Кажется, именно это послужило толчком — скелет заинтересованно уставился на него и тут же заковылял вперёд, оставляя на грязной тротуарной плитке светящиеся и пузырящиеся следы. Кажется, эта слизь, или что оно там, бяка та ещё... как и ожидалось, стрелять по грудине или конечностям бесполезно. Или пролетает насквозь, или этот костяк лишь чуть подрагивал в искорках рикошетов.

А вот несколько одиночных "в харю" понравились этому полуночнику куда меньше. Хоть и тоже отскочили словно от танковой брони, но всё же заставили его отшатнуться и даже сделать шаг назад.

— Ксю, там в бардачке справа две обоймы бронебойных, с чёрным носиком.

Некоторые девушки, между прочим, тоже отличаются умом и сообразительностью! Не говоря уж о ловкости и грациозности... спустя несколько секунд под руку парню ткнулось затребованное. Ну, теперь попробуем по-нашему поговорить...

Удивительно! Костяк глухо скрипел, даже костлявой рукой пытался закрыть лицо. Явно не по нутру... Пятился и дёргался, однако термоупрочнённые пули всё же большей частью отскакивали от бронированной хари.

— Там ещё одна обойма таких пулек, я попробую в висок или затылок, — тихо предупредила Ксю и бесшумно исчезла.

Предупредив вполголоса, чтобы никто из них двоих не оказался на линии стрельбы другого, Лёха продолжил свой беспокоящий огонь.

Хррр! С длинными искрами височная кость проломилась внутрь, то Ксю блеснула мастерством.

— Отмечен хороший урон... но, нелетальный. Затылок, только аккуратно!

Оказавшись меж двух огней, скелет решился. Неуклюже, без малейшего разбега или подготовки он резко сиганул к парню.

"Кажется, кабздец", — припавший на колено Лёха уже откровенно не успевал отпрыгнуть — прямо перед лицом мелькнули на замахе кошмарные когти. Уй, как больно! Мало того что царапнул с маху, так ещё и вцепился...

Однако замаячила уже за скелетом бледная от сосредоточенная мордашка Оксанки. Она перещёлкнула селектор огня и тут же высадила в затылок вцепившегося в парня костяка едва не пол-обоймы.

— Бля, жжётся как кислота, — ногой он кое-как отпихнул от себя начавшие неспешно пульсировать останки с разлохмаченной вдрызг башкой, отцепил от себя когтистую кисть. — Не вздумай прикасаться, вон аж плитку разъело.

Пострадали ноги, грудь, левое плечо и часть предплечья, на этом фоне несколько случайных царапин то уже мелочь. А уж тело аж выгибало от едва выдерживаемой боли... Ксю огляделась и присела на корточки рядом.

— У тебя аж зрачки сузились... Чем помочь, Лёш? В машине аптечка есть, я видела. Мой поцелуй? Или пулю в висок, если вдруг начнёшь в акулу превращаться?

Всё б тебе издеваться, козюля... сцуко, как во рту пересохло и тухлятиной отдаёт... холод по всему телу... и слабость тоже, хотя большой кровопотери нет.

— Щас, погоди... Система обнаружила нарушение внутреннего постоянства организма, хренасе формулировочки... ага. Два отравления ядом, одно проклятие... и одна болезнь. Обещает через несколько часов залатать...

Вот интересно, Ксю прокачала себе Силу, что ли? Потому как девушка присела рядом, закинула себе на шею едва слушающуюся руку парня. Подхватила за пояс, решительно хекнула — и не столько поставила его на ноги, сколько взвалила на себя. Лёха тихо взвыл от боли.

— Не обращай внимания... стой.

Здоровой рукой он выстрелил прямо в любопытно уставившуюся на них из-за угла акулообразную харю. Ух, звук какой интересный стал, звоном слегка отдаёт, словно колокол.

— Дальше.

Как девушка сгрузила комок сплошной, расплывающейся по всему телу тупой боли на переднее сиденье, он уже помнил смутно. Помнится, вроде куда-то ехали, сшибая все столбы и собирая под собой все ухабы. Ксюха плакала и материлась одновременно, умудряясь сочетать в одной фразе пречистую деву и чёрта одновременно. Но баранку крутила...

