Армагеддон. Беглецы

С 'улицы' донеслись голоса старшего и младшего и звонкий голос жены. Он повернулся на звук.

Ну если и ты расклеишься, то кто же тогда будет дело делать? Несколько секунд взгляд не отрывался от брезентового входа, медленно отвернулся. И, словно голоса родных людей придали ему сил. Передернул плечами, лицо ожесточилось, стало стальным. Вместо страха почувствовал злость. А черта лысого вам сдамся — придумаю что-нибудь!

Зашла Ольга, посмотрела на застывшего с каменным лицом перед картой мужа и молча принялась за домашние дела, время от времени бросая в его сторону тревожные взгляды. Она была мудрая женщина и знала, когда не стоит приставать к мужу с глупыми вопросами.

Ничего в голову не приходило. Последний раз взглянув на карту, откинул брезентовый полог и вышел из палатки. Полной грудью вдохнул напоенный терпкими лесными ароматами воздух. А ведь славное утро теплое, летнее. Ветер принес аромат дымка — хозяюшки готовили обед для всей оравы колонистов. Птицы беззаботно щебетали, пели, так и хотелось расслабиться. Присесть где-нибудь в тенечке, открыть припасенную бутылку пива из запасов двадцать первого века. Но нельзя. Никак нельзя.

Перед обедом колонисты, от мало до велика, собрались на поляне около кухни — так называли большую поляну с мангалами и импровизированными очагами, где женщины готовили еду. Под прицелом множества глаз Петелин зашел в центр молчаливо круга. Огляделся. Лица мужские и женские, юные и не очень. Кого-то он знал раньше, а кого-то только здесь, на средневековой Смоленщине. Их объединяло одно — надежда. Надежда на лучшее будущее. И за всех них, он, инициатор переселения отвечал.

Он содрогнулся от мысли, что, возможно, привел людей к гибели. Глупой гибели. Глаза его были сухи, губы крепко сжаты.

— Товарищи!.. — махнул рукой, словно разрубая нечто видимое только ему острым казачьим клинком.

Не скрывая ничего, Петелин-старший вкратце обрисовал ситуацию и объявил: совет предлагает принять бой! По лицам людей пробегал страх, но в глазах большинства горел огонь решимости. Действовать. Быстро и решительно. Иначе будет поздно. В мир прошлого эмигрировали люди решительные и энергичные и сомневающихся почти не было. Подавляющее большинство решение совета одобрило, лишь несколько человек, в основном женщин, воздержалось. Все мужское население колонии, кроме стариков и детей мобилизовалось.

Примолкшие люди еще расходились с поляны, когда Петелин почувствовал пристальный взгляд и повернулся.

В шаге от себя увидел Маргариту, вдову Сергея Новиков. Она выглядела бы вполне нормальной и, даже симпатичной женщиной, если бы не покрасневшие от слез глаза и застывшее, бледное лицо, словно маска горя. Сердце пропустило такт, и он понял, что обязан, просто обязан пойти навстречу этой женщине, по его... да-да по его вине потерявшей мужа.

— Александр Иванович, можно вас на пару слов? — произнесла тихо. Взгляд, направленный вниз, застыл, словно женщина хотела разглядеть нечто видимое только ей. Быть может прошлую жизнь, в которой была счастлива. Хотя счастлива ли? — Мне нужно... с вами переговорить. О важном... — на собеседника она упорно не смотрела.

— Хорошо, — мужская рука пригладила седой ежик волос, вопросительно посмотрел на женщину, — слушаю.

Потом, почувствовав взгляд, на миг обернулся и увидел внимательное лицо Чепанова. Он резко повернулся и исчез в кустах.

— Я хочу воевать, — голос женщины звучал твердо, как кремень, — Воевать с Пустоцветом вместе с вами! Вы не подумайте, я ни какая-нибудь там, — она неопределенно пошевелила пальцами, — Сергей меня, — голос на миг дрогнул, но продолжила все так же энергично, — учил стрелять из пистолета. Я смогу. Поверьте, я не стану обузой!

