Поздний экспресс

А потом, спустя какое-то время... Ласка ее дыхания становится совсем неощутимой, тихой. И тело ее на нем... такое расслабленное.

— Надя?..

Тишина в ответ. Заснула. И негромко, ей в макушку:

— Я люблю тебя.

Теперь добавить точно нечего. Он ее усыпил, он снова плюшевый медведь, но сейчас его это совершенно не беспокоит. Свободной рукой натягивает на них обоих одеяло. И, согретый теплом ее тела, крепко, по-настоящему засыпает.

_______________

Видимо, прошлая ночевка у Вика дома ее чему-то научила, и она интуитивно приняла правильное положение в кровати. Поэтому проснулась Надя не от того, что ей в глаза светит солнце, а потому что выспалась. Сладко, с чувством потянулась, повернула голову. Она одна. Чувствует себя прекрасно, не считая того, что бедра с внутренней поверхности до сих пор... влажные. Удивляться нечему — сколько прошло часов, как они занимались сексом? Пять, шесть. Надя садится на постели, прислушивается к себе. Неприятные ощущения не появляются. Приятная истома в теле не исчезает. В квартире тишина. Интересно, где этот насильник и душегуб?

Негромкие звуки подсказывают, что душегуб на кухне. Завтрак готовит? Как мило. Надин взгляд падает на лежащее рядом с подушкой нечто — темное, махровое, при ближайшем рассмотрении оказавшееся темно-синим мужским банным халатом. Заботливо, учитывая порванное платье.

Халат Наде не просто велик — она в нем тонет, он скрыл ее до пальцев на ногах, рукава пришлось на два раза подвернуть. Вот такая красивая она и нарисовалась на пороге кухни. Стоящий лицом к окну Вик резко обернулся. Надино сердце вместе с грудью едва не выпрыгивает из выреза халата. Это несправедливо, что парни с утра так офигенно выглядят!

Джинсы, видимо, исчерпавшие свой лимит прорех и потому обрезанные до колена. Майка без рукавов, обнажающая такие руки... такие руки грех прятать! Свет из окна превращает кавардак на голове в некое подобие золотого нимба. Ну, чисто ангел. Падший. Потому что выражение лица не ангельское, а виноватое. Нашкодившее.

____________________

У него никогда не было проблем с тем, как себя вести потом. Например, наутро после секса, если оно случалось, это утро. Как-то само собой все получалось, не бывало неловкости и смущения, уже давно. Но сейчас — не знал, куда девать глаза, руки, самого себя. Смотреть — неловко, не смотреть... да как не смотреть-то, когда хочется?!

Надя молчит. Смотрит на него, улыбается и молчит.

— Я... гхм... завтрак... — он совсем теряется в словах, как будто ему четырнадцать. Не выдерживает и делает шаг ей навстречу.

У него до конца не высохли волосы, темнеют у шеи. Видимо, недавно из душа. Надя вдруг понимает, что он, в отличие от нее — чистый, свежий, в душ сходил, зубы почистил, переоделся. А она... она тут стоит в одном мужском халате, на голове непонятно что, косметика наверняка вся посыпалась, бедра еще липкие и вообще... Ей срочно нужно в ванную!

— Вик, я сначала в душ, ладно? Десять минут. А потом буду завтракать.

Он не успевает ничего сказать, как щелкает замок ванной комнаты.

— Я там тебе полотенце приготовил, — запоздало. — Синее, в желтую клетку.

Про десять минут она обманула. Ближе к получасу — это вернее. За это время он успел нанести существенный урон приготовленному завтраку.

_______________

Она такая красивая, что у него просто зуд в пальцах — так хочется ее обнять. Мокрые волосы, чистое лицо без косметики, огромные глаза оттеняются синевой халата.

— Не падаешь в обморок, Вик?

— От чего?

— Ненакрашенная, без укладки... Зрелище не для слабонервных.

Вик лишь изумленно качает головой. Она так шутит? Кто их поймет, этих девушек. Она безумно красива именно такая — настоящая, естественная, в его банном халате, с лукавой улыбкой на розовых губах. Черт, кажется, он теряет голову, хочет ее снова, словно маньяк какой-то...

