— Да, пожалуй, ты прав, нечего с ними возиться. Руби их.
Хотя Буги внимательно следил за ходом беседы ужасных бородачей, он был совсем не готов к такому исходу. Хоббиту стало страшно. Окровавленный Шумми лежал тут же рядом, но так как он был без сознания, то не мог увидеть лица своей смерти. Сообразительный Буги с отчаянья придумал что делать. "Постойте, я тоже знаю, где клад!" — хотел он закричать, но от страха только тоненький свист вырвался из груди, и как он ни напрягался, не мог выговорить спасительную фразу членораздельно. Буги закрыл глаза, упрямо надеясь на чудо, и... услышал вдруг певучую речь:
— Привет вам, любезные хоббиты, гномы, дорогой иду я обычной, знакомой. Что за неполадки у вас приключились?
Вы чем так друг другу не полюбились?
Это был голос мягкий, вкрадчивый, странный, и все обернулись к говорящей. Никто не заметил, как она подошла, удивительное создание в наряде, сплетенном из веток ивы. Босая девушка, со светлым шелком вьющихся волос и раскосыми, как крылья бабочки, глазами выглядела необычно.
— Как-то сегодня людно в этом месте! — посетовал Дебори. — Если вам дороги здешние так прекрасно знакомы, то ступайте дальше и не задерживайтесь. Мы тут без вас разберемся.
— Не разберемся! — воскликнул Буги, вышедший наконец из оцепенения.
— Послушай, Дебори, разбойник и вор,
Лавашку оставь — таков уговор,
Ты братьев-злодеев с собой прихвати
И больше не стой у меня на пути.
— Кто ты такая, чтобы мне указывать! — возмутился Дебори. — Сама иди, откуда пришла. Я очень раздражен, могу и топор в дело пустить.
Между тем, Буги подкрался к свертку с Лавашкой, перерезал связывающие ее путы и вынул кляп. "Ф-фу! — вздохнула Лавашка. — Наконец-то".
Незнакомка, сообразив, что гномы настроены враждебно, сменила тактику. Она перестала говорить, но вдруг угрожающе запела. А потом достала лук, отклонилась назад и без усилий выпустила три стрелы, которые сразили братьев Дебори. Больше Дебори не нужно было уговаривать, он побежал так быстро, как никогда раньше не бегал.
Буги испытывал ощущение нереальности. Он понял, что это магия, а магии он не доверял. Лавашка напротив смотрела на светловолосую девушку с восхищением.
— Лавашка, — дернул Буги ее за рукав, — надо спрятаться, это какая-то колдунья. Может быть, она и есть хоббитоглот.
— Ха-ха, — рассмеялась Лавашка, — ну ты и фантазер! Это же Мудрена, она нашу деревню от него спасла. И сейчас выручила из беды.
Загадочная волшебница не стала преследовать Дебори, да и братьев его она не убила, а только усыпила своими стрелами. Когда они проснутся, то как заново родятся с памятью чистой, как первый снег. Мудрена — как ее назвала Лавашка?— подошла к раненому Шумми и, погладив его по голове, привела в сознание.
— Теперь вы здоровы, довольны и рады,
От всех покушений избавлены мной,
Бегите в деревню знакомой тропой,
Где ждут заплутавших у каждых ворот,
И дружно живите без всяких забот.
— Не получится, — вздохнул Буги. — Как же Юниэр и Мириэль? Мы, что, их больше никогда не увидим? Ведь они с нами в деревню шли, мы к ним привыкли.
— Скажи, что случилось с твоими друзьями, куда все бежали, где их потеряли?
— Друзей обманул Дебори-балбес, попали они в Зачарованный лес, — угрюмо ответил Буги: в новой знакомой его раздражала манера разговаривать.
— Да ты что! — испуганно воскликнул Шумми. — Что же с ними будет теперь?
— Навеки в озерных чертогах замрут,
Найдут они там покой и приют.
Так все, кто в таинственный лес попадает,
О мире и прошлом, увы, забывает.
Себя посвящают они красоте,
Чужие друг другу, чужие себе.
