Нашла плащ-дождевик, в котором как-то раз вместе с коллегами ходила по грибы. Одноразовый, но, если обращаться с ним бережно, проживёт некоторое время. Надела прорезиненные полусапожки и, подхватив ведро, вышла из комнаты. Потратила несколько минут, чтобы, поставив ведро на пол, закрыть дверь на замок. Дверь комнаты теперь она предпочитала никогда не оставлять открытой. И поспешила к входной двери. Видела уже, что некоторые жильцы потянулись на работу — кому пораньше. Так что дверь должна наверняка быть открытой. И вышла под дождь. Какое счастье, что не выбросила плащ-дождевик! Под сильными струями воды он сразу облепил Нину, и она заторопилась по скользкой тропе наверх, чтобы вернуться до того, как промокнет.

У мусорной кучи размахнулась и выплеснула воду, потрясла перевёрнутое ведро, чтобы убрать до последней капли, тем не менее понимая, что придётся вытряхивать воду и у входной двери в барак: пока идёт к дому, ведро соберёт ещё дождя.

А когда снова развернулась к бараку, ведро чуть не полетело из ослабевших пальцев. Перед ней, пронизываемая водяными струями, стояла Матрёна. Или висела, колыхаясь. За её "спиной" других призраков не было.

— Я... предложила тебе выйти к тебе... — осипшим от неожиданности голосом выговорила Нина. — Я... ждала тебя, а ты не приходила.

Старуха мрачно молчала, словно любуясь тем, как сквозь мелкие прорехи на плаще-дождевике вода проникает на домашнюю одежду молодой женщины, впитываясь в неё. А на деле смотрела — глаза в глаза. И Нина не могла отвести своих, хотя не желала видеть призрачных чёрных дыр там, где у человека глаза. Но эти чёрные дыры неумолимо, до дрожи притягивали взгляд.

— Ты хочешь мне что-то показать?

Нина не хотела бы, чтобы ей что-то показывали. Но и стоять, молчать, словно провинившаяся, — смысл? Именно она здесь ни в чём не виновата.

Хорошо так треснула входная дверь барака. Кто-то слишком резко её закрыл.

Нина пришла в себя. Не ночь. Не так страшно. Поэтому уже жёстко сказала:

— Прости, мне некогда. Надо будить детей. Надо готовить им завтрак. Прости...

И неожиданно призрак отодвинулся, будто уступая ей дорогу.

— Спасибо, — машинально пробормотала Нина и уверенно принялась спускаться, для равновесия помахивая ведром, чтобы не поскользнуться на размокшей до жидкой грязи тропке.

Перед входом пришлось не только вновь вытряхивать воду из ведра, но и полоскать полусапожки в старой траве, мокрой, как мочалка. И только в комнате поняла, как ощутимо начинает замерзать в промокшей одежде. Но сначала подошла к окну. Нет, больше не протекает. Подняла глаза, опасливо, с щемящим чувством ожидая, что встретит чёрный взгляд призрака, но за окном царила серая муть льющей небесной воды, сквозь которую еле виднелся холм и на нём монастырские башни.

Глава десятая

Ливень бушевал почти всё утро, чуть ли не до обеда. Хлестал, будто стрелял в пузырившиеся лужи под глухой уже рокот грома и еле видные, тускло вспыхивавшие снизу под тучами ветвистые молнии.

В бараке рабочее утро для многих началось с суматохи: вовремя не пришла няня Галюшка, а дети жильцов, привычно выставленные в общий коридор, сначала растерянно побродили по нему, а потом бросились играть — громко и шумно. Когда кто-то из детишек весьма активно начал скакать по старенькому линолеуму с узором в большие квадраты, а за ним последовали остальные, среди взрослых поднялась чуть ли не паника. Матери, сообразившие: происходит нечто непредусмотренное, — тоже вконец растерялись и с жалобными воплями принялись бегать по комнатам барака, ища тех свободных, кто мог бы посидеть с детьми.

Нервная суета продолжалась, пока к женщинам не вышла Марья Егоровна, которая зычно провозгласила:

— Няня Галюшка придёт, но чуть позже. Она уже шла сюда, да поскользнулась на тропке. Сейчас переоденется и придёт.

