Унэйри спал между Днём и Ромкой. Ему снилось, что он летает — сам по себе, не в небе и не над землёй, а в каких-то океанах переменчивого тёплого света. И это вызывало такой восторг, что он рассмеялся — и проснулся от собственного тихого смеха.

Он сразу понял, где находится. Но разочарования не было. не шевелясь, Унэфри посмотрел вправо (затылок Ромки), влево (нос Дня), потом — чуть приподнял голову.

Сперва он не понял, что видит, и ему даже показалось, что это какое-то странное продолжение сна. А потом он различил Мишку.

Мишка стоял в нескольких шагах от спящих, по пояс в тумане, и над его головой тоже плавал туман. Но он был не один. Стоявшая напротив него — вплотную — девчонка аккуратно развешивала на мишкиных ушах цветочные гирлянды. Большой сине-золотой венок уже украшал голову мальчишки. Он терпел это... нет, было видно, что это ему нравится.

— Я знала, что вы здесь, — сказала девчонка и они с Мишкой поцеловались, а потом остались стоять так, обнимая друг друга и уткнувшись лоб в лоб. Молчали и, видимо, не собирались друг другу ничего говорить.

* * *

1-го июля День улетел в свою Асканию. Унэйри уже знал, что это большой заповедник на берегах Чёрного Моря.

Улетел и улетел, думал он хмуро. Там его ждёт друг, а я ему никто. Но было почему-то очень обидно, как будто именно друг и предал. Тем более, что с 21 по 23 июня у землян шли сразу несколько праздников и на каждый из них Унэйри звали, звали даже поехать в Якутск на Праздник Мужчин. Но он вежливо отказывался — не хотелось отмечать с землянами их праздники. Соблазнился сторк только Иваном Купалой — ночью с 22 на 23 июня — и не жалел, если честно, было очень интересно и вообще здорово, ему вспомнились сторкадские праздники и он удивился схожести. А компания, с которой он ездил в ночное, приняла его и вовсе, как своего. Он ощущал это — если бы было не так, он никогда не решился бы там, на речном берегу, когда вот-вот должен был загореться костёр, а здешнее солнце — Солнце для землян — опустилось к самому горизонту и, казалось, застыло, встать в рост, чтобы, повернувшись к нему лицом, пропеть без стеснения и не обращая внимания на то, что земляне, конечно, не понимают...

Щит на борту сияющий

Колесо во вращении вечном

Горного льда погибель

Кольцо обручения с небом -

привет тебе!

Золь начертал я дважды

Золь я вырезал дважды

Дважды я Золь воспел

Золь начертал я дважды

Золь я вырезал дважды

Дважды я Золь воспел

И девчонки — совсем ещё незнакомые (почти), в венках, в ярких платьях — сразу что-то ободряюще-одобрительное закричали с другого берега, куда они только-только подбежали и стояли, смотрели, как чужой мальчишка что-то поёт на чужом языке, обращаясь к Солнцу. Как будто поняли... Или правда поняли? Потом земляне пели что-то очень похожее...

...Может быть, ещё и поэтому он бессмысленно рассердился, когда День улетел. Может быть, поэтому и решился, закончив завтрак, обратиться к Светлову-старшему:

— Если мне позволены просьба и надежда на её исполнение, то я бы хотел съездить в Якутск.

Вице-адмирал Светлов удивлённо поднял брови. Просьба сторка, высказанная им вот так, застала врасплох, но он ответил:

— Конечно. Когда захочешь. Кто-нибудь поедет с тобой, я скажу... — он уже обвёл взглядом всех, кто был в столовой, но это не понадобилось.

— Нет, — возразил сторк. — Я бы хотел, если это возможно, съездить один.

— Один? — Светлов смешался. — Почему один?

— Я дал слово не бежать, — напомнил Унэйри. В его голосе прозвучала обида. — И мне его никто не возвращал.

— Да не в этом дело... — медленно произнёс Светлов.