Вдова приложила руки к пышной на нескромный мужской взгляд груди и посмотрела в лицо Петелина. В глазах ее сверкала сталь, взгляд с какой-то обреченной уверенностью, на грани мании.

Глаза ее блестели, говорила зло и взвинченно, и Петелин сделал успокаивающий жест: мол, не горячись.

— Ты... Понимаешь, что это очень опасно и потери неизбежны? — осторожно спросил Петелин и плотно сжал губы, — Это опасно. Очень опасно!

Женщина кивнула, не отрывая взгляда от лица члена совета колонии и почти выкрикнула на грани надрыва:

— Александр Иванович, я все равно приду утром к воротам... Все равно! И не уговаривайте меня! Они, они убили его. Твари!

Выругалась по-татарски матерно и всхлипнула. Пальцы стерли непрошенную слезинку из уголка глаза, она вновь сложила руки на груди.

'А ведь придет, дура-баба! Ну не закрывать же ее... да и негде. Не в холодильнике же! Черт, она не знала что-ли, какой фрукт ее муженек?'

— Ну хорошо, Маргарита, а как же сын? Твой сын...

Он не договорил — женщина перебила:

— А вот про сына не надо! Не надо! Ему шестнадцать, он проживет... если что, а я должна. Слышите, должна быть там! — слезы как по волшебству высохли и смотрела женщина зло и решительно.

Петелин расстроенно покачал рано поседевшей головой и довольно долго молчал, глядя на женщину каким-то оценивающим взглядом.

— Ты убедила меня. Хорошо, приходи. Заранее прошу прощения, если в чем-то задену самолюбие, но не тот момент, чтобы в политесах упражняться — оружие даже на мужиков не хватает. Ты умеешь оказывать первую медицинскую помощь? — наткнувшись на недоумевающий взгляд, — торопливо добавил, — Ну там перевязать,

доставить в медпункт, понимаешь, — он немного замялся, — мужиков мало — они все на счету.

— Умею, умею немного, — ему показалось, что женщина даже слабо улыбнулась.

— Ладно... ждем тебя, я распоряжусь, чтобы оповестили тебя, когда будем собирать мужиков. А ты иди к Анастасии Ивановне, она проинструктирует и снабдит медикаментами. Новиков, не такой, как ты думаешь, — неожиданно для самого себя произнес Петелин, с сочувствием глядя лицо вдовы, — Он пил, гулял...

— Я знаю, — торопливо перебила женщина, прикрывая ладонями рот, словно боясь, что скажет лишнее, — Я знаю — пил и изменял. Я не дура, я знаю, но это ничего не меняет. Ничего. Это мой выбор и моя судьба ...

Петелин развернулся и прямиком направился к караулке, чувствуя спиной, всем телом, взгляд вдовы. На душе было гнусно... Хоть плачь, хотя он и забыл, как это делать. А еще в мозгах клокотала холодная ярость. Порвал бы тварей на клочки!

Перед тем как нырнуть в окружавшие кусты 'кухню', обернулся. Вдова смотрела вслед безразличными, даже невидящими глазами, и он подумал: Боже, за что этому уроду такое сокровище?

Но не до переживаний... Как говорил герой популярного в прошлом киносериала: Дел за гланды! А вот если все получиться...

Домой, в палатку он вернулся далеко за полночь. Пока одно дело, пока другое, пока проверил усиленный караул, охранявший стену, лагерь уже спал и бодрствовала только усиленная смена караульных.

Мерно дышали спящие сыновья и только Ольга лежала в спальнике с работающим ноутбуком на животе.

Ольга с укоризной посмотрела на мужа.

— Виктория! — негромко донеслось из ноутбука, — Вы выиграли!

— Поздравляю, — устало произнес Петелин и наклонился, снимая кроссовки.

— Ты чего так поздно? — прошептала Ольга, положила ноут на застеленный брезентом пол и, оглянулась на сыновей. Не разбудить бы! — Кушать будешь?

= А что у нас на ужин? — так же тихо ответил мужчина.

— Рыба конечно, — женщина поднялась и шагнула в угол, где на раскладном столе стояла закрытая кастрюля.

— Опять рыба... — Петелин скривился, — Нет не буду... Так лягу — надоела рыба твоя!

— Ну извини, — женщина пожала плечами, — Больше ничего нет. Ты где так долго то был?

— Да так, — Петелин усмехнулся и положил ружье в изголовье, — подарочек готовил для 'законной' власти, чтобы не заскучала, — закончил ехидно...

От результатов испытаний, наверное, зависела судьба колонии. Поэтому после митинга Александр решил участвовать в них лично.

Вместе с бывшим артиллеристом из военных пенсионеров по имени Илья и техническим гением Архиповичем и двумя его добровольными помощниками осторожно спустили по круто идущей вниз тропинке на галечный пляж носилки с разобранным минометом: опорную плиту с шарниром и треногой наведения.

Александр подошел к урезу воды где зеленоватые волны, с монотонным плеском набегая на серо-желтый песок, сбрасывали на него белоснежную пену и поднял бинокль. Противоположный берег стремительно приблизился. Кудрявились зеленые кроны деревьев, мир был невероятно свеж, деревья — все сияло столь пронзительно-чистыми оттенками аквамаринового, изумрудного, что казалось, будто все окружающее с заката и до рассвета приводили в безукоризненное состояние полчища проворных лакеев. Ни ветерка, голубая водная гладь блестит словно стеклянная.

А над всем этим небо бездонное и голубе, словно и не садилось вчера солнце в хмурые, серые тучи и неподвижно висит ястреб, распластав крылья, словно высматривал чем таким странным занимаются двуногие? А они занимались привычным, даже банальным делом — подготовкой к убийству себе подобных.

Наконец Александр пожал плечами. Никаких признаков бандитской засады.

— Грузим, — махнул рукой и, не удержавшись, добавил, — Только аккуратно!

Миномет погрузили на лодку. Туда же осторожно положили пять самодельных мин — этого хватит чтобы пристрелять орудие.

Помощники сели на весла. Отталкиваясь от упругой речной волны мощно хекали, изредка бросая настороженные взгляды по сторонам, о деревянные борта плещется волна, поблескивая крыльями, громадные стрекозы носятся над водой.

Не дожидаясь, пока лодка уткнется в песок, спрыгнули в воду, схватились за борта. Лодка уткнулась носом в противоположный берег. Аккуратно перегрузили миномет и боеприпасы на носилки. Путь предстоял неблизкий. Как минимум несколько километров, чтобы звуки взрывов не донеслись до бандитов.

Остановились у небольшого оврага. Что ни говори, а мины у них были самодельные — в общем, поберечься стоило. Каплевидной формы мина с хвостовым оперением делилась на две части. Нижнюю набили порохом — она служила для метания снаряда. Верхнюю туго набили динамитом. Взрыватель самый простейший — накольного типа из ружейного капсюля.

Быстро собрали миномет и направили ствол в сторону от реки. Илья вытащил из офицерской сумки потрепанный справочник и, игнорируя любопытные взгляды, покопался в нем, задумчиво почесал в затылке и, спрятав справочник назад, присел перед минометом.

Установив наклон, махнул рукой в сторону оврага.

— Все, товарищи, прячьтесь. Не дай бог что...

Люди спрятались, и Илья быстро перекрестился и аккуратно подхватив мину, опустил в ствол.

И тут же, едва разжал пальцы метнулся за вековой дуб, одновременно зажмуриваясь и открывая рот.

Звонко блямкнуло, свистящее шипение, и мина понеслась в нужную сторону по почти идеальной параболе. Примерно в паре сотен метров от оврага раздался взрыв и над лесом поднялись стаи встревоженных птиц.

— А ничего себе! — удивленно и радостно произнес Илья, почесывая затылок. Потом добавил, глядя на вылезших из оврага людей, — Выдержал ствол то!

Еще дважды стреляли — Илья нащупывал минимальную, безопасную для расчета дистанцию, а потом направились смотреть результаты.

Пройдя пятьдесят метров по густому подлеску, они вышли на широкую поляну и замерли на краю, не решаясь двинуться дальше.