Хотя парень и не удивился особо, когда в одну из минут просветления обнаружил над собой сразу три зарёванные мордашки. Надо же, доехали всё-таки!

— Хвост болит, и лапы ломит... воды дайте, и пожрать чего, лёгкого. И убери автомат, Сонька — не буду я в зомбяка превращаться... так легко ты от меня не отделаешься.

Вот удивительно, бульон с курятиной пах фиалкой и навозом одновременно, но всё же Лёха сумел не сблевать, а через силу пропихивать в себя содержимое каждой подплывавшей ко рту ложки.

— Спасибо... всё спокойно? Я сплю...

Несколько не несколько, а часа четыре Лёха честно продрых. И выплыв наконец из царства младшего брата бога смерти (Морфей, бог сна — прим.авт.) ощутил себя не столько здоровым, скорее отдохнувшим. Голова ещё немного кружилась, перед глазами иногда мелькали муто-зелёные пятна, но в общем следовало признаться честно — отделался больше лёгким испугом.

— Фигасе лёгким! Да я чуть не... — Сонька замахнулась кулачком.

Однако не осмелилась, и принялась вновь мочить рубашку парня слезами.

— Вы тут нашу Оксанку по злобе не растерзали?

Выяснилось, нет. Хотя мыслишка таковая и всплывала пару раз, чего уж греха таить. Но коль скоро она раненого бойца через линию фронта в располагу доставила, и ещё живым — честь ей и хвала... Лёха подумал чуток и решился совершить очередной подвиг. Встать на ноги, с опорой на Соньку — голова кружилась конечно, хотя и не так чтобы очень.

Оксанка обнаружилась на кухне. Оккупировав кухонный стол, она с весьма мрачным видом кушала водочку, паслась в банке с хрусткими маринованными огурчиками, не забывая впрочем и чёрный хлеб с салом.

— С вами, мужиками, никакого здоровья не хватит. Вот, поправляюсь. Нахрена я вторую регенерацию взяла! Половину литры выжрала, и хоть бы хны — Система после каждого стопарика верещит, мол обнаружена лёгкая интоксикация, и сразу бросается лечить, зараза.

— Спасибо, Ксю, — Лёха прижал к себе эту бедовую головушку, и с чувством чмокнул в маковку.

— Да не за что, всегда обращайтесь, — девчонка сунула ему в рот тугой огурчик и шаловливо показала язычок.

В дверях обнаружились две умильно улыбающиеся мордашки, которые всё же не удержались, прыснули смехом.

— Ну вот, дочь моя, а ты самоедством себя изводила, — Роза щёлкнула кое-кого по носопырке.

А затем она разразилась длинной фразой на высокопробной французской фене. Сонька сначала отнекивалась, потом неохотно кивнула и тоже выдала длинную тираду. Оставалось надеяться, не матерную... Лёха, азартно точивший буженину с хреном, насторожился — где-то за окном раздался знакомый звук, ну стопудово БМД старой модели.

— Сонька за мной, прикрой со снайперкой, но без команды ни-ни! И чтоб тебя не видели те, — уже на бегу распорядился он.

Только бы успеть и не упасть от слабости... на гораздо более широкой Чернышевского, где раньше так хорошо было гулять вечерами под клёнами и прижимать к ним разомлевшую девчонку, они и перехватили неспешно молотящую траками машину с родными, как ни крути, маркировочными знаками. Слегка пошатнувшись, парень смело вышел на середину улицы, наперерез, и сделал руками жест "глуши мотор". А когда броневичок нехотя остановился в десятке метров перед ним, громко крикнул:

— Командир ко мне, остальные на месте!

Смелость, она не только города берёт... из бокового десантного люка осторожно вылез человек, и парень не без облегчения узнал в нём давешнего летёху.

— Здорово, служивый! Есть информация.

Ну вот теперь точно стрелять не станут, даже для острастки... лейтенант пригляделся, кивнул.