— Я блинчиков поджарил... с творогом. Они магазинные, замороженные, но вкусные, вроде бы... Я пять штук съел.

— Сколько?! — Надя смотрит на него с веселым изумлением. — Вик, куда в тебя столько влезло?

— Я... хм... на нервной почве... всегда... Разогреть тебе? Остыло уже.

Надя отрицательно качает головой.

— Ты разве не знаешь, что я люблю на завтрак? — подходит к нему близко.

— Нет, — он синхронно отрицательно мотает головой. — Кофе? Шоколад?

— А нам не надооооо, — поет Надя неожиданно, — ни мармеладаааа, ни шоколадааааа...

— Чего?!?

— А только маленьких... хотя нет, не маленьких... совсем даже не маленьких... — сделала вид, что задумалась, а потом закончила торжествующе: — а только сладеньких, кудрявеньких... парней! — привстала на цыпочки, но поцеловать не успела — он сделал это первый. И, спустя пару минут и с трудом переводя дыхание: — Вот он, мой любимый завтрак...

— Похоже, и мой теперь тоже, — он не может сдержаться и улыбается. Она такая... красивая и забавная, ершистая и домашняя... Он не может осознать все те перемены, которые происходят с ним, с его восприятием Нади. Но чувствует, что эта их новая взаимная интимность притягивает его к ней еще сильнее. А он думал — сильнее некуда.

— Вик, как ты думаешь?.. — она смотрит на него задумчиво, наклонив голову.

— Что? — у него все мысли о том, что он снова хочет ее целовать. И будет сейчас это делать!

— Это приятно — когда от девушки пахнет мужским гелем для душа?

— Эээ... не знаю...

— Я вся пахну твоим гелем для душа. Ты будешь меня целовать?

— Конечно!

— Везде?

У него сбивается дыхание. Тяжело сглатывает.

— Да. Буду. Везде.

— Хорошо.

Ее руки ложатся на пояс халата. Одно ее движение — и у него ощущение, что он пропустил "маваши гери"*. У Вика не было возможности рассмотреть ее вчера... и сегодня ночью. Зато сейчас — смотреть — не насмотреться. Халат синими волнами лежит у ее ног. Идеальных ножек. И все остальное тоже — идеальное. Ее одевает яркий солнечный свет, и только он. Этот свет показал бы все ее изъяны, если бы они у нее были. Или это Вик просто ослеп от ее наготы.

Притягивает Надю к себе, целует беспорядочно — лоб, веки, виски, шепча между поцелуями — глупо, наивно, горячо, но молчать не может, а что-то другое говорить рано и страшно. Поэтому и шепчет в ее виски, глаза, губы: "Хочу тебя. Хочу тебя. Умираю как хочу".

Вокруг залитая ярким летним светом кухня, на столе остывший завтрак. А посреди кухни обнаженная красивая девушка и одетый в непритязательную домашнюю одежду парень. Они целуются, и им абсолютно плевать, как это все выглядит со стороны.

Спустя пару минут они снова на кровати, она снова голая, снова под ним. Они наперегонки сражаются с его одеждой. Чтобы опять почувствовать друг друга, подарить наслаждение и улететь вместе. И это чудо снова происходит с ними, свет дня ему не помеха.

_________________

— Ну и что мне делать?

— Не знаю, — он улыбается виновато. — Я могу попробовать... у меня есть нитка с иголкой Хотя бы так, чтобы не видно было...

— Давай-давай, — Надя плотнее кутается в одеяло. — Сам порвал — сам и зашивай. В следующий раз думать будешь, как на девушке платье рвать, — мстительно: — Дорогое, итальянское.

— Надь, ну я же извинился... И не только за платье... Прости...

— Вик, где твое чувство юмора? — его даже дразнить неинтересно, до сих пор терзается чувством вины — только повод ему дай.

Он сидит на полу, согнув ноги "по-турецки" и действительно зашивает ей платье! Судя по тому, как у него это выходит — с иголкой обращаться умеет, хотя бы минимально. В отличие от Нади. Голова его низко наклонена, лица не видно, только светлая кудрявая макушка. А ей хочется сбросить это чертово одеяло и устроиться на полу рядом с ним, и руки запустить туда, в это кудрявое шелковое безобразие. Приворожил он ее, что ли?!

