцатая опять нажала кнопку вызова персонала. Ей опять быстро ответил тот же сиплый голос, опять клялся мамой, что ещё пять минут и всё, ну, может шесть. Но дальше обещаний, типа "мамой клянусь", дело не шло. Ацкий сотона. Ситуация вырисовывалась кислая. Торчим тут: ни тудым, ни сюдым. Мысли одиннадцатой устроили родео, пытаясь найти выход из столь мутной ситуации: надо же умудриться застрять в каком-то дерьмовом лифте. Коллеги узнают — засмеют. Из глубины сознания одиннадцатой начал подниматься незамутнённый гнев: ещё немного и она не выдержит и применит свой боевой Дар, вот тогда всем станет тошно. Одиннадцатая постаралась взять себя в руки: применение её Дара посреди мирного города слишком опасное дело, но так и хочется решить вопрос радикально.

Досчитав до десяти, она опять нажала злосчастную кнопку. Опять услышала гнусный сиплый голос, клянущейся мамой. Да хоть бабушкой — начала закипать одиннадцатая: чтоб ты жил клопом в обоссаном матрасе дешёвой шлюхи. Она не удержалась и стала грозить сиплому жуткими карами: договорилась до того, что пообещала сиплому вылечить его голос электричеством. На том конце обладатель сиплого голоса что-то пытался говорить, вернее ублюдок отбрёхивался, но вдруг переговорное устройство забулькало, зашипело и отключилось. Через десяток секунд пропал свет.

Ужоснах! Вот это номер. Уже, по всем регламентам, должны в подъезде шуршать ремонтники, коих должно здесь крутиться в таком количестве, как пауков в сарае, но стояла подозрительная тишина. Связь с сиплым накрылась оцинкованным тазом. Ремонтников нет. Света нет. Зато постепенно накатывала злость.

Выпустив сквозь зубы воздух, одиннадцатая решила воспользоваться своим смартфоном. Где-то здесь написаны номера мобильных телефонов экстренных служб. С помощью света, исходящего с экрана смартфона, одиннадцатая нашла такой номер, указанный на специальной табличке возле кнопок. Набрала заветные цифры. Через несколько гудков ей соизволили ответить.

— Чего надо? — пробормотал старческий голос. И не поймёшь — мужик это говорит или бабулька какая.

— Я в лифте застряла, — честно призналась одиннадцатая и назвала дом и подъезд.

На той стороне линии раздалось кряхтение, сморкание, сопение, пыхтение и невнятное бормотание об идиотах, шастающих по лифтам и ссущих там во все углы. А мы потом убирай за такими некультурными и невоспитанными людями. Совесть у вас где?

— Я уже целый час торчу в застрявшем лифте, — стараясь сохранять спокойствие, напомнила одиннадцатая не то бабушке, не то дедушке.

— Небось, уже лужу наделала, — осуждающе прокряхтела трубка. — А дома было слабо на фаянс сходить? Так и норовят лифт обоссать ...

— Я здесь ничего не наделала, — на последних граммах терпения сообщила одиннадцатая своему собеседнику (или собеседнице). — Я здесь торчу уже час, а вы не телитесь. Безобразие!

Так и хотелось сказать одиннадцатой, что если так дела пойдут и дальше, то она точно наделает вам здесь, и много наделает.

От её слов пожилой человек непонятного пола резко завозмущался:

— Дамочка, потрудитесь вести себя прилично и не хамить должностному лицу, находящемуся при исполнении. Я вам уже двести раз ... хр ... хр ... брр ... бригада давно работает на объекте ... хр ... хр ... буль ... буль ...

Собеседник, сопя, пыхтя и причмокивая стал сообщать кому-то находящемуся рядом с ним о том, как ему трудно общаться со всякими неадекватами. Вот и теперь, звонит, понимаешь, какая-то дурная дамочка, явная неадекватка, если не сказать хуже, и отвлекает от работы. А сама уже нассала в лифте. Где только таких дамочек делают.

Одиннадцатая скрипнула зубами от дикой злости, чего с ней давно не происходило. Надо звонить коллегам — решила она, так как ситуация выходит из-под контроля. Сейчас я не выдержу и разнесу тут всё вдребезги и напополам.

Она достала из сумочки прибор для связи с коллегами, но с удивлением заметила, что специальное средство связи заблокировано: ни бэ, ни мэ, а ведь ещё дома оно прекрасно работало. То есть до коллег не достучаться. Попыталась, в нарушение всех инструкций, позвонить по обычному смартфону, но увидела, как шкала зарядки батареи прибора уменьшается прямо на глазах. Всё стало ясно: это подстава. Хотя, говоря прямо, это не подстава, а акция по её устранению. Когда ситуация прояснилась, то в голове одиннадцатой мысли пришли в норму: теперь она мыслила холодно, пытаясь найти выход из положения. Интересно, на что надеются устроители покушения на неё? Они, наверняка, знают о её Даре. Сейчас она включит свою силу и разнесёт тут всё к чёртовой матери сгенерированным силовым полем.

По спине одиннадцатой побежали мурашки: силовое поле можно, конечно, включить, но сейчас она висит в воздухе на высоте третьего этажа, а это значит, что разрушившиеся строительные конструкции здания образуют вокруг силового кокона огромную массу, ведь конструкции здания весят не одну сотню тонн. Силовой кокон продержится минут тридцать, а потом схлопнется и одиннадцатая окажется заживо погребённая под кучей строительного мусора. Так-то она легко могла снести своим Даром этот дом с лица земли, но при условии, если она находится в отдалении от здания. Сейчас же она находится внутри объекта. И что прикажете делать?

Тут лифтовая кабина закряхтела и резко свалилась в пропасть метра на два. Пол больно ударил одиннадцатую по стопам ног. Это событие ввергло женщину в паническое состояние, и она на рефлексах применила Силу, направив мощь своего Дара на дверь лифтовой кабины. Дверь, сделанная из тонкостенной стали и облицованная пластиком, смялась, как бумага, но она впечаталась в стены лифтовой шахты, нарушив прочность кирпичной кладки. Одновременно с применением одиннадцатой своей Силы, где-то наверху рванул взрыв достаточно большой мощности: лифтовая кабина устремилась вниз, а за ней полетели разрушенные взрывом строительные конструкции. Плиты перекрытий, разрушенные взрывом, начали складываться и устремились вниз, прихватывая по пути перегородки, лестничные пролёты и всё, что находилась в квартирах злосчастного подъезда. Другие подъезды не пострадали, а подъезд, где находилась квартира номер 27, стал походить на кучу пыльного мусора.

Спасатели, приехавшие на место трагедии, с помощью строительной техники разбирали завалы целые сутки, но вначале на завалах крутились полицейские взрывотехники, одарённые дознаватели и кинологи. Все должностные лица прекрасно понимали, что это классический теракт. Силу взрыва оценили до сотни кило в тротиловом эквиваленте.

Консьерж третьего подъезда элитного дома Зиновий Петрович Комлев хотел бы забыть этот треклятый день, но не мог. Судьба с Петровичем сыграла нехорошую шутку: теперь от всех переживаний в организме Петровича приключилось такое высокое артериальное давление, что готово пробить потолок. Помру от гипертензии — с тоской подумал консьерж, или уже бывший консьерж, ведь его подъезд перестал существовать.

На суточную смену Зиновий Петрович заступил, как положено, в шесть утра.

— А я ведь, жопой ... то есть, сердцем чуял, что случится что-то нехорошее. Как накаркал, — застонал Зиновий Петрович.

Сначала Петровича немного подвёл сменщик, "забывший" вынести пакет с мусором, собранным им за смену: пришлось Петровичу самому тащить полный пакет к мусорным бакам. Потом удивили жильцы: почему-то с шести часов до половины седьмого утра, почти все жильцы, как сговорившись, целеустремлённо покинули свои квартиры и ринулись наружу, усвистав по своим делам. Всего у нас в подъезде десять квартир, а такое впечатление, что куча народа живёт, судя по утреннему ажиотажу. Хотя не все покинули квартиры: в квартиру номер 28, пришёл паренёк в качестве гостя. Он назвался Димой и другом Феди Сомова. А папа и мама Сомовы, оставив чадо одного дома, рано утром ушились, наверное, на свою работу. Судя по тому, что этот гость Дима тащил в руках какие-то электронные приблуды, то в квартире Сомовых опять намечаются электронные сражения среди подростков. К Феде постоянно таскаются пацаны, повёрнутые на всяких стрелялках. В наше время такого безобразия не наблюдалось — не одобрял поведение молодых людей Петрович — я в их годы уже с девочками гулял, а современная молодёжь только и может, что вместо коленок девочек гладить мышку. Хотя танчики погонять весьма забавно.

Около семи утра Зиновия Петровича побеспокоил звонок на смартфон от жильца тридцатой квартиры, что на пятом этаже. Комлев знал, что жилец с этой квартиры сейчас отсутствует в Москве. Чего ему окаянному нужно? Не жаловал Петрович этого жильца: поговаривали, что Волобуев Трофим Петрович бывший криминальный деятель, сколотивший состояние нехорошими делами. Здоровый дядька этот Волобуев, хоть ему уже под полста лет. Это консьерж Комлев мужчина роста совсем небольшого, да ещё носит очки со стёклами плюс пять. В этих очках Комлев похож на постоянно удивлённую сову, хотя сова, как говорят, птица умная. А вот Комлева жильцы почему-то считали тупизнем и умственно никуда не спешащим мужиком: его, наверное, в детстве часто головой роняли.

— Петрович, ты там завис что ли? Ручной тормоз заклинило? — орала трубка голосом Волобуева. — Дело к тебе имеется на целую тысячу рублей: прикинь чучу к носу. Петрович, хватит ловить ноздрями мух, слушай сюда. Аллё, гараж? Ты на проводе?

Наконец, Комлев, явственно похрустев извилинами, ответил Волобуеву, что внимательно слушает. Ну, тугодум, Комлев — что теперь поделаешь, природа его такая. Поэтому он и пошёл на работу консьержем, окончив месячные курсы. С его прямыми руками другой работы не найти, а на этой работе главное пунктуальность и купаться хотя бы раз в неделю, чтобы сильно не вонять.

— Молоток, брателло, — одобрительно заговорила трубка. — Ты Петрович, и я Петрович. Это значит что? Отвечаю — все Петровичи должны помогать друг другу. Ты готов помочь своему брату Петровичу? За тысячу рублей ...

— Что надо сделать для брата Петровича? — осторожно поинтересовался немного тормозной консьерж.

— Правильный вопрос! — захохотала трубка. — Уважуха тебе от меня лично. Я, понимаешь, только что приехал в Москву. А у меня багаж небольшой. Два чемодана ... ладно, каюсь, шесть чемоданов. Так вот, Петрович. Я погрузил три чемоданчика в такси и дал адрес, так ты прими мои шмотки-обормотки, по-братски. Ну, и дотащи их до моей квартирки. Там и брось возле лифта. Никто их не тронет. А почему? Потому, что мы с тобой Петровичи и нас все бздят. Гы-га-га. Тебе шоферюга-таксист отдаст тысячу ... бери её и ни в чём себе не отказывай. Говоришь, где ещё три чемодана? Они чуть погодя подъедут. Потом и их примешь, по-братски. А я поеду к одной своей ... хм ... деловой партнёрше. Дела-делишечки, понимаешь, у меня с ней образовались совершенно неотложные. Сразу три дела. Ну, ты понимаешь, когда вынимаешь? Гы-га-га..

Комлев согласился по-братски за тысячу рублей помочь жильцу с пятого этажа. Петровича даже не удивила несуразно большая сумма денег за работу, не требующую особого старания. Всего-то за эту шабашку ему посулили два месячных оклада. Другой бы человек задумался, но Петровичу думать не интересно. Устав думать, Комлев стал ждать приезда такси, погрузившись в полудрёму.

Дальше происходило всё, как два Петровича договорились. Приехало такси. Шофёр сгрузил три чемодана на колёсиках и отдал Петровичу тысячу рублей. Дальше дело техники: Петрович со скоростью арабского жеребца (за тысячу можно и побегать) дотащил довольно тяжёлые чемоданы сначала до своего закутка, где сидит консьерж, а потом на лифте отвёз чемоданы на пятый этаж, где оставил их возле лифтовой шахты. Действительно, кто их возьмёт? Осталось ждать приезда ещё трёх чемоданов Волобуева, чем слегка тормозной консьерж и занялся: сидеть в своём закутке и чего-то ждать с полным отсутствием сознания во взгляде — это Петрович мог делать замечательно. За это ещё и деньги ему платили.

Сидел так Петрович с остановившимся взглядом, сидел, и не знал, какие страсти разгорались в квартирах его подъезда: кому-то очень хотелось выгнать на улицу всех жильцов, кроме обитательницы квартиры номер двадцать семь.

Нравилось Петровичу наслаждаться бездействием, оттягивая момент, когда потребуется прилагать силы. Лучше всего молчать и ничего не делать именно утром. И не просто молчать, а отказаться от отравления мозга дурной информацией, мутным потоком льющейся из каждого угла. Самое то — сидеть наедине самим с собой, со своими тягучими мыслями, сосредоточившись на своём дыхании. Для этого надо просыпаться как можно раньше и смотреть, как просыпается город. Не надо в такой момент позволять разуму вспоминать прошлое или строить планы на будущее — это всё мысленный онанизм.

От полного ухода в самого себя консьержа отвлёк звук открывающейся двери на первом этаже. Петрович уже по звуку мог определить, какая дверь в этом подъезде открывается. Консьерж на несколько градусов повернул голову, чтобы убедиться в том факте, что ему не послышалось — это вышла из своей квартиры номер 21 бабушка Шмуль Генриетта Марковна.

Бабушка на вид между восьмьюдесятью и девяносто годами, но, как ни странно, на голове у неё буйно кудрявились окрашенные в пшеничный цвет волосы, спадающие до самых плеч. Бабулька не заморачивалась должным уходом своей причёски, поэтому волосы её слиплись в дикое месиво, требующее расчёски, а то и ножниц. Бабка имеет злое лицо, а её грива только дополняет образ неприятного человека.

— Здрасьте, — поприветствовал со своего места пожилую бабушку Петрович, но Генриетта Шмуль, даже не посмотрела в его сторону, а быстро выскочила во двор. При этом свой костыль она держала в руках, но им не пользовалась по назначению. Суровая старушенция: смягчить её может лишь мясорубка.

Пожилую, мелкую и худосочную хозяйку двадцать первой квартиры Комлев совсем не жаловал. "Злые языки" поговаривали, что она ничего, кроме травы не ест, а траву жрёт, как комбайн "Ростсельмаш". "Добрых языков" в подъезде не водилось. Ещё и имя бабульки "Генриетта" ассоциировалось у Петровича с чем-то вредным и неприятным. То ли дело имя "Феодора", как у хозяйки двадцать четвёртой квартиры. Оно казалось Петровичу приятным, круглым и мягким, подходящее имя для пышнотелой хозяйки квартиры номер 24, красота которой ушла в сиськи и бёдра. О, какие у неё выдающиеся регионы южнее экватора! Ещё бабку Шмуль периодически клинит. Тогда она шаркает своими ходулями по подъезду, трясёт головой, дико хохочет и всем, кого поймает, подробно рассказывает об окончательно погрязшем в коррупции пенсионном фонде.

Бабушка Шмуль выперлась на улицу в такую рань не просто так, а по необходимости. Буквально двадцать минут тому назад ей позвонили из районной поликлиники и поинтересовались, почему не видят её возле кабинета номер 18. Как же так? Специально для таких уважаемых ветеранов, как Г.М. Шмуль в поликлинику прибыло медицинское светило академик Родимчиков, а Г.М. Шмуль светило отправило в игнор, не явившись под его светлые очи. Лечиться будем или на измену бабушка села?