— Гора с горой не сходятся, а мы так да. Эй, что-то ты бледноват нынче? И тебе поздорову.

— О том и речь, — Лёха собрался с духом и принялся рассказывать...

— Значит, говоришь, даже бронебойные в лоб плохо берут? — летёха задумчиво подбросил на ладони предъявленную "черноголовку", а затем поморщился. — У нас намедни два патруля пропали...

Военные весьма здраво принялись остатками сил прочёсывать немаленький город, пытаясь хоть кого-то спасти и вывезти в часть. Кое-кого и успели, народу в уцелевшей казарме для младшего комсостава прибавилось... когда не вернулся первый козлик, думали может обломался, или бойцы в самоход ушли.

— А к ночи и второй в части не объявился. Значит, говоришь, примерно на краю Смолянки, там где на той стороне съезд с Октябрьского моста? А похоже, очень похоже... спасибо огромное, Лёш, в любом случае я информацию и предупреждение до наших донесу.

— Слушай, летёха, это не моё дело конечно, но что-то ты смурной какой-то, — вполголоса проговорил парень, чуть отвернувшись и якобы пряча от бодрящего ветерка лицо.

Оказалось, не без этого. То ли в новом командире и раньше гнильца была, то ли внезапно свалившаяся на голову власть все тормоза отшибла, но в части нынче тихий ахтунг!

— Запретил прокачиваться, и даже распространять о том сведения — говорит, именно так в зомбяков и превращаются. Многие верят, сами же видели этих... акулоголовых. А твои сведения насчёт мадамей запретил рассказывать. Подписку даже заставил дать, под угрозой расстрела.

— Хреново. Ранне-феодализмом попахивает, попомни мои слова, скоро до лагерей с колючкой дойдёт, а там и до рабства.

— Колючка уже, бля — внутри разгораживают. И да, похоже всё к тому идёт, баб с утра в штаб переселили, якобы для особой охраны. Поближе к себе, ага, — поморщился лейтенант. — Но пойми, не так оно просто, пойти против присяги и командира.

Да понятно всё, самому не раз хотелось в рожу кой-кому заехать, аж до оскомины... летёха украдкой зыркнул назад и похоже, на что-то всё же решился.

— У меня там с одной училкой вроде как взаимопонимание душевное наметилось, ещё до... чуть старше меня, но вроде насчёт перепихнуться не против, хотя и стеснялась. Слава богу, уцелела. Она щас и сама видит, что вот-вот её по кругу пустят и в давалки при охране пахана определят. Да вот, сестра её совсем плохая, зомбяки слегка порвали, но пока держится на болеутоляющих, и антибиотики кое-как справляются. А моя ни в какую, говорит, не брошу! И хоть кол на голове теши, я уже морально готов её в охапку и текать.

Ну ты и долбень, лейтенант! Уж извини за мой французский... накорми ту раненую чем, лишь бы в сознании была, сверху пол-пачки Виагры — и заправь ей со всей прямотой офицерской души. Можешь и сам той дури хлебнуть, для гм, стойкости. Но чтобы трижды та улетела на Луну, а потом выбрала из списка Усиленную Регенерацию.

— Если твоя так сестру любит... сама пусть ещё и свечку держит. А там реген затащит, хотя лучше бы потом и второй взять. Вон, меня ночью тот светящийся порвал... — Лёха расстегнул рубашку и продемонстировал белёсые ниточки ветвистых шрамов. — Как меня тогда с тротуарной плитки соскребали, уже плохо помню. Но сам видишь, попустило уже. И всю отраву от той светящейся слизи вывело, кстати.

А ведь хреново ты себя контролируешь, летёха! По глазам видно, что решился, и по изменившейся моторике, тут не надо даже и физиономистом быть... ничего такого Лёха конечно не сказал. Что такое самоуважение настоящего мужика, и как с этим порой туго приходится, он знал и по себе.

— Ладно, спасибо, — лейтенант задумчиво подбросил на ладони патрон, мелькнувший чёрной головкой. И неловко кивнув на прощанье, заспешил к своей машине.

