Шедан, маг льда

Умная ведьма. Я оглянулся вокруг. В теплом свете большой масляной лампы на меня подбадривающе глядели знакомый платяной шкаф, небольшой стул и стол, манила беспечностью раскрытая кровать, уверенно подмигивала страницами далеко неглупая книга, а за окном успокаивающе бряцала сталью закатная стража. Умная ведьма. Тоже мне, нашли, чем меня испугать.

*

Памятуя о непредвиденных осложнениях своего первого самостоятельного похода, на этот раз я решил взять в сопровождение не троих, а пятерых людей. Я сказал об этом Трезору, на что он сразу же выразил свое полное одобрение.

— Вы, господин Шедан, несете обязанность командира форта, поэтому будет прискорбно, если с вами что-то случится. А поскольку моя ответственность, как десятника, сделать все, чтобы этого избежать, то я согласен взять с собой даже целый десяток.

Похвально. Похвально и очень приятно. Однако же...

— Целый десяток? Нет, это будет много, — ответил я, расплываясь в благодарной улыбке. — Да, я командир форта. Но я, к тому же, и маг. Боевой маг, пусть еще молодой и не очень опытный. Поэтому, думаю, что с моей магической силой и пятерых будет вполне достаточно.

— Но я считаю... — не унимался Трезор.

— К тому же, у твоих воинов есть свои обязанности — кое-кто из них сегодня заступает на стражу. Это верно?

— Да, верно, — стушевался десятник.

— Вот. Было бы несправедливо ослаблять оборону крепости ради моей безопасности. И вообще — мы ведь не в Дикие земли идем. Так что особой опасности у нас в походе не будет.

Десятник замолк, понимая, что ему меня не переспорить.

— Итак, пятеро? — принял команду он.

— Пятеро. — Я кивнул головой

— Это значит, в поход пойдут я и четыре моих бойца? — спросил он меня с надеждой в дрогнущем голосе — видимо, он боится, что я его не возьму.

— Да, — я сразу расставил все по своим местам.

— Хорошо. Очень хорошо. — Трезор облегченно выдохнул. — Выбрать людей на мое усмотрение?

— Да, на твое. Но на этот раз к двум мечникам возьми еще двух лучников — судя по прошлому опыту, в непредвиденной ситуации лучники нам могут сильно пригодиться.

— Как прикажете, командир, — подчинился он.

Утром из форта я вышел в сопровождении пятерых бойцов. Пройдя сквозь массивные ворота, мы повернулись к солнцу своими спинами, и зашагали вперед, по едва заметной тропе.

Солнце сияло во всю мощь, и его лучи, пробиваясь сквозь облака, создавали на земле завораживающую игру света и тени. Впереди лежала дорога, уводящая меня в неизвестность, пугающая сомнениями и тревожащая возможными неудачами. Однако ветер, что шевелил траву, словно меня подбадривал, и в какой-то момент меня охватила мощная уверенность, обещавшая мне, что у нас все получится.

Впереди всех шел Трезор. Его мужественное лицо просто лучилось переполнявшей его радостью и гордостью от одной мыли о том, что ему выпала честь сопровождать меня в очередном походе. Но радость радостью, а о своём долге телохранителя он тоже не забывал. И хотя сейчас мы шли по мирным землям нашего баронства, а не по опасным Диким землям, счастливый десятник не позволял себе ни на мгновенье расслабиться. Взгляд мужчины внимательно рыскал по окружающим тропинку кустам, пальцы правой руки уверенно лежали на рукояти меча, а ладонь левой была готова при малейшей опасности толкнуть меня назад, под защиту бойцов.

Бойцами мечниками оказали уже знакомые мне по прошлому путешествию воины Тур и Игнац. На слегка продолговатом лице рыжего крепыша Тура как всегда светилась уверенная улыбка. Его поступь была уверенной, выдавая в нём человека, знающего своё дело. Его руки двигались с поразительной точностью, а речь всегда звучала убедительно и без тени сомнения. Однако я знал, что смелости у него не больше, чем у других бойцов — в трудный час он всегда терялся и не знал, что делать. Но его выручала его уверенность в его командире — если Трезор стоял рядом, то Тур был во всем, как он. Если его командир сражался, то сражался и он. Если Трезор говорил "стоять насмерть", то и он был готов стоять до последнего. Неплохое качество для бойца. Побольше б таких солдат.

А вот с русоволосым Игнацем все было немного сложнее. Как мечник он был отличный, и как товарищ — тоже. Но стоило сражению пойти не по плану, или если врагов оказывалось больше, чем нас, его слегка пухловатое лицо искажал дикий страх. В серых глазах тут же плескалась паника, а руки, еще недавно уверенные, теряли всякую твердость и решимость. Я, конечно, понимаю, что смерть пугает каждого. Но, в отличие от того же Тура, Игнаца эти мысли настигали как-то уж слишком рано, словно он предчувствовал беду задолго до того, как она действительно появлялась. И даже близость десятника ничего не меняла — так глубоко сидел его страх.

Двух остальных бойцов я тоже неплохо знал. Правда, до этого я с ними никуда не ходил, но несколько раз встречался с ними при обходе дозоров. Одного из лучников звали Родовит. Красивый, статный мужчина, лет эдак тридцати. Черные, как крыло ворона, волосы, уверенный взгляд, очерченный подбородок, скрытый под легкой щетиной. Но насколько Родовит был красив лицом, настолько он был несносен характером: форте не было ни одного бойца, с кем бы он не успел поругаться. С какими-то солдатами он не сошелся во мнениях, кто-то не так на него посмотрел, кто-то что-то не то про него сказал. А уж какие словечки и сравнения он подбирал, чтобы донести свою мысль, просто стыдно сказать. Вот и сейчас, объясняя что-то второму из наших лучников, он нисколько не стеснялся выбирать выражения.

— Ты знаешь, что сказал этот мудень? — спросил Родовит с гаденькой ухмылкой.

— Что? — равнодушно переспросил его собеседник.

— Что из гнилой соломы родятся именно мыши.

— А ты чего?

— А я сказал, что из гнилой соломы рождаются только черви, — заявил красавец с непрошибаемой уверенностью.

— А он чего?

— А он начал клясться здоровьем своего деда, что он-де сам это видел.

— А ты чего?

— А я ему втемяшиваю, что у него наверняка ум весь в штаны перетек, а в голове теперь пусто, раз он может утверждать подобное. Мыши в соломе. Слышал бы ты этот вздор. Черви! Черви там рождаются и ничего другого. А ему, обмудку, хоть кол на голове теши — ничего не доходит.

На что он получил весьма пространный ответ:

— Черви, мыши? Что богам на ум придет, то так и зародится. На все воля богов. Так всегда было и будет.

Торсон, а его собеседником оказался именно он, как всегда оказался совершенно невосприимчив к любым возмущениям Родовита. Этого толстяка вообще мало что могло пронять или вывести из себя. Женщина в соседнем селе родила сразу шестерых младенцев? На всё воля богов. Сгорела чья-то хата? На всё воля богов. Кто-то умер ужасной смертью? На всё воля богов. Сказали, что ему завтра надо отправиться сопровождать командира форта к какой-то болотной ведьме? Что ж, хорошо. Эта ведьма очень коварна? А чего еще ждать. На любые сложные или неприятные вопросы его широкая светловолосая голова выдавала один ответ — на всё воля богов. Единственное, что заставляло его недовольно хмуриться, это бездуховная ересь, и уж-тот-то он начинал собеседнику с рьяным видом доказывать, насколько же он неправ. Но это все — сущие мелочи. Для меня было главное, что он, как и Родовит, был превосходным лучником и понимал дисциплину. Все остальное меня не волновало.

*

Я понял, что мы приближаемся к цели, когда воздух вокруг нас стал наполняться влагой и неприятным запахом. А ведь всем известно, что именно эти два признака, сырость и зловоние, неизменно сопровождают каждое болото.

Домик ведьмы мы нашли далеко не сразу. Что вовсе неудивительно. Во-первых, он оказался относительно невысоким, и его широкая крыша спускалась почти до земли. А во-вторых, деревянные стены домика густо обросли толстым слоем мха, что делало его почти незаметным для постороннего взгляда.

Выдало его присутствие человека. Возле дома-призрака мы увидели небольшой огород, на котором хлопотала старушка в черном платье. На несчастную женщину было больно смотреть — ее спина была согнута в три погибели, так что ее голова едва ли поднималось выше моей груди. Ноги двигались с видимым усилием, передвигаясь медленно от одного участка к другому, будто каждый шаг требовал огромных стараний. Зато руки ее порхали над растениями с поразительной ловкостью, переходя от грядки к грядке, от ростка к ростку, выдавая многолетний опыт и привычку к такому труду.

И слух у нее оказался отменным — между нами оставалась еще полусотня шагов, когда хозяйка огорода неожиданно дернулась и повернула напряжённое от волненья лицо в нашу сторону. Под черным платком я увидел маленькие, скрытые за пухлыми веками глазки-бусинки, ярко контрастирующие с круглыми налитыми щеками-яблочками и большими пухлыми губами-сосисками. Я разглядел маленькие глазки-бусинки, спрятанные под припухшими веками, ярко выделяющиеся на фоне круглых, налитых румянцем щек и полных губ. Однако, как только она увидела наши желтые туники с черными воронами на груди, напряжение в ее взгляде мгновенно исчезло — похоже, появление солдат из форта ее совсем не встревожило.

И как понять — хорошо это или нет?

— Ну-ка, ну-ка. — Когда мы подошли совсем близко, женщина подняла с земли небольшую трость, оперлась на нее обеими руками и с изучающим видом уставилась на меня. — Новый командир форта, значит. Подойди поближе. Дай-ка я на тебя погляжу.

Поначалу меня поразила ее способность так быстро определить, кто перед ней. Но потом я понял: скорее всего, Лом, который навещал ее раньше, рассказал ей обо мне. Оставалось только увидеть, кто из гостей воин двадцати лет.

Я не собирался просто стоять, чтобы меня разглядывали. Да и не по чину мне: я же, что ни говори, командир пограничного форта, а передо мной просто сельская колдунья. Если некто похуже.

Однако женщина не стала тянуть с осмотром. Окинув меня коротким пристальным взглядом, каким обычно опытные лавочки оценивают пришедших к ним покупателей на предмет наличия полных карманов, женщина быстро продолжила.

— Странно, очень странно, — пробормотала она надтреснутым старческим голосом.

Такое начало разговора сильно меня смутило, и я вдруг почувствовал, что вся моя важность словно бы испарилась.

— И что же тут странного? — только и спросил я ее.

— Странно, что господин де Фолка оставил за старшего в форте именно тебя, — прямо сказала женщина.

— Почему странно? Я чем-то не подхожу? — Уверенный голос старушки вызвал во мне обиду. — У меня что, рост не тот? Или я рожей не вышел? Или я не воин этого баронства? — спросил я у нее оскорбленным тоном.

— Как бы это сказать... — Старушенция в ответ даже глазом не повела. — Господин де Фолка... Он был... Он был, как старое масло. Горький. Густой. Искушенный жизнью. Много чего повидавший. Умеющий отличить слово от намерений. Могущий видеть за семью пеленами. Ты же... — Она снова плеснула по мне изучающим взглядом. — Ты похож на свежее, молодое масло, только что выжатое из семени и едва просочившееся меж тяжёлых жерновов. Никакого опыта. Никакого ума. В глазах — огонь, но без единого крепкого полена в своем костре. Молодой, зеленый, неоперившийся птенец. И на такой ответственности.

Каждое слово женщины списалось в меня, словно докрасна раскаленный гвоздь, причиняя душе неизгладимую боль. Да, все это чистая правда. Но есть один нюанс.