Блуждают они в лабиринте озер,
Не в силах порвать иллюзий узор.
— И ничего нельзя сделать?! — умоляющим голосом спросил Шумми. — Они такие молодые, красивые. Неужели вот такой конец?
— Да, Шумми. Не послушать тебе больше нуменорских песенок, — проговорил Буги, но было заметно, что на душе у него тяжело. Юниэр с такой готовностью согласился идти спасать хоббичью деревню, и вот, на тебе! Попал в ловушку, из которой выхода нет. Он почему-то злился на Мудрену за то, что она так ловко справилась со всеми недругами. "Что ж она раньше не подоспела, такая способная?" — думал он.
Мудрена между тем нахмурила брови и задумалась.
— Представьте-ка быстро друзей вы своих,
Как можно отчетливей вспомните их, — обратилась она к Буги и Шумми.
Те повиновались, у них загорелась маленькая надежда, что колдунья что-нибудь сделает. Но надежда была крошечная, так как, на взгляд Буги, колдунья была слишком молодая и не внушала доверия. Мудрена зафиксировала один глаз на Буги, другой на Шумми, напряглась и воссоздала для себя образы, возникшие у хоббитов. То, что она увидела, удивило ее.
— Достойных людей повстречали вы оба,
Не знаю, когда их увидите снова,
Их мысль попытаюсь привлечь я извне,
И больше, чем вам, нужны они мне.
Придем мы сейчас к моему шалашу,
Меня не тревожить я вас попрошу.
Не день и не два я буду молчать,
Меня в это время нельзя отвлекать.
Трое хоббитов пошли вслед за Мудреной, разговаривая шепотом, боясь нарушить ее сосредоточенность. Буги исподтишка наблюдал за колдуньей. Она шла, легко переступая босыми ногами, подвластная тому особому ритму, в котором жила.
— Лавашка, — попросил он, — кто она такая, расскажи?
— А никто толком не знает, — ответила та, — пришла к нам в деревню и все песни пела и пела. Мы поначалу из нор не выходили, а потом не выдержали. Голос у нее добрый, если она и вправду добра кому желает. Она нам рассказала, что знаки оградительные начертила вокруг нашей земли от всех врагов. И с чудищем этим окаянным намудрила чего-то: изменила его вкусовые привычки, — он теперь землянику ест. Она не убивает никогда, а как-то в мозги проникает и перестановки там делает. Смеется иногда звонко, прямо заливается, пляшет и только стихами разговаривает. Знает обо всем, о чем ни спросишь. Так и поселилась у нас в деревне, мы ее кормим?— она нам поет.
— Как же так получилось, что ты гномам попалась, раз у нас в деревне такая могущественная колдунья объявилась? — спросил Шумми.
— Она не всегда у нас живет, пропадает куда-то время от времени. А эти твердолобые мочалки напали на меня в лесу, когда я за медом лазала.
— Ну-ну, продолжай, — усмехнулся Буги, — зачем это ты им понадобилась?
— Раз поймали, значит, понадобилась, — тряхнула челкой Лавашка, — ненужных не ловят. Может, я тайну какую-то знаю, тебе-то что?
— А-а-а, — протянул Буги, — тайну значит? А как насчет клада?
— Клад, — подмигнула Лавашка, — это мое приданное. Не скромно об этом выспрашивать. Разве что ты, Буги, жениться на мне захочешь, когда я подрасту?
— Ни в коем случае, — отскочил от нее Буги, — пусть у меня коленки облысеют, если такая мысль хотя бы раз придет мне в голову.
— Ну вот и не любопытствуй, — рассмеялась Лавашка, — я свое приданное от всех прячу. Она покосилась на Шумми, но тот сделал серьезное лицо и не проявил к ней никакого интереса. Шумми считал Лавашку маленькой девчонкой, недостойной его внимания, и Лавашка вздохнула.