— Ну, чисто молодой Жан-Поль Готье за работой!

— А? — он поднимает на нее недоуменные глаза. — Кто? Какой Поль?

— Жан-Поль Готье. Известный французский кутюрье. Почему-то такая ассоциация, — Надя улыбается. — Странно, правда? Если женщина с иголкой — так это просто домохозяйка мужу носки штопает. А если мужчина с иголкой — так сразу мысли о высокой моде.

— Не надо таких мыслей. Они там все педики.

— Баженов, ты гомофоб! — она смеется, а потом резко перестает. Он каким-то странным, но уверенным движением перекусывает нитку, но ей это кажется безумно сексуальным. Точно, приворожил! Сидит и млеет от того, как парень платье зашивает.

— Может, и так, — соглашается он. Протягивает ей платье. — Держи. Как смог. Широко лучше все-таки не шагать.

— Выйди, — мотнула головой в сторону двери. — Я буду одеваться.

— Что?! — удивляется весьма натурально. — Выйти?!

— Да, — она задирает нос. — Выйди и дверь закрой. Я буду одеваться. Не при тебе же!

— А что, там... — многозначительный взгляд в сторону одеяла, в которое она продолжает кутаться, — есть что-то, чего я не видел?

Надя гордо выпрямляется, едва не потеряв одеяло и сведя этим на "нет" все свои попытки поставить обнаглевшего Вика на место. Глазами сверкнула, Вик лишь хмыкнул.

— Виктор Олегович, не забывайтесь! Пойдите вон! Из королевской опочивальни!

— А что, услуги пажа не требуются? — он легко поднимется с пола. — Корсет там... затянуть? — невинно.

— Витька, не зли меня!!!

— Все, ушел, — примирительно. Разворачивается. На счастье ее королевского достоинства, она не видит его улыбку, с которой он выходит из комнаты.

____________________

— Вить, не надо меня провожать! Вон, такси у подъезда стоит.

— Ну, я до такси...

— Не глупи, — перебивает его. Легко целует в губы, но от его рук неуловимо уворачивается. — Все, я побежала. Меня там дома сейчас убивать будут. Созвонимся.

Он с балкона смотрит, как она выходит из подъезда. Словно почувствовав его взгляд, поднимает голову. Машет рукой. А потом все-таки садится в такси и уезжает. У него такое чувство, что большая честь его самого уехала вместе с ней, в этой желтой машине.

Возвращается в квартиру, взгляд на разворошенную постель. Ноги подкашиваются, и он оседает на кровать. Неужели это правда? Все, что было на этих простынях. Острое, почти неконтролируемое желание выбежать из квартиры и за ней. Пять минут прошло, а он уже скучает, смертельно скучает по ней. Они были вместе почти сутки. Сутки она была с ним, они дышали одним воздухом, ему вообще кажется, что он дышал только ЕЮ. Привык, молниеносно привык к тому, что она рядом. К запаху ее духов, атласу ее кожи, ее голосу и стонам. Мягкие губы, когда она позволяет целовать себя. Острые зубы, когда она не может сдержаться и кусает его в плечо. Нежные пальцы, когда она перебирает его волосы. И впивающиеся в его спину ногти, перед самым-самым... И не только в спину, кстати. Ниже тоже.

Резко тряхнул головой. Так нельзя, так можно чокнуться. Надо исходить из простых фактов, чем-то занять руки и голову. Что мы имеем? Он и Надя стали любовниками. От этого и надо отталкиваться.

Вик вздыхает, поворачивает голову — темно-красные полумесяцы на левом плече, следы ее страсти. Нет, нет, об этом нельзя думать. Ему нужно выйти из дома. Он даже придумал, чем он займется. Глупо, но надо держаться за простые вещи. И начинать верить. Верить и надеяться.

___________________

*"маваши гери" — в карате — удар ногой в голову.