— А пока её нет, что делать?! Я бы с матерью оставила своих, но она вчера уехала в деревню! — закричала Ольга Федосеева, хватаясь за голову. — С кем наших детей оставить?! Опоздаю ведь!

— Давайте, я с ними посижу, — предложила Нина. — Сейчас — восемь, а работать я начинаю в половине десятого. Няня Галюшка успеет за это время добраться к нам. Только сидеть буду здесь же, в коридоре, а не в комнате.

Ольга тут же вылетела из общего коридора на улицу, суматошно распахивая зонт. За ней потянулись остальные мамы. Когда взрослых в коридоре не осталось, к Нине подошла удивлённая Марья Егоровна. Насторожённо глядя на неё, спросила:

— А что так? Почему не в комнате? Боишься — перепачкают там у тебя?

— У меня в комнате очень сыро, — объяснила Нина. — От окна столько воды с улицы натекло, что я всё утро её собирала. Обогреватель уже включила, но, когда он ещё всю комнату высушит — неизвестно.

— Ну-ка, пойдём, посмотрим, — велела Марья Егоровна, и Нина, усмехаясь, догадалась, что управдомша не вполне поверила в сырость.

Однако, переступив порог, Марья Егоровна постояла в кухоньке, глядя на открытый проём между сервантом и шифоньером (Нина занавеску убрала, чтобы воздух активнее перемещался), и с сочувствием покачала головой:

— Нет, одним обогревателем тебе не обойтись. Ладно. Сделаем так: приду с работы, принесу тебе дров — печку протопим. А как иначе твои ночью спать будут в этакой-то сырости? А пока входную дверь раскрой — сквозняком-то лучше просушит.

— Что сквозняком просушит? — раздался за её спиной голос Николая.

Женщины вразнобой объяснили ему, что ранним утром в комнате произошла катастрофа. Он сбросил ботинки и, не спрашивая разрешения хозяйки, прошёл к окну. Нина, впрочем, не обратила на его невежливость внимания — уже привыкла, что люди здесь общаются так, словно все они родственники в разной степени дальности — или давние знакомые. Да ещё сообразила, что Николай не просто так приблизился к окну, а затем, чтобы обследовать его.

— Ещё один такой ливень — и подоконник упадёт, — сделал он вывод. — Посмотрите — он настолько старый, что под рамой сгнил напрочь. Еле держится. Нина, я днём, в свой перерыв, забегу тебе помочь, ладно? Подлатаю окно и укреплю, чтобы не заливало. Всё. Я побежал. Мама, идёшь со мной?

— Иду, конечно, — улыбчиво ответила Марья Егоровна. — Кто ж меня до работы ещё добросит, как не сын!

И, в очередной раз улыбнувшись Нине, побежала следом за Николаем.

С детьми в общем коридоре Нина сидела недолго. Успели поиграть в одну из самых тихих игр — в жмурки. Потом посидели, обмениваясь загадками. А потом и няня Галюшка появилась. Снимая плащ, с жаром рассказала, как вроде и оделась на пасмурную погоду, даже сапоги вытащила, припрятанные на дождь, но вот с тропкой не повезло: мало того — грязь на ней, так ещё и скользкая оказалась.

Нина, еле удерживая улыбку, слушала её и смотрела на детей. Те при первом же появлении любимой няни забыли о "её сменщице" и тут же бросились к ней, цепляясь за неё и даже мешая снимать верхнюю одежду. А уж слушали её оправдания так, словно она прибежала рассказать им новую сказку. Впрочем, заслушаться няню Галюшку немудрено: она говорила, как будто выпевала слова, причитая... В любом случае, прибежала она вовремя — для Нины. Девять. Ещё полчаса — и надо с головой погружаться в работу. Так что Нина горячо поблагодарила её за приход и смылась в свою комнату.

Успела выпить чашку кофе и погрузилась в работу.

Дверь она не стала открывать, как предложила Марья Егоровна. Сквозняк в помещении устраивать хорошо, если дома никого. А здесь от гуляющих по комнате мелких волн воздуха легко можно простудиться, особенно если учесть, что через открытую форточку врываются и капли дождя. Тот всё никак не прекращался. А форточку закрыть — в комнате слишком душно, дышать нечем.

Устроилась на диване, подтащив к нему торшер. Сидеть за столом уж точно не хотелось, глядя на серое от дождя уличное пространство за окном. Лучше смотреть в стену.

Для начала ей привычно выдали кучу сведений, затем она обговорила общий объём работы на сегодня. Уверившись, что основную работу успеет выполнить раньше, чем обычно, Нина углубилась в расчёты и заполнение таблиц. Лишь раз улыбнулась, забыв о деловом настрое. Вспомнилось: Николай работает в частной бригаде, которая занимается ремонтом квартир; она сама — одна из ведущих учёт на складе строительной фирмы. Почти коллеги. Более полно размышлять о постороннем не стала, помня, что директор её фирмы буквально облагодетельствовал её, оставив в штате и предложив удалёнку. А значит, надо быть благодарной — то есть усердной.

Машинально заполняя таблицы и сосредоточенно сверяясь со скинутыми данными по складским материалам, Нина внезапно замерла: по экрану ноутбука резко пошли искажения. Как будто кто-то изнутри принялся стремительно зачёркивать только что заполненную ею таблицу.

Испугалась не хило — и не того, что неожиданно, а из-за иного: таблицу готовила почти полтора часа. Если полетит к чёрту...

Экран успокоился.

Пришедшая в себя Нина быстро переслала таблицу на свой электронный адрес... Пальцы дрожали. Но сама она выдохнула, что сумела без проблем выслать работу, и тут же решила отправлять туда же даже хоть сколько-нибудь заполненные таблицы, лишь бы не потерять проделанную работу.

Потом-то легко убрать лишнее.

Снова приступая к работе, обдумывала неприятную мысль: что-то с ноутбуком? Если это так, дело плохо — для удалёнки... Но минут через десять с недоумением уставилась на экран. Ждала, ждала новых зигзагов по ноуту, а всё тихо и спокойно.

Она поддалась этому спокойствию и погнала пополнять следующую таблицу — в темпе и в азарте закончить её до нежелания ноутбука работать. А сердце всё же вздрагивало: вот-вот экран снова замигает!

Обошлось. Но...

Когда, испытывая облегчение, она спокойно отправила вторую готовую таблицу себе на почту и начала присматриваться к третьей, взял и погас торшер.

Тупо похлопала на него глазами. Медленно отложила ноутбук в сторону и встала с дивана. Проверила под абажуром, что там. Лампочка не перегорела, о чём сначала Нина подумала. Может, из розетки шнур нечаянно вытянула? Вон, как она этот торшер тащила, дотягивая до дивана... Присела на корточки перед стеной с розеткой. Нет. Штепсельная вилка плотно сидит в гнезде розетки.

И чуть не упала с корточек, когда за спиной снова разгорелся яркий (с пола-то! Снизу вверх-то!) свет торшеровой лампочки.

Поднялась и подошла к дивану. Оглянулась на окно: нет, без торшера ей не поработать... Неизвестно, как другие, но Нина без верхнего света, в темноте, пусть и условной, сидеть перед ноутбуком не могла. На глаза раздражающе действовал контраст между сумраком в помещении и ограниченным светом ноута. Да и клавиатура не видна... Торшер, вообще-то, старый — вспомнилось. Может, контакты там какие-нибудь разошлись? Нина в электрике не разбиралась, а потому туманно представляла себе, что там и как.

Только села на диван, только потянулась за ноутбуком, как торшер резко взбесился и нервно замигал лампочкой.

Встала с дивана, шагу не успела ступить — лампочка вновь успокоилась.

На всякий случай вышла в коридор. В общий не пошла, чтобы не мешать там няне Галюшке и детишкам. Шагнула наоборот — в темноту коридорного тупика. И прислушалась. В следующей после Ларкиной комнате в это время обычно оживал телевизор: на обед прибегал Матвей — хозяйственный мужик из тех, кто помогал втаскивать в комнату Нины мебель с общего балкона. У него была привычка — во время обеда он включал телевизор, ел и слушал новости.