Унэйри коротко, нехорошо улыбнулся. Сказал, глядя прямо в глаза адмиралу:

— Вы боитесь, что, если люди во мне узнают сторка, и я буду без сопровождающего, то меня могут убить?

— Что? — переспросил Светлов. И тоже улыбнулся — улыбнулся нелепости подобной мысли. Едва ли среди землян найдётся такой дегенерат, который мог бы причинить вред ребёнку врага. Да ещё и сейчас, в преддверии уже практически неизбежной победы... — Нет. Просто боюсь, что ты заблудишься.

— И всё-таки я бы хотел, если это возможно... — упрямо повторил Унэйри.

— Да, конечно. Струнник уже ходит, до станции тебя довезут, как только захочешь ехать.

— Я дойду пешком, — голос Унэйри был таким же настойчивым. — Завтра.

Светлов смерил мальчика задумчивым взглядом.

И просто кивнул, ничего больше не стал говорить. Но вскоре после завтрака, когда за Унэйри заскочил Мишка и позвал кататься по реке на лодке и уже тот засобирался — Светлов-старший зашёл в спальню. Унэйри растерянно и недовольно выпрямился около кровати. А адмирал покачал пальцем в воздухе:

— Я забыл... вот что значит — отвык... — и, запустив руку в боковой карман лёгкого пиджака, достал серебристый тиснёный бумажник с гербом, раскрыл его. — Рублей с копейками пока ещё нет, их только начали выпускать. Вот чеки, бери. Пригодятся.

Унэйри с интересом посмотрел внутрь. На Сторкаде давно не было наличных денег такого типа — оставались электронные карты и благородно-увесистые золотые монеты-гианы, которыми расплачивались редко, держали для престижа. Он думал — так казалось на взгляд — что чеки будут скользкими, гладкими. Но в руках они оказались шероховатыми, приятными на ощупь. Одинаковые размером, но разноцветные, не очень большие. На всех — одинаковый рисунок: посередине чека золотая земная свастика и чёрно-серый герб в виде конного всадника, убивающего копьём чудище, по краям — серебряный блестящий орнамент, по углам — цифры номинала, внизу — чёрные цифры и какая-то подпись. По верхнему краю шли с обеих сторон надписи на русском и английском языках, тоже обозначение номиналов. Один чек был номиналом в пятьдесят, три — в двадцать, один — в десять, один — в три и четыре — по одному.

Унэйри удивлённо моргнул — простенький кусочек пластика в три чека, который он рассматривал, вдруг словно полыхнул изнутри голубым цветом, на фоне которого взлетал космический корабль. Скрытый голографический рисунок, красиво! Он сразу повернул по очереди другие. Пятидесятичековый оказался буровато-зелёным с изображением каких-то спортивных игр. Двадцатичековые — малиновый со струнником, десятичековый — красным с панорамой красивого города и одночековые — белые с рисунком земной семьи: мужчина, женщина, два мальчика и девочка.

— Мелочь возьми, — сказал Светлов, и Унэйри даже вздрогнул от неожиданности, он увлёкся рассматриваньем земных денег и забыл про взрослого. — Вот, на всякий случай.

Пять прямоугольничков-долей оказались золотисто-коричневыми с небом в облачках, пять кварт — салатовыми с красивым лесом.

— Купить сейчас можно мало что, — сказал Светлов-старший, глядя с еле заметной усмешкой, как сторк рассматривает деньги. — В основном всё на карточки или бесплатно. Но всё-таки деньги пригодятся, я думаю.

— Благодарю, — коротко ответил Унэйри по-русски. И вскинул на землянина глаза — явно собираясь что-то ещё сказать.

Но не сказал.

* * *

Из имения Унэйри вышел затемно.

С вечера он нормально уснул, но около двух часов его как будто кто-то толкнул и позвал — это оказалось настолько реально, что, сев в постели, он удивлённо огляделся. Конечно же, в комнате никого не было. В окно глядел ранний летний рассвет, в который превратился незаметно поздний закат, было уже почти совсем светло, и Унэйри, посидев, подумал и начал приводить себя в порядок. Своего он решил не надевать — переложил одежду аккуратней и мысленно попросил прощенья за то, что оденется в земное. Им двигал не страх, даже не опаска. Просто не хотелось, чтобы в нём на каждом шагу признавали сторка. Он ехал не себя демонстрировать, а — посмотреть на этот мир...