Глава 12. А поезда проходили мимо в установленные сроки по обоим рельсовым путям, так как сообщение вполне восстановилось. Они проходили мимо, безжалостные в своем механическом могуществе, равнодушные ко всем этим драмам и преступлениям, не ведая ни о чем. Что им до незнакомцев, потерпевших крушение в пути, раздавленных под колесами! Мертвых унесли, кровь обтерли, и люди снова мчались вперед, туда, к будущему.

(с) Эмиль Золя. "Человек-зверь"

— Надь, почему у меня такое ощущение, что ты натворила все глупости на свете?

— Наверное, потому что так оно и есть, — Надежда отвечает хмуро. Вроде бы хочется, чтобы не трогал никто. Но и поговорить с кем-то надо, чтобы хоть как-то осознать то, что произошло. А с кем, как не с сестрой?

— Что на этот раз? Я должна знать, за что я тебя прикрывала. Пришлось импровизировать, знаешь ли. По-моему, мама не поверила. Где была? — Люба садится на кровать и тут замечает, ахает: — Надь, что с платьем? Где это?.. Кто?!

Надя раздраженно стягивает злополучное платье, нитки рвутся. Швыряет его в угол, натягивает домашнюю маечку, лосины.

— Надя?! Не пугай меня! — тон Любы жалобный и испуганный. — Что случилось?!

— Ничего, — Надя вздыхает, садится рядом с сестрой. — И все.

— Да говори толком!

— Не паникуй. Ничего страшного. Даже наоборот, наверное...

Люба неверяще качает головой.

— Кто это?! Кто так тебе вынес мозг? Кто этот чудо-парень?! Ты же к Вику на вручение диплома поехала, вроде бы...

Надя выдыхает. И произносит обреченно, глядя ровно перед собой:

— Вот он и есть... этот чудо-парень.

— ЧТО?!?

Поворачивает лицо к Любе. Негромко, но четко:

— Я переспала с Виком.

Любой она реакции ожидала от сестры. Любой, но не такой.

— Аллилуйя! — с чувством произносит младшая, всплеснув руками и закатив глаза.

Теперь уже черед старшей выдыхать потрясенно:

— ЧТО?!

— Что-что... — невозмутимо пожимает плечами Люба. — Поверить не могу, что до тебя все-таки дошло.

— Что дошло?!

— Что надо, то и дошло. Не притворяйся, что не поняла.

— Любка! — хочется рявкнуть на сестру, чтобы та перестала молоть чушь, но смысла в этом нет. Кажется, до нее медленно, но верно доходит, о чем говорит Люба. И совсем тихо: — Ты давно... знаешь?

— Не помню, — Любаша безмятежно усмехается. Ну да, это не у нее же мир под ногами перевернулся. — Давно. Год. Или два. Или больше. Мне кажется, он вообще всегда был на тебе повернутый.

— Почему молчала?! — как же Наде хочется найти хоть кого-то виноватого в том, что все привычное вокруг рушится.

— А смысл? — Люба по-прежнему невозмутима. — Если уж ты на его попытки достучаться до тебя не реагировала, стала бы ты меня слушать...

— А они были? — вид у Нади совсем ошалевший. — Были эти попытки? Я ничего такого не помню...

— Ну... на мой взгляд, он мог бы быть и понастойчивей. Но ты его так откровенно игнорировала, что...

— Неправда! — да что же это такое! Не может быть... — Не может быть, чтобы я не замечала!

Люба разводит руками.

— Извини, сестрица, но факт. Я вот замечала. Да там слепой и тот бы увидел...

— Я слепая... слепая... — Надя не выдерживает и прячет лицо в ладони. И оттуда, глухо: — Слепая дура... Что мне теперь делать?!

— Как — что? — Люба удивлена. — Ты уже и так все сделала, что нужно.

Надя лишь что-то мычит неразборчиво в ладони.

— Ты чего так убиваешься? — недоумевает Любаша. — Или... неужели Вик настолько тебя разочаровал? Уныл в постели? Не умеет целоваться?

— Люба!!! Совесть имей!

— Это уж как получится, — смеется младшая из сестер. — То я ее, то она меня. Слушай, — спохватывается вдруг, встает с кровати, поднимает брошеное платье. Качает головой недоверчиво. — Это Витька так, что ли? Вот зверь... ну чисто варвар...