Они подошли к постройке, сплетенной из ивовых веток с конусообразной крышей. Как и все, что принадлежало Мудрене, ее шалаш отличался простотой и аккуратностью. Мудрена вошла в свое жилище, села на циновку и сосредоточилась. Хоббиты устроились неподалеку, чтобы охранять ее убежище от всяких посягательств, никто не должен был помешать Мудрене вызволять из беды их друзей.
Мириэль и Юниэр не вернулись назад, когда поняли, что потеряли след гномов.
— Мы их не догоним, — сказала Мириэль, удивленно оглядываясь по сторонам.
— Я никогда не видел такого красивого места! — восхищенно воскликнул Юниэр.
— Я тоже. Но здесь все слишком совершенно, чтобы быть настоящим.
И, действительно, было чему изумиться. Повсюду их окружала феерия удивительных красок: насыщенная яркая зелень, роскошные цветы благодатного лета: пестрые орхидеи, королевские магнолии, источающие томительно-сладкий аромат — палевые и винно-фиолетовые розы. Гигантские папоротники смыкались и расходились вновь, словно волнистые веера с причудливым рисунком. Они подошли к небольшому овальному озеру аквамариновой прозрачности, вода в нем была холодная и чистая, с золотистыми чешуйками слюды на дне. Даже разноцветная галька на берегу казалась отмытой до блеска. В центре озера фонтаны взмывали ввысь и, коснувшись безупречного неба, обрушивались вниз светоносной пылью. А на противоположном берегу ленивые водопады, опоясанные радугой, свергали струи воды с мраморных гор. Ни одного пожухшего листочка не было на деревьях, ни одного изъяна в безукоризненных формах. Любая, даже самая мелкая деталь, поражала изысканностью. И плоды в этом благодатном месте казались совершенными, гроздья винограда светились солнечным блеском и оказались медово-сладкими и ароматными на вкус.
Юниэру и Мириэль стало легко и весело. Они уже забыли, как очутились в этом лесу.
— Мирэ! Может быть, мы попали на земли бессмертных??— предположил Юниэр.
— А может, мы спим или бредим? — возразила та.
Целый день они бегали друг за другом, беспричинно счастливые, опьяненные спелым виноградом. Все заботы и тревоги последних дней стерлись из памяти, как будто их и не было.
Ближе к вечеру они вышли к большому озеру. Над ним клубились туманы, синие и серебристые, а гладкая поверхность воды временами волновалась и сверкала разноцветными бликами. Все это что-то напоминало Мириэль, какую-то историю из детства.
— Это похоже на озера Горудуна, — сказал Юниэр, и тогда Мириэль вспомнила эльфийскую сказку о могущественном маге, мечтавшем создать мир без боли и страдания, болезней и чувств иных, чем восхищение. Для этого, считал он, необходимо изъять из мироздания все несовершенное и убогое, а всему приятному и красивому придать завершенность, тогда любой живущий в таком идеальном мире будет доволен, спокоен и благодарен. С этой идеей пришел Горудун к Валарам и попросил у них поддержки. Но Валары объясняли ему, что нельзя так запросто вмешиваться в мир, сотворенный Илуватаром, тем более не ведая его замысла.
— Илуватар, — говорили они, — не стремился создать теплицу, где все его творения процветали бы под присмотром Творца. Он создал мир, в котором каждый свободен и награжден достоинствами и возможностями, и не только красота и способность ценить ее важны в человеке, эльфе, гноме — любом из детей Илуватара, но и любовь, творчество, забота о других, талант, юмор... Всем этим одарены дети Илуватара, и каждый из них прекрасен по-своему.
Но Горудун очень дорожил своей идеей и непрерывно думал о ней. Будучи магом, не трудно сойти с ума, ведь маги располагают знаниями, превосходящими человеческие. Пришел день, когда Горудун решился исполнить свой замысел. Но его волшебства не хватило на весь мир и даже на Средиземье. Только на небольшом участке, вокруг семи озер, мир преобразился в такой, каким его желал видеть Горудун. Умножить красоту и притягательность природы было несложно, труднее было создать соответственное отношение к увиденному у населявших землю народов.
