Снег

удовольствие получу. Особенно — от созерцания лица Сан Саныча.

Аня видит, как я опускаю руку в неприличном жесте, и улыбается. Подмигиваю ей. Всё-таки хороший она человек.

На следующий день босс наорал на Аню за то, что она принесла ему кофе без сливок. Гребаный эстет!

Прихожу на работу вовремя, а она — в слезах, глаза красные, носом шмыгает.

— Чего, — спрашиваю.

— Ничего. — И снова рыдать.

Потом, конечно, всё рассказала. И про сливки, и про всё остальное. Я ей

самой кофе налил, кое-как успокоил. А самому на душе так противно. Обнимал её и эгоистично так думал, кто бы меня пожалел. Живу, как хрен знает

кто. Денег, вроде, хватает, работа хорошая, а всё равно паршиво. Да еще эти

новогодние каникулы... Чёрт!

Ладно, пожалел себя и хватит.

Пятница — это вообще отдельная история. Мало того, что 13-е число, так еще и время отчета по текущим проектам. Мистика чисел сделала свое грязное дело. Убил бы тех, кто всю эту чепуху людям внушает. Какой-то массовый психоз. В общем, за полчаса до похода к шефу у меня полетел ноутбук. А у Сан

Саныча в кабинете — представители клиентов. Вроде как интересуются ходом

работ. Может, что поменять надо или добавить. Второй вариант боссу только на

руку — проект тогда дороже станет. А я сижу и пялюсь на черный экран, как

древний человек на горящую веточку. Думал, сейчас возьму и выкину ноутбук в

окно, к чертям собачьим. Всё-таки взял себя в руки. Набрал телефон шефа,

глубоко вдохнул и выпалил всё. В трубке сначала молчали. Потом словно ножом

отрезали:

— Позвони в центр обслуживания. Отнеси, чтобы починили. Если к

понедельнику не сделают... В общем, ты меня понял, Серега.

О-о-о! Шеф назвал меня по имени. Значит, достал я его серьезно. У Сан

Саныча такая модель поведения. Он людей по именам называет только когда очень ими доволен или наоборот готов убить. Ничего хорошего я, вроде, не сделал. Значит, второй вариант. Мда.

Холодный ветер пульсирующими толчками пытался пробраться под пуховик, кружился вокруг, словно выбирая слабое место — и снова ударял.

Казалось, у него нет направления — и мелкий снег летит со всех сторон

одновременно, засыпая ресницы, заставляя щуриться. В свете уличных фонарей это было похоже не дикую пляску. Будто снег вдруг стал живым и начал принимать причудливые формы, стараясь напугать прохожих. По бокам узкого тротуара намело огромные кренящиеся сугробы. Следы, оставленные на свежем снегу, тут же заметало новым слоем. Человек, вышедший в такую погоду на улицу, казался чем-то абсолютно лишним.

Хорошо, что отдал ноутбук на ремонт, а то бы точно грохнулся с ним

куда-нибудь. Впереди замелькали огни любимого супермаркета. Тааак, виски дома кончилось. Остальные покупки обдумаю внутри — с корзиной в руках.

После получасовой прогулки по теплому магазину выходить на мороз и ветер не хотелось. И хотя сегодня было теплее, чем вчера, из-за сильного ветра сводило скулы, а пальцы скрючивались даже в теплых перчатках.

Наконец-то родной подъезд. Всегда милая консьержка.

— Добрый вечер, Алевтина Петровна.

— Здравствуй, Сереженька. С работы?

— Ага.

— Замёрз поди? На улице вон какой холод.

— Есть немного.

— Выпей чаю с малиной. А то заболеешь.

— Хорошо. Спасибо.

Всё это на ходу, по пути к лифту. Выпью обязательно, только не чаю. Уж

простите, Алевтина Петровна, от чая легче не становится, а от простуды и виски неплохо спасает.

На площадке мусоропровда кто-то снова выкрутил лампочку. Клептоманы

хреновы. Денег, что ли, рядом с мусоркой оставить, чтобы лампочку не

трогали...

В здании тихо. Несколькими этажами выше хлопнула дверь. Готовый услужить лифт послушно пополз вверх.