На ней джемперок тёмно-серого цвета и синие джинсы. Так что она не боялась прислониться ухом к двери в комнату Матвея и прислушаться — никто из общего коридора её здесь, в полутьме, не разглядит... За дверью и впрямь негромко бормотал телевизор.

Нина подняла было руку постучать — и опустила. Он и так прибежал только поесть, чуть-чуть отдохнуть и бежать назад, на работу. Если она постучит и объяснит, что в её комнате что-то неладно, ему придётся идти к ней и, вместо обеда, заниматься осмотром и ремонтом электрики. Она покачала головой. Нет. Беспокоить Матвея она не будет. Ведь скоро обещал прийти помочь с окном Николай. А пока она займётся готовкой. Скоро двенадцать, и няня Галюшка отпустит детей обедать.

Согласившись с собой в этом решении, Нина вернулась в комнату. Поставила ноутбук на стол и побрела в кухоньку, планируя обед...

— Ш-шш...

Мороз по спине, а уж подпрыгнула так, что еле на ногах удержалась.

Первый взгляд — на окно. Приходя в себя от внезапного и странного шипения, она уже придумала, что снова поднялся ветер и бросил в окно горсть дождя. Но на улице всё так же моросил настолько редкий дождь, что сквозь него отлично были видны две башни монастыря. Сердце учащённо билось, но Нина старательно отгоняла от себя мысль о том, что все неполадки в комнате — это каким-то образом проделки Матрёны. А что? В кино постоянно показывают, что в присутствии призрака происходит кутерьма с электрическим светом и поломка всяких электрических приборов. А если призрак Матрёны решил поиздеваться над ней, над Ниной? Из-за чего? А хотя бы из-за того, что Нина не понимает, чего хочет призрак.

Не сразу Нина сосредоточилась на том, что видит. Нет, она пыталась разглядеть в нудно сеющем дождике очертания Матрёны, а потому пропустила появление человека. Ничего не понимая, она сумела-таки взглянуть внимательнее и удивилась. Двенадцати нет, но откуда за окном взялся Денис? Мальчик медленно, еле волоча ноги, шёл... кажется, от входной двери барака. Но ведь он должен быть в школе! Да и... Нина только что из коридора — и не слышала, чтобы он выходил из своей комнаты. И не видела его, а ведь он идёт так, как будто вот только что был в доме!

Но главным оставался вопрос: почему он не в школе? И почему... не зашёл в дом? Почему он дошёл до входной двери и вдруг возвращается... куда?

Нина, уперев ладони в подоконник (только бы не сломался, как предупреждал Николай!), подтянулась на нём, чтобы посмотреть, куда идёт мальчик. Вдруг его кто-то позвал... И чуть не задохнулась от ужаса, разглядев серые тени впереди Дениса.

Выскочила из комнаты, схватив куртку — ладно ещё, не дождевик, который мог разорваться от слишком сильного натяжения, а ту, что вынула утром из сложенных в пакеты вещей. Приутишила шаг, проходя мимо няни Галюшки и её воспитанников. Счастье, что дети заворожённо слушали, как та что-то читает им своим звонким и певучим голоском!

По стеночке, по стеночке Нина добралась до входной двери и быстро распахнула её. Шлёпая по пузырчатым лужам полусапожками, Нина спешила к углу дома.

Денис уже спускался к магазину. Ещё несколько шагов — и он скроется за углом. Нина — боялась бежать. Дорожка, конечно, усыпана битым кирпичом, но всё равно была скользкой. Так что семенила, размахивая руками, чтобы не оскальзываться. Неприятный, потому что мелкий, дождь здорово раздражал кожу лица. И Нина морщилась, но не спускала глаз с фигурки мальчишки со здоровенным школьным рюкзаком за плечами. И с серых теней, плывущих перед ним. Нина надеялась только на одно: сейчас она добежит до асфальта, там не надо будет напрягаться, как на склоне, и тогда она быстро остановит Дениса, который идёт как-то неуверенно, а значит — не слишком спеша, и вернёт его домой.