Конечно, они восторгались причудливыми фантазиями Горудуна, но восторг их был недолог, так как переменчивы настроения людей и эльфов, и то, что поначалу их удивляло, потом принималось как должное. А Горудун хотел бы привлечь их навечно к своему творению, и больно было ему осознать, что естественным путем этого не добиться. Много усилий потратил он, чтобы завлечь путников в чертоги семи озер, и также свил тонкие невидимые сети, которые падали на мысли попавших в его царство и не позволяли никому вернуться назад. Все, кто попадал во владения мага, становились поклонниками Горудуна, восхищаясь ежедневно его творением и не общаясь друг с другом, так как у них не оставалось других чувств. Чтобы лишить детей Илуватара свободной воли даже на небольшом участке Средиземья, Горудун потратил всю свою волшебную силу и никогда не смог ее восстановить. Потом он исчез, и никто не знал где он.
Примерно такую историю вспомнила Мириэль. В Нуменоре это была часто повторяемая легенда, но если бы кто-нибудь поверил, что все так и было на самом деле, его бы подняли на смех. "Это очередная поучительная история о том, что нельзя противостоять эльфийскому богу", — сказали бы насмешливые нуменорцы.
Однако сейчас легенда казалась реальной.
— Может, мы уйдем отсюда, Юниэр? — предложила Мириэль.
Ей захотелось оказаться на полянке в обычном лесу, сорвать крохотную капельку земляники и приласкать рукой тихие незабудки. Она вдруг поняла, что не любовь вела мага, когда он создавал свое совершенное творение, а лишь тщеславие и гордыня.
— Отчего же? Ты что, испугалась? Разве тебе не любопытно посмотреть, что в озере? — возразил Юниэр.
Глаза его блестели, он потянул Мириэль за руку:
— Пойдемте плавать, моя принцесса, никакой Горудун не сможет нас тут удержать, никто не заставит тебя и меня торчать в мокром озере остаток дней. Потом будем рассказывать нашим детям про диковинки сумасшедшего мага.
И они вошли в волшебные воды. Плавать не пришлось, так как они сразу погрузились в воду и оказались на дне. Но странно, они не чувствовали себя промокшими, могли дышать и ходить. Передвигаться по дну озера было приятно, земля не так сильно притягивала, как на суше, а вода, мягкая и обволакивающая, не выталкивала, как обычно, поэтому идти было легко и, как следует оттолкнувшись, можно было испытать ощущение полета. Мириэль и Юниэру понравилось это упражнение, они чувствовали себя почти невесомыми и на все способными, как в детских снах.
Подводные пейзажи завораживали. Золотистый свет сверху сливался с голубым свечением дна. Фосфоресцирующие водоросли и кораллы, огромные, как деревья, унизанные росинками, большие улитки, гордо несшие на прозрачных спинах раковины — настоящие произведения искусства, подводные бабочки, цветы, замки — все это было так композиционно верно, так изысканно, что самый утонченный эстет остался бы немым от восторга.
Иногда им на пути попадались другие люди и эльфы, захваченные в плен чарами Горудуна, но никто из них не обращал внимания на новичков. Их лица были белы, как маски, губы не улыбались, и каждый был поглощен созерцанием. Глаза не отражали ничего, кроме предмета искусства великого мага, который они наблюдали. Маленький мальчик с серьезным, не детским выражением лица складывал из тонких ажурных ракушек высокий замок, осторожно скрепляя ракушку с ракушкой и едва дыша.
Долго бродили Юниэр и Мириэль по диковинным землям Горудуна, время летело незаметно. Ничто всецело не завладело их вниманием. Юниэр говорил своей любимой, что нет никого прекраснее во владениях мага, чем она, и что их любовь сильнее всяких чар. Они гордились тем, что не поддаются волшебству, и воображали себя сверхстойкими людьми. Невдомек было им, что повсюду, куда бы они ни шли, летели над ними молитвы Мудрены, мешая сетям Горудуна опуститься и сковать их. Так прошли они через все семь озер. Стало темно, и тонкие узоры водорослей засияли вдруг призрачным светом, а высоко в небе вспыхнули звезды.