— Но при всем при этом де Фолка выбрал на замену себе именно меня, — хлестко ответил я.

Я ожидал, что мой ответ изменит отношение женщины.

Но так не случилось.

— И это странно. До крайней крайности странно, — ответила она тем же тоном — недоумения и неудовлетворения.

С трудом уняв подступающую к горлу горечь, я распрямил свои плечи. Я не такой? Может пока что да. Главное, что я верю, что могу стать таким. А все остальное... Все остальное приложится. Дайте мне только время.

— И чего ты хочешь, молодой господин? — спросила старушка вроде обычным тоном, однако от ее слов веяло превосходством.

— Меня зовут Шедан. Я — командир форта "Барсучий нос", и эти земли находятся под моей ответственностью, — представился я, как мне и подобает. С каждым сказанным словом уверенность возвращалась ко мне, словно вода в пересохшее русло после весенних дождей. — Мне сказали, что в этом месте проживает ведьма. Вот я и приехал узнать, темная ты или нет?

Закончив говорить, я поднял правую руку, демонстративно опустил пальцы на рукоять меча. Вот так. Вот так. Пусть я еще молод, пусть у меня не хватает опыта и уверенности, но сейчас я тут власть. Я тут сейчас — владыка, а она — моя подданная. И стоит мне сказать только слово, и ее голова покинет ее бренные плечи. Ведь закон и сила сейчас на моей стороне.

Но каково же было мое удивление, когда я получил ответ!

— Да, я ведьма. Люди называют меня болотной ведьмой. Темной болотной ведьмой, — объявила она с непоколебимым спокойствием, которому бы позавидовал даже сам король.

Чего? Она признается? Ее искреннее признание сильно меня огорошило. Как же так? Как же так? Я собирался просто ее припугнуть, а она мне в ответ... Может я не так выразился? Тогда повторю еще раз.

— Темные ведьмы и колдуны есть непреложное зло, опасное людям и отвратное для богов. Посему, встретив такое зло, порядочному человеку лучше держаться подальше, а человеку, облеченному властью, желательно с ним покончить, — прочел я наизусть выдержку из одного из королевских эдиктов. Так что говори еще раз — темная ты колдунья, или же нет?

Мой голос звучал непривычно твердо, да так, что на мгновенья я сам себя испугался — так сурово я еще никогда не разговаривал. Никогда и не с кем. Но на старушку это снова никак не повлияло — ее взгляд оставался твердым, а лицо холодным и неподвижным, как кусок мерзлого льда.

Ведьма заговорила. Я ожидал всего — разнообразных увиливаний, добрых заверений или же яростных отрицаний. Но то, что я начал слушать, не походило на это.

— Да, я темная ведьма. Так меня называют люди, что живут в этих землях. Но знаете ли вы, почему они меня называют темной? — спросила она у меня.

Само собой, я догадывался: темнота — значит зло. Но что-то в ее голосе побудило меня спросить.

— И почему же? — задал я ей вопрос.

— Меня называют темной лишь потому, что я не соответствую их мелочным ожиданиям, — заявила она.

— Мелочным ожиданиям?

— Да. Они называют меня темной ведьмой, потому что считают, что я стяжательница. Что я наживальщица на чужом добре и страшная скупердяйка.

— Погоди, погоди. А причем тут это? — переспросил я ее, понимая, что потерялся в хитросплетении слов.

— Да как причем? Я ведь ведьма? — спросила она меня.

— Ведьма, — согласился я, выразив очевидное.

— А раз я ведьма, то значит, делаю зелья. Делаю же?

— Делаешь. — Я вспомнил большой пакет, что видел в руках Лома.

— Лечебные зелья. Целебные зелья. Восстанавливающие зелья. Ободряющие зелья. Вдохновляющие зелья. Зелья, что придают силы. Зелья что придают храбрости. Зелья, чтобы забыть, и зелья, чтобы все снова вспомнить. Разные зелья — сильные и слабые.