Чёрт! Куда подевались ключи? Ставлю пакет с продуктами на пол — так

удобнее искать. В джинсах нет. В пуховике тоже. Бл$! Неужели в сумке с

ноутбуком оставил?! Начинаю неврно соображать, вспоминая, куда подевал ключи. Ехать за ними через всю Москву не улыбалось. Да и смысл? Контора всё равно уже закрылась. Вот попал!

Расстегиваю пуховик, тихо матерясь. Может, в пиджаке? Эврика! Спасибо

тебе, Господи! Хоть и пятница, 13-е, а есть на свете справедливость.

Звон доставаемых ключей заглушает шуршание за спиной. Нет, всё-таки везет мне сегодня на приключения! Разворачиваюсь в надежде увидеть соседскую собаку. Нет. Человек. Темный силуэт приближается. Сжимаю ключи в кулаке. Понимаю, что зря: если придется бить, будет только больнее, но ощущение металла в руке вселяет какую-то дикую уверенность в собственных силах.

— Привет, — произносит силуэт. — Извини, что так поздно...

Чего?! Трясу головой, будто на макушку упала какая-то гадость. Рука с

ключами сама ползет вниз. Какого хера?!

— Ты чего тут делаешь?! — спрашиваю не своим голосом.

— Я в Москву сегодня приехал. По делам. Вот, решил зайти. Извини, что не позвонил. — Пауза. — Ты бы всё равно не взял трубку.

Пропускаю мимо ушей этот комментарий.

— Откуда адрес узнал? — Бл$дь! Чего ему надо?!

— Сестра твоя сказала. Может, войдем уже?

Ага! Щас!..

— Ты на чём приехал?

— На служебной машине. — Ну слава Богу! — Только я её отпустил. Сказал,

что останусь в Москве, а завтра поеду обратно.

Чтоооо?!

— Ну так к тебе можно?

— ...

— Чего молчишь-то?

— А гостиница?..

— Тебе чего, жалко что ли? Я в гости пришел. Неужели выставишь вот

так запросто? На улице дубак.

— Знаю.

Вот наглая сволочь! Чего ты ко мне лезешь-то? Сидел бы у себя дома. Со

своей телкой обжимался. Она бы тебя согрела. Х$ли ты сюда-то прёшься?! А

Светку убью нахрен. Дура! По кой хрен мой адрес дала?! Интересно, что он ей

наплел?

Разворачиваюсь и подношу ключи к замку. Никак не могу попасть в скважину. Руки трясутся, как у опытного алкоголика. Наконец, удается открыть дверь. Подбираю с пола пакет и захожу внутрь, оставляя дверь открытой. Звать его не буду. Сам догадается. Ничего не скажешь, хорошее окончание рабочей недели...

Молча раздеваюсь и иду на кухню. Разбираю пакет. Виски — на стол. Сейчас оно как нельзя кстати. Только сначала нужно согреться в ванной. Насрать, что он здесь. Я у себя дома!

Слышу, как он заходит, запирает за собой дверь. Шуршит в прихожей. Потом на кухню, опережая хозяина, просачивается до боли знакомый свежий и одновременно горьковатый аромат. Кажется, у меня начинает кружится голова.

Он заходит берет бутылку, вертит в руках, разглядывая, как диковинный экспонат.

— У тебя хорошая квартира. — Ставит бутылку обратно.

— Знаю.

Ухожу с кухни, стараясь не смотреть на него.

Чёрт! Чёрт!! Чёрт!!! Горячие струи обжигают кожу, но не приносят никакого удовольствия. Уже давно стало тепло, но от этого тепла мутит. Хочется выбежать на улицу и упасть лицом в снег. А ведь я так мечтал о горячем душе!..

Странно, но я совершенно его не хочу. Это на самом деле странно, потому

что он по-прежнему чертовски красив. После мороза на смуглой коже выступил еле заметный румянец. Черные волосы блестят, передавая эстафету глазам. Высокий лоб слегка нахмурен, будто он чего-то боится. Хотя с него станется. Такие ничего не боятся. Наглый козёл!

И всё-таки где-то в глубине, в области желудка начинает разливаться

приятное тепло. В этом нет и следа возбуждения. Просто так приятно ощущать,

что, кроме тебя в квартире, есть кто-то еще...

Из ванной я вышел довольно эпатажно: в трусах — с взъерошенной головой. В общем, делал вид, что ничего и никого не стесняюсь. Будто все идет, как обычно. В спальню, впрочем, прошлепал как-то чересчур быстро, словно убегал от погони. Только бы он не заметил...

Но какое там! Комнаты у меня проходные, а он сидит в зале и смотрит телевизор. В общем, без дефиле никак не обойтись! А, хрен с ним!

Стараюсь выпрямить спину. Еще не хватало горбиться, как побитой собаке. Замечаю его краем глаза. Он смотрит на меня. Это точно. От его взгляда по спине пробегает неприятный холодок. Почему мне так неуютно? Особенно — в одних трусах. Я у себя дома. Да и сколько раз раздевался перед парнями. Не говоря уже о том, сколько их разделось передо мной.

В спальне натягиваю спортивные штаны и футболку. Тороплюсь закрыть

обнаженную кожу. От холода? Или от его взглядов?..

Так, теперь можно идти на кухню. Открывать виски и что-нибудь готовить. Есть хочется ужасно.

— Дай полотенце. — Он поднимается с дивана мне навстречу.

Останавливаюсь, как вкопанный, но не показываю, что шокирован до глубины души. Иду обратно в спальню, достаю полотенце и приношу ему.

— Спасибо, — отвечает он, — и спокойной походкой направляется в мой душ.

На кухне начинаю тихо материться. Да кто он такой?! Раскомандовался тут. Бл$, как будто в гостиницу приехал. И душ ему, и полотенце. А тайский массаж не надо?.. (Внутри что-то жарко вспыхивает и тут же угасает.)

Козёл!

Не знаю, сколько он мылся. Время растянулось до бесконечности. Казалось, посмотри я на часы (механические или электронные — не

важно), всё равно не понял бы, который сейчас час. Я успел разогреть в

микроволновке куриные ножки, нарезать салат, поставил вариться рис.

Закончив с одним, я тут же брался за другое, боясь остановиться. Потому что тогда мысли о нём навалились бы на меня и смяли. Пока мои руки были заняты, была занята и голова, готовая лопнуть от напряжения, вызванного его

присутствием.

Едва слышно щелкнул выключатель. Это наш Посейдон вышел из ванной. Тут я почему-то вспомнил, что оставил в зале диск с "Горбатой горой", и залился румянцем. Впрочем, неожиданно возникшее чувство стыда улетучилось столь же быстро. Почему я должен чего-то стесняться? Он знает про меня достаточно, чтобы диск с "голубым" фильмом не вызвал у него эстетический шок. Да о чём я думаю?! Он трахался со мной уже не один раз. И да, мне нравится смотреть фильмы о голубых. Ведь я же сам голубой. Это тоже проявление патриотизма. Всё равно что жить в России и любить её. По-моему, одно и то же, если не учитывать сексуальный подтекст.

Две дымящихся тарелки уже стояли на столе, когда он зашел на кухню. И тут чуть не задымился я сам. На госте было одно полотенце. Моё синее махровое полотенце, подаренное сестрой на 23-е февраля. Обмотанное вокруг талии, оно удивительным образом сочеталось с его смуглой кожей. Кое-где на ней еще виднелись прозрачные капельки воды. Если бы в этот момент я не собирался нарезать хлеб, соблазн слизать их прямо на кухне, мог оказаться слишком сильным. Настолько, что я бы просто не выдержал.

Метнув смущенный взгляд, я тут же отвернулся к столу и принялся нервно орудовать ножом. Что ж, если он решил потрепать мне нервы, пока ему это удается. Неужели ему настолько насрать на мои чувства, что даже оставить меня в покое для него невыполнимая задача? Да, я не могу выгнать человека на улицу. Но почему надо мной можно издеваться?

— Зря ты так вырядился: замерзнешь, — сказал я как можно холоднее. — Могу дать штаны и свитер.

— Пока не надо. — Мои слова его явно задели. Кажется, он рассчитывал на

совсем другую реакцию.