Ну, дай тебе бог, как говорится... Лёха старательно покинул улицу в ту сторону, с которой появился (противоположная от настоящей). И когда вдали уже почти затих лязг гусениц и рокот движка, обнаружил рядом непринуждённо щурящуюся по сторонам Соньку с винтовкой.

— У него старый шрам на шее, под левым ухом, я как раз туда и целилась. Удачно поговорили?

А вот тут бабка надвое сказала, мон шер... разумеется, Роза Карловна не упустила шанса ни пройтись по поводу рязанского произношения парня, ни по поводу того, что её опять прилюдно старухой назвали. Но обедом накормила отменным, стоит отдать ей должное.

Лёха пересказал содержимое разговора, за что в общем одобрительно был похвален — за свои таланты дипломата и правильного парня. Хотя известие о том, что в той воинской части происходит самая натуральная хрень, всех изрядно озаботило. У них там ведь в руках оружие, а в головах уверенность в своей правоте...

Сонька за столом, кстати, так мялась и иногда задумывалась, отвечая невпопад, что на это в конце концов обратили внимание.

— Колись, сестра, — Оксанка уставила на неё обвиняющий перст.

Девушка захлопала глазами, приходя в себя, и тихо перекрестилась.

— Ругаться будете?

— Будем, — подумав, честно предупредил сразу насторожившийся Лёха. — А то и по попе прилетит.

Ну, что Сонька сразу начала выделываться "а вот не скажу тогда", мог бы предсказать любой, кто хоть раз общался с детьми. Не понимающими, что сами себя загоняют в ловушку. Маменька, знающая свою дочь как облупленную, пожала плечиками и тонко улыбнулась.

— Ну не говори тогда... только, когда начнёшь уже лопаться от распирающего тебя желания поделиться, я ведь могу ответить... что?

— Меня это уже не интересует, поезд ушёл, иди учи уроки, — убитым голосом перечислила вся из себя такая разнесчастная Сонька.

— Роза Карловна, я вас обожаю, — Ксю уже давилась со смеху. — Мизансцена — хоть билеты продавай!

Лёха тоже улыбался, но всё же решил проявить милосердие и ласково взъерошил шевелюру девушки. Пришёл на помощь, злыдень сердобольный!

— Покайтесь, дщерь наша, поведайте нам грехи ваши тяжкие, — глубоким нутряным басом заядлого архидьякона пророкотал он, слегка окая.

Судя по глазищам Розы Карловны, она от восторга едва не выскочила из своего любимого кимоно с дракошками. Жестом примерной школьницы на уроке она подняла ладонь.

— Батюшко, а можно мне на исповедь? Каяться буду истово, а вы будете мне грехи отпускать... и отпускать... и отпускать!

Лёха приопустил одну бровь в показной суровости.

— А... гм, грехов хватит?

Маменька сделала непроизвольный жест, словно и впрямь хотела перекреститься.

— Нагрешим ещё, — заговорщическим шёпотом ответила та и с уморительной мордашкой закивала, соглашайтесь мол, ваше-ство.

Пипец... Оксанка почти уже валялась пацталом, зажимая себе рот чтобы не расхохотаться во весь голос, и от восторга только дрыгала ногами. Слёзы текли по её щекам ручьями, впервые за последний год она уже могла плакать!

— Пощадите, — кое-как выдавила она из себя и храбро попыталась забраться обратно на стул. Тапку одну правда потеряла где-то, но за такой спектакль, право, не жаль и обе.

— Решайся, Соня. Да — да, нет значит нет, всё остальное — от лукавого! — снова нарочито окая, басом провозгласил он.

Проказница взглянула на маменьку, что-то прикинула, затем показушно вздохнула.

— Кошачьи глаза я себе так и не взяла. Просто... просто, там в списке оказалось умение "Воплощение русалки" — прикиньте, с пометкой-примечанием (уник.) !

Чайная ложечка выскользнула из пальчиков Розы Карловны, после чего запрыгала по столу, звеня и блестя серебром. И лишь размазанная от скорости ладошка Оксаны, прихлопнувшей её как мышь, прекратила этот тарарам.