...Снаружи оказалось прохладно и очень росно. Унэйри знал, что скоро станет жарко — наступала самая жаркая пора здешнего северного лета. Он ничего с собой не взял, только вчерашние деньги сунул в карман земной безрукавки. Подкатав повыше штаны (пересилить себя и надеть шорты или бриджи он так и не смог), перебросил через плечо лёгкие туфли с носками в них и решительно ступил в траву.

Ноги обожгло. Унэйри тихо рассмеялся и пошёл быстрей — не через аллею на выезд из имения, а уже привычной дорогой к реке...

...До струнника оказалось, как и предполагал Унэйри, дальше, чем казалось. Пока он переправлялся через речку, пока шагал полем (его немного подвёз небольшой грузовик), пока выбирался на луг — солнце встало совсем, роса высохла, он обулся и пробежал оставшееся расстояние бегом. Низачем, просто так. Он никуда не опаздывал и вышел точно к остановке струнника, сориентировавшись издалека на то место, где стремительно скользившие в вышине вагончики останавливались. Пока он шёл — он видел три таких вагончика.

Остановка как-то по-сказочному располагалась прямо посреди луговой травы. К ней не вели никакие дороги, только несколько незаметных тропинок. Подальше серебрился под солнцем залив и Унэйри подумал, что интересно было бы на него посмотреть поближе.

На плавно изогнутые решётчатые мачты, торчавшие тут и там и соединённые толстыми тросами, Унэйри обратил внимание ещё когда ехал сюда. Он думал, что это какие-то энергетические передатчики, а потом ему объяснили, что это не совсем так — это были опоры струнника, основного здешнего транспорта.

Наверх от подножия мачты, к которой подходил Унэйри, прямо от земли вела довольно крутая лесенка (высокая трава покачивалась вровень с первой ступенькой), а рядом бесконечной лентой бежала угловатая лента эскалатора. И лесенка, и эти бегучие ступеньки упирались наверху в полукруглую площадку — где-то на высоте примерно десяти ханд... или как тут говорят, пятнадцати метров. А над площадкой горела надпись -

СТАНЦИЯ СТРУННИКА

"ЮЖНОБЕРЕЖНАЯ-V"

Ниже бегущая разноцветная красная сообщала -

ОТПРАВЛЕНИЕ ВАГОНА КАЖДЫЕ 30 МИН. ПО ОБЕИМ НАПРАВЛЕНИЯМ

ЖЕЛАЕМ ВАМ ДОБРОГО ПУТИ !

Ещё пониже весело прыгали яркие зелёные точки на двойном циферблате электрического таймера, отсчитывая секунды и минуты между рейсами. Оставалось восемь минут, но вокруг было пусто. Интересно, подумал Унэйри. Неужели эта станция работает только для... а для кого? Тут ближнее жилое место — наверное, как раз имение Светловых. Но, едва он это подумал, как к станции по одной из тропинок подкатил экипаж — лёгкая одноконная запряжка на двух колёсах подъехала за разделявшей луг линией невысоких раскидистых деревьев (или больших кустов?) почти бесшумно, и Унэйри её не заметил, пока экипаж не появился буквально рядом. К удивлению Унэйри, на землю ловко соскочила молодая женщина, одетая в лёгкую куртку, короткие (до середины икр) широкие брюки и простые сандалии. Приветливо, но молча кивнув мальчишке, она закинула через плечо коричневую сумку и хлопнула узкой ладонью по крупу белой лошади:

— Ну — домой, домой! — после чего та совершенно спокойно развернулась и потрусила обратно. Женщина бросила взгляд на циферблат, удовлетворённо кивнула в ответ на свои мысли — а Унэйри поразился тому, насколько она красива. Это была предельно совершенная красота, вызывавшая скорей не восхищение, а робость, такими на древних барельефах высекали Сестёр (1.). Раньше Унэйри никогда и нигде не видел таких безупречных черт лица и подобного сложения. На русских — людей с более мягкими лицами и более кряжистых — женщина не походила. А светло-синие глаза и уложенные в похожую на венец причёску желтоватые волосы делали её не похожей и на сторкадку. Унэйри вырос в мире, где женщины с одной стороны были окружены почётом и даже поклонением, а с другой — строго отделены от мужской жизни, и, когда земная красавица с еле заметной улыбкой повернулась, ощутив его взгляд — смешался и почувствовал, что лицо буквально вспыхнуло огнём. Он разозлился на себя и отвернулся, сделав вид, что его вообще ничего не интересует. В таком состоянии сторки напоминают идеально отрешённые и неподвижные статуи, и Унэйри не был исключением.

1.Сёстры — прекрасные (и жестокие, точней, бесстрастные) девушки, обитательницы Хэлэ-на-Эйле (по некоторым версиям — единственные там существа женского пола). После каждого боя, в котором участвуют сторки, какая-то из Сестёр забирает с собой в Хэлэ-на-Эйле лучшего из павших бойцов для Соорда. Сексуальные отношения, судя по всему, Сестёр не интересуют.

Потом откуда-то из полей выбрались между тем двое мальчишек и девчонка — раньше Унэйри их не видел. Все трое были в пионерской форме и, конечно, при галстуках. Почти сразу за ними появился пожилой мужчина, который о чём-то сразу начал говорить с женщиной, ощущение было такое, что она его ждала. Они отошли в сторону и мужчина достал какие-то листы — Унэйри одёрнул себя и не стал любопытничать, повернувшись к землянам-ровесникам.

Ну конечно! Девчонку он не узнал в лицо. Он не мог её узнать, потому что видел всего два раз. Серебристой лунно-неверной ночью — и без одежды. И туманным ранним утром — почти скрытую от него другим мальчишкой.

Но узнал голос. И не удержался...

— А мне говорили, что русалки живут в лесу и показываются только ночью.

На него сразу уставились мальчишки. Эти точно были незнакомые. Не сказать, что ласково. Тот, что пониже, курносый, подстриженный ёжиком, деловито и кратко поинтересовался:

— В лоб хочешь?

Унэйри оскалился в ответ. Ему было весело, хотя драться и не хотелось. А девчонка явно смутилась и взяла спутников за плечи:

— Мальчишки, всё в порядке. Это мой старый знакомый, он просто немного болен снохождением.

Теперь уже растерялся Унэйри.

— А, это тот сторк Светловых, — с интересом сказал второй парень, чуть раскосый и совсем беловолосый. Он говорил по-русски со странным акцентом: "Эт-то то-от стор-рк С-фетло-фык". Унэйри и ему показал зубы. Мальчишки расхохотались. Табло показало пульсирующим красным двухминутную готовность; мужчина и женщина, продолжая разговаривать, пошли на эскалатор. Беловолосый пожал руку куроносому, поцеловал, нагнувшись, пальцы девчонке и бодро задробил походными кедами наверх. Унэйри поспешил за ним; девачонка окликнула:

— Ты в Якутск?!

— Да! — отозвался Унэйри.

— Сегодня вернёшься?! Ребята хотели завтра за тобой зайти!

— Сегодня — вряд ли! — откликнулся Унэйри.

— Ну ладно, счастливого пути!

Унэйри сделал благодарный жест. От этого странного, ничего не значащего, короткого разговора у него почему-то стало очень хорошо на душе...

...Край площадки наверху оказался ограждён почти невидимым высоким барьером — его было видно вблизи только по голубоватому свечению. Барьер разделяли металлические двери с алыми стрелками, к которым как раз подъехал (или как это называть — по тросам?) вагончик, похожий на обтекаемый овальный брусочек. Двери распахнулись и Унэйри шагнул внутрь последним из садившихся на этой станции.