Я поставил тарелку с хлебом на стол и молча принялся есть.

Говорить и делать вид, что это обычная встреча двух приятелей совершенно не хотелось.

"Если решил, что я буду развлекать тебя задушевными беседами, то вот тебе мой ответ: "Хрена с два!". Всё, что мне сейчас нужно, — поесть, выпить, посмотреть телек и лечь спать. "И мне пофигу, если тебя такая программа не устраивает".

Иногда, отрываясь от еды, я смотрел на его непривычно ссутулившуюся

фигуру. Он неуклюже водил вилкой по тарелке, медленно поднимал её ко рту и

как-то совсем неуверенно опускал обратно. Казалось, что над ним стоит палач,

готовый в любую секунду обрушить остро заточенный топор на его напряженную шею.

Чувства, которые я испытывал в тот момент, были даже не противоречивыми, а кардинально противоположными. Непохожими друг на друга, как жираф и теория относительности. Я злился на него и хотел обнять. Просто подойти, сесть рядом и, развернув к себе, обнять, зарывшись руками в короткие волосы. Почувствовать тепло его тела. Но именно за эти желания я на него и злился.

Тщательно пережевывая кусочек мяса, я мысленно держал на лице маску отстраненности и боялся поднять глаза. Когда с едой было покончено, я отнес тарелку в раковину и, не оборачиваясь, сказал:

— Когда доешь, положи посуду сюда. Спать будешь на диване.

— Хорошо, — ответил он тихим напряженным голосом. — Спасибо.

14.

Еще никогда я не чувствовал себя так неловко. Даже, когда смотрел фильмы, и от игры актеров становилось безумно стыдно. Это чувство возникало внезапно и пробирало до костей. Казалось, что актер занимается чем-то абсолютно непотребным — и виноват в этом именно я. Такое даже описать трудно. Обычно я просто отворачивался и ждал, когда щекотливая сцена закончится. В детстве такое случалось довольно часто. Наверное, все дело во впечатлительности. С возрастом, удивляться всё сложнее. Да и чувство стыда возникает всё реже...

Я лежал под одеялом и старался дышать как можно тише. Сон не шел. Сквозь шторы в комнату пробирался слабый свет Луны, обрисовывая расплывчатые контуры вещей. Он спал на диване у противоположной стены.

Я постелил ему свежую простынь, дал подушку и шерстяное одеяло. Мы легли одновременно, как пловцы-синхронисты. Я еле двигал руками, снимая и складывая покрывало. Обычно эта процедура занимала у меня доли секунды. В этот раз я будто мастерил из покрывала сложную фигурку оригами.

Смотреть в его сторону было не то чтобы неловко — скорее, страшно. Слишком большой ценой мне давались все эти голодные взгляды. Когдя я

наконец нырнул в кровать все-таки отважился посмотреть в его сторону, он уже лежал под одеялом, лицом к стене.

Я не смог уснуть даже через два часа. Ворочаясь и проклиная его за этот странный визит, я впал в состояние какого-то безразличного транса. По лицу блуждала идиотская улыбка. Открытые глаза смотрели в потолок — и ничего не видели. В таком состоянии я пролежал еще минут тридцать. Потом уставший за день мозг всё-таки сжалился над телом и позволил ему расслабиться. Я не заметил, как уснул. Всё с той же идиотской улыбкой на лице. Но получить удовольствие от сна не успел.

Я проснулся внезапно, словно от резкой судороги. И почувствовал, что, кроме меня, в постели есть кто-то еще. И я знал — кто.

Сердце начало биться в рваном ритме, нервно перекачивая кровь. Я попытался вскочить и понял, что не могу этого сделать. Его бедро лежало между моих ног и, ненавязчиво упираясь в пах, прижимало к кровати. Горячие пальцы вовсю шарили по моей груди, потом поднялись к шее и погладили щёку.

— Ч-ч-чего н-н-надо? — заикаясь выдавил я.

Меня начала колотить дрожь. Я не знал, что делать. Всё происходящее

казалось кошмарным сном. Дурацкой и очень злой шуткой. Нужно было

сбросить его и послать к чертовой матери. А еще лучше — съездить по морде. Но