Земля была покрыт костями, явно человеческими. Кости лежали россыпью и целыми грудами берцовые и бедренные кости, решетки грудных клеток и выбеленные, как голыши, черепа. Как будто здесь полегла немалое войско.

— Что тут произошло? — Илья ошарашенно хлопнул глазами и прошептал, поворачиваясь к Петелину. Отчего-то в таких местах у людей отказывает голос.

— Не знаю, — Александр покачал головой, а люди дружно уставились на него, — видать повоевали предки. И знатно повоевали. На совесть.

Он нашел взглядом воронку — в нескольких метрах от края поляны и с кривой улыбкой произнес:

— Вот только почему они своих не похоронили? Или хоронить некому было?.. — никто не ответил, — Ладно, пошли посмотрим.

Рассуждая вслух, чуть громче, чем обычно от пережитого и благополучно миновавшего страха, они шли по смертному полю, обходя человеческие останки, но не находили ничего, кроме костей. Ни оружия, ни снаряжения, ничего, что берут в поход.

Илья наклонился над воронкой, вытащил нож и начал исследовать стенки.

-Ты чего ищешь там? — насторожился Петелин.

— Да ищу осколки, — не отрываясь от исследования Илья. Потом выпрямился, — А славно рвануло, даже хвостовиков не нашел.

— Будет чем встретить Пустоцвета, — произнес сквозь зубы Петелин с радостно-свирепым выражением лица, — Пошли отсюда... тут жутковато...

Ольга посмотрела на него взглядом следака со стажем, но не стала дальше развивать тему. Еще через пяток минут, не раздеваясь, Петелин прилег на спальник. От нервной перегрузки решил избавиться оптимальным способом — прикрыл глаза и вернулся к подробностям минувшего дня. Все ли возможное сделал? Но так ничего нового не придумал.

Постепенно перед внутренним взором начало все расплываться, терять конкретность и связность. Уже в полудреме повернулся на бок, накинул на ноги одеяло и плавно погрузился в крепкий сон человека с железными нервами и чистой совестью.

Пять утра мужчины боеспособного возраста и четверо женщин-добровольцев встретили за оборонительным тыном. Большинство у ворот — это самое уязвимое место их крепости.

Егор закинул ружье на плечо, подошел к тыну у ворот и замер, настолько неожиданно зловещим показалось ему на цыпочках кравшееся в просыпающийся мир июньское утро. Словно в зловещей пародии на рассвет, на горизонте поднималось солнце. Но не золотистое и ласковое, а словно предвестник грядущей бойни — багровое, набухшее кровью, словно вершина вулкана при извержении.

От деревьев, и от тына — от всего бежали по зелени травы длинные, непроницаемо-черные тени, рваные клочья сизо-серого тумана еще таились в темных кронах кустов.

Тишина. Вязкая, пронзительная до дрожи, не хотелось бы думать — гробовая...

'Солнце какое красное...! Просто кровавое' — подумал Егор и тут же, — неужели мы бежали в прошлое, чтобы убивать и умирать самим? Момент истины'

Он не был суеверен, но эта мысль смутила. А еще было страшно.

Но был ли у него, у них всех выбор? Может и есть, но я его не хочу. Потому, что если отступлю, все мы отступим, то пустоцветовский хомут с шеи уже не сбросишь! Не те времена, не те места и не те люди живут здесь. Здесь смерть к людям близка всегда, и отступать перед ее угрозой нельзя, отступишь и все... И значит буду биться до конца. Все они будут биться до конца. И это не обсуждается.

Егор простоял так минут десять, вдыхая пахнущий сырой землей и мокрой зеленью, воздух. Кто знает... отсюда можно и не уйти живым. В соответствии с устоявшимися штампами следовало бы методично и обстоятельно перебрать наиболее дорогие воспоминания, но не получалось. Быть может потому, что вся его жизнь — это школа, потом курсанство и год службы в родном 14-м гвардейском. В сущности, совсем немного. Мелькали бессвязные образы курсантских, да что греха таить — лейтенантских проказ. Он улыбнулся. И сколько не вспоминал плохое в жизни — это была такие мелочи, что и вспоминать стыдно.