— Старый, предлагаю за РКП!
— Рабоче-крестьянская партия? — догадался Федотов. — Между прочим, неплохо звучит. Поддерживаю. За союз рабочих и крестьян!
Посуда традиционно встретилась в пространстве между двумя подвыпившими чудаками из другой эпохи, после чего оба увлеченно оприходовали подогретое в громадной сковороде фирменное блюдо мадам Мишениной.
— Ты так и не сказал, зачем нам моторы, — пережевывая ароматную баранину, Димон не упустил главную мысль.
— Для поддержки штанов.
Прозвучало весомо и как бы даже закончено, но зная пристрастия поддатого Старого к позерству, Димон терпеливо ждал продолжения, которое не заставило себя ждать.
— Если сейчас взяться за разработку двигуна, то к шестнадцатому году что-то дельное сварганим. В итоге заработаем хорошие деньги. Это раз! — Борис зажал мизинец левой руки. — К тому времени пробьем заказ на артиллерийские тягачи и в нужный момент поставим на них башни, о которых заранее ни одна душа знать не будет. Это два! — Борис зажал второй палец, — В итоге, в час 'Ч' твои бойцы сядут на десяток колесных танков и на сотню БТР-ров. Это три!
Перед Зверевым разворачивалась феерическая картина. Дымя соляркой и утробно рыча моторами, из заводских ворот выползает колонна приземистых бронемашин, равносильная танковой армии грядущих времен.
— Степанович! — морпех с опаской посмотрел на левую руку Федотова, где еще оставались два потенциальных сюрприза.
— Да нормально все, Димон, — Старый успокаивающе махнул рукой, правда правой, что еще больше укрепило морпеха в его подозрениях, — с такой силой тебя ни одна собака не сковырнет. Главное не дрейфить. Расставишь свои бронеходы как учили классики — телеграф, телефон, вокзал и капец котятам. Столица наша. Планшетов боевых действий я тебе не обещаю, но рация на каждой машине — сам понимаешь, какая это сила!
Дмитрий Павлович отдавал себе отчет в том, что Старого сейчас заносит, но всего год назад, в этой же избе, этот инженер самозабвенно заливал о радиостанциях. Эффект оказался даже большим, нежели им всем представлялось. Отчего же и сейчас не поверить? Ну бог с ними, с колесными танками, но зная развитие бронетехники они по-любому сделают бронированные машины, равных которым в этом времени не будет. В разыгравшемся воображении рисовалась продолжение в виде рейдов по тылам противника.
— Димон, но и это еще не все, — торжественный голос Старого вернул морпеха к реальности, — тебе надо подыскать директора для завода электрических батареек в штатