Резко выброшенная вверх рука, неожиданно остановила мерно бредущий отряд. Шаги стихли, еле слышный шорох одежды и небольшой поклажи так же исчез — отряд ирьенинов беспрекословно подчинялся многоопытному джонину.
Янаги замер подобно всем остальным. Его дыхание участилось, глаза лихорадочно забегали из стороны в сторону, силясь рассмотреть нечто не осязаемое, сердце глухо застучало, отбивая одному ему ведомый ритм.
"Раньше, мы не останавливались", — поселилась у Янаги в голове паническая мысль.
По коже молодого ирьенина поползли боязливые мурашки, вызывая лёгкую дрожь в теле. Было в этом лесу нечто, что заставляло его испуганно озираться. Точнее нет, не "было"... Оно "появилось"...
Минута... другая... ещё одна... Время шло непомерно долго, растягиваясь подобно резиновому жгуту, нагнетая и так накаленную атмосферу. Никто не двигался, никто не позволял себе ни лишнего шепотка, ни случайного вздоха. Отряд ирьенинов превратился в каменные изваяния.
Именно в этот момент Янаги чувствовал себя как никогда уязвимым. Под рукой не было привычного по академии куная, способного отвести угрозу, поясную сумку не отягощали металлические сюрикены, несущие смерть неосторожным — только крошечный, пусть и остро заточенный скальпель. Вот только его наличие не придавало ни капли уверенности.
Чертовы правила... Чертова специализация... Почему ему, насильно загнанному в слишком уж узкие рамки, не дают даже шанса из них вырваться? Почему последствия чужого решения, должны заставлять его трястись лишь от одного намека на опасность? Почему он не может хотя бы пойти по стопам прославленной Цунаде? ..
Ведь будь у него оружие...
Лёгкий, еле слышный не то свист, не то шелест, подобно ножу разрезал уже привычные звуки леса.
"Кунай!" — в тот же миг вспыхнула спасительная мысль в мозгу, уже отдающем приказы телу. И ирьенин не медлил.
Резкий, немного топорный прыжок в сторону, едва не сталкивает рядом стоящего товарища с ног, но для Янаги это было последним поводом для беспокойства. Его внимание занимал лишь кунай, что всего на несколько сантиметров разминулся с его телом...
Глухой удар и последующие теплые красные капли, окропившие его лицо стали для него полной неожиданностью...
— Засада! — донесся до застывшего Янаги выкрик его командира, тихий, глухой, будто раздавшийся по другую сторону толстого стёкла. Ирьенин слышал его, но не воспринимал сказанное. Его взгляд, его расширившиеся до предела зрачки были прикованы к своему медленно оседавшему на пол товарищу, что стоял позади него, к рукоятке необычного куная, торчащего у того между лопаток, к причудливому рисунку на нем. Он не хотел... так он не хотел... Поднимающийся лёгкий стыд, на фоне охватившего его смятения, был почти не заметен.
"Я не думал, что позади кто-то есть... — оправдывался он, стараясь собрать вялотекущие мысли в кучу. — Я просто хотел уклонился..."
Сильный толчок в спину, едва не бросил Янаги на своего мертвого товарища, но, чисто инстинктивно переставив ноги, он смог избежать неприятного падения.
— Не стой столбом! — так же глухо, прорываясь через невидимый барьер отвлеченного от происходящего сознания, зазвучал грубый женский голос. — Помоги ему!
Янаги не понимал, не думал. Все его тело подчинялось каким-то своим желаниям, своим чувствам, своим страхам и оно явно больше не хотело смотреть на падшего товарища. Будто во сне, оно двигалось не зависимо от его сознания, не считаясь с его мнением. В дело вступили примитивные инстинкты, рефлексы и укоренившиеся привычки. Именно они медленно поворачивали его навстречу толкнувшей его девушке...
"Сакура", — услужливо подсказало ему сознание. Единственная куноичи с его отряда, единственная, кто остался довольным своим распределением, единственная кто относился к своим обязанностям со всей серьезностью.
Единственная кого он мог считать близким себе человеком. Повернуться до конца ему так и не дали — устав ждать, девушка грубо схватила Янаги за грудки и развернула.
— Очнись, идиот! — брызгая слюной, кричала ему в лицо явно напуганная куноичи. — Приди в се...
Желтая шевелюра на миг мелькнула за спиной Сакуры, и прямо на его глазах, столь примечательный кунай, проскользнув под руками с неприятным хрустом пробил грудину молодой девушки...
Оторопь... Страх... Непонимание... Непринятие... Неверие...
Коктейль разнообразных эмоций волной нахлынул в его сознание сметая последние барьеры, перед надвигающимся безумием. Янаги, расширившимся глазами наблюдая, как кашляет кровью та, что всем сердцем желала ему помочь, слыша такие далекие предсмертные вопли вокруг, чувствуя как намокают его ноги, наконец не выдержал. Что-то, что на себе держало все мировоззрение неопытного ирьенина, надломилось, погребая под обломками прежнего сознания. Он получил то, чего не хватало ему для полноты своего обучения, он увидел то, чего не не мог найти в своей родной деревне или больничных палатах.
Убийство. Хладнокровное, вдумчивое, аккуратное. Ни тени сомнения не было на тот молодом лице, что на миг мелькнуло за спиной его бывшей подруги.
Не будет сомнений и у него.
Шум в ушах наконец-то пропал, явив не слышные ранее свистящие взмахи и не громкие команды их командира.
— В круг, вашу мать! — надрывал он голос, в котором впрочем не чувствовалось страха. — Защищайте отряд!
"В круг! .." — вторило ему сознание, принимая команду на свой счет. Янаги схватил, все еще торчащий в теле девушки кунай, и без колебаний, выверенным движением вытащил его.
— Ты чего замер?! — сильный толчок неизвестного ему шиноби вкинул Янаги к сбившимся в кучку, перепуганным ирьенинам.
— Но... — хотел вскрикнуть он, как вновь появился он...
Мужчина с яркой желтой шевелюрой, будто из ниоткуда возник перед ним, с уже занесенным и плывущим к цели кунаем, и совершив лишь одно, отточенное движение вновь исчез. Все произошло столь быстро, что казалось, будто в воздухе на мгновение повисла солнечного цвета вспышка, и тут же пропала, оставив после себя лишь шиноби с перерезанным горлом.
— Хика... — очередной крик со стороны так же не смог закончится.
Вновь полыхнула желтая искра, унося с собой еще одну жизнь.
Янаги уже ни чему не удивлялся. То, что происходило вокруг давно вышло из его понятий нормальности. Не такой битвы он ждал, не такого врага он надеялся встретить. Не было ни учителя, судившего бой, не было ни учеников подбадривающих участников поединка, не было даже видимого противника. Янаги попросту не мог осмыслить все происходящее вокруг. Уже панические команды, перебивались редким перезвоном отбитых кунаев, а крики перепуганных ирьенинов — предсмертными хрипами и вздохами. Желтая молния, что скакала среди них, была неуловимой...
...Короткий свист резкого удара, глухой стук колен о твердую землю и вот падает последний оставшийся в живых член его отряда.
Его очередь.
Янаги знал это, но страха уже не было. Лишь мутная обреченность, лишь желание продать свою жизнь подороже завладели его разумом. Он понимал, что шансов на победы у него не было, понимал, что и бежать ему не дадут. Он был лишь крысой, которую кот загнал в самый угол...
Янаги остался один. Один на тропинке, усеянной трупами его бывших знакомых.
Он сконцентрировался. Он напрягся. Он пытался думать, строить стратегию. Он искал пути отхода и удобную позицию. Мозг, и ранее его не подводивший, сейчас работал во всю доступную ему мощность.
Откуда он нападет?
Масса вариантов.
Что позволяет ему так быстро перемещаться?
Скорость. Больше не чему.
Как ему противостоять?
Лишь угадать. Только невероятная удача могла ему сейчас действительно помочь...
И все равно, несмотря на всю свою концентрацию, Янаги так и не смог понять, как его враг появился прямо перед ним...
...Короткое движение и кунай с легкостью перерезает открытое горло последней цели — молодого ирьенина замершего в ожидании собственной смерти.
Все.
Минато наконец расслабился и выпрямился, оглядывая бывшее поле боя.
— И все-таки я ненавижу эту работу... — пробурчал шиноби, стараясь не заострять внимание на двух десятках трупов, сгрудившихся на узкой лесной тропинке. Не самое приятное зрелище, тем не менее, не подпортило общее удовлетворение от хорошо выполненной работы. Далеко не каждый был способен просидеть в засаде два дня, сохранив при этом приемлемую физическую форму. Он смог.
Двое суток он пробыл на этой позиции в ожидании именно этих людей. Два дня без еды и почти без движения. Сволочное задание...
Радовало лишь одно — оно было не простым, важным и требовало определенных способностей. Диверсия в самом тылу противника это не то задание, на которое назначали случайных людей. А значит, ценят. Навыки, которые Минато оттачивал все свободное время, наконец-то были признаны не только его сверстниками, но и верхушкой деревни в целом. Джонинов-наставников много, джонинов-наставников выполняющих работу АНБУ — единицы. И это приятно грело душу.
— Кха! — резкий булькающий кашель послышался со стороны последнего убитого. — Кха..кха...
Минато обернулся. Молодой ирьенин, что свалился с перерезанным горлом, лежал на том же месте, захлебываясь собственной кровью. Живой.
Не порядок.
Его работа требовала не оставлять после себя только лишь трупы. Никаких свидетелей. Никаких очевидцев. Враг должен был томиться в неведении, должен был тратить силы, время и нервы на разгадку произошедшего. Именно поэтому Минато должен доделать свою работу.
Один из его уникальных кунаев плавно покинул ножны на поясе, перепрыгнув в правую руку. Она не тряслась, уверенно и твердо сжимая удобную рукоятку смертоносного оружия. Добить врага? Привычное дело.
Вот только кашель стих, не успев и начаться.
"Все-таки умер сам, — отстраненно подумал Минато, наблюдая за последними, редеющими вздохами молодого парня. Кунай вновь вернулся на пояс.
Оставался лишь последний штрих.
Палец Минато засветился холодным голубым огнем...
* * *
Как долго для человека длится то или иное событие его жизни? Сколько времени занимает тот или иной отрезок его существования? Вроде бы такой простой вопрос с не менее очевидным ответом в последнее время стал меня навязчиво преследовать. И чем дольше я над ним думал, тем чаще забывал обращаться к минутам, дням и годам, когда он требовал от меня слова.
"Ровно столько, сколько мы их помним", — говорил я с каждым разом все уверенней, имея на то все основания. В моём случае, как мне кажется, сложно было бы думать иначе. Имея в голове воспоминания двух в корне разных жизней, я в периоды накатывающих сеансов самоанализа обладал возможностью сравнивать.
Я не помнил своего "первого" раннего детства. Совсем. Не осталось ни осознанных образов, ни картин, ни ощущений, ни вкусов. Совершенно блеклая и полностью забытая мною страница жизни, оттого казалось мне наиболее скоротечной. Мозг обманывался, считая, будто раз и наступил тот момент, когда в впервые до крови разбил себе коленку. Это тусклое, на грани образа воспоминание было наиболее ранним. Куда делись предыдущие прожитые годы, я не представлял. Забылись ли они по ненадобности или попросту не сформировались в достаточной степени из-за моей собственной недоразвитости в то время, значения особо не имело. Был важен сам факт. Факт того, что я подсознательно считал раннее детство мимолетным, как ощущение легкого бриза на коже. Мимолетным и не уловимым. И именно это сыграло со мной в злую шутку после нежданного перерождения.
Жалкие полгода проведенные под крылом у охотника и его жены казались мне едва ли не вечностью. Каждый новый день, прожитый в теле несмышленого ребенка, становился для меня настоящим испытанием. Он тянулся медленно и неторопливо, растягивая мои муки и преумножая мое самое сокровенное на этот момент желание.
Я жаждал вырасти! Яро, слепо, отчаянно, не терпеливо... Обманутый скоротечностью прошлого детского опыта я буквально не мог адекватно реагировать на медленный рост нового тела. Оно тормозило меня, связывало, ограничивало. Я кривился каждый раз, как видел собственное отражение, злился каждый раз, как не мог дотянуться до чего-либо, бесился каждый раз, как был вынужден вести себя согласно возрасту. Манабу кажется, видел все это, но с вопросами не лез. Будто он взял за правило — не удивляться ничему, что связано со мной. По-другому, его явное игнорирование моих пускай и редких, но заметных срывов, я объяснить не мог.
Впрочем, именно охотник и помогал мне больше всего. Во время занятий он не делал скидок на возраст, прямо, пускай иногда и в виде игры, доносил до меня необходимое. Манабу не был курицей наседкой, отгораживающей свои яйца от всех трудностей в мире. Нет. Он сталкивался меня с ними, давал прочувствовать, познать. Пускай не сразу, но его непреклонная, твердая и достаточно требовательная натура легла поверх напускной заботы.
За что ему и спасибо.
Его постоянные нагрузки не давали мне сойти с ума, погрязнув или в чёрной мести, или ностальгических воспоминаниях. Его действия позволили познакомиться мне с собственной мечтой. Его красочные демонстрации дали мне Цель...
Долгое время Манабу не давал мне в руки то, что я так страстно желал получить. Он лишь каждый божий день пичкал меня теорией, замаскированной под короткие рассказы, учил стойкам и движениям, демонстрировал их во всей красе, ненавязчиво поигрывая луком. Он будто дразнил меня, видя, как я пожирал глазами столь желаемое оружие.
Моё терпение закончилось достаточно быстро.
— Мори-сан! — воскликнул я однажды, уже не в силах себя сдерживать. — А можно мне самому попробовать?
Манабу тотчас отвлекся от медленной, размеренной стрельбы, и уставился на меня, заставив пожалеть о собственных словах.
"Он ждал... — мгновенно осознал я, стоило моему, как мне казалось, детскому и наивному взгляду встретится с острым блеском его глаз. — Он ждал этих слов".
— Разумеется, можно, — улыбнулся мужчина, прислоняя свой лук к дереву. — Подожди минуту.
И, сказав это, он скрылся в доме. Не воспользоваться его отсутствием, было попросту выше моих сил. Мгновенно вскочив с земли, я в два прыжка оказался у стоящего под большим деревом оружия.
Вот он — красавец, которого мне так и не довелось подержать в руках. Немного подрагивающими от возбуждения ладонями я провел по гладкой, немного искривленной рукоятке из плотной древесины, ощупал плотную вязь из животных жил, держащих метровой длины плечи, постучал по костяным рогам, венчающим прекрасное изделие. Это был красивейший лук, что я видел за обе свои жизни — грациозный, жесткий, смертоносный.
Когда пальцы коснулись тетивы, мое удивление достигло своего предела — это были не волосы и не растянутые животные кишки, а настоящий металлический трос в полтора-два миллиметра диаметром. Состоящий из мелких переплетающихся волокон он холодил руку, грозясь в любой момент порезать неудачливого стрелка.
"Откуда такая технология в этом мире?" — недоумевал я, заворожено водя рукой по ледяной металлической тетиве. Кто умудрился вытянуть столь тонкую, прочную проволоку, а после и сплести несколько из них воедино? Что это за сплав и откуда он известен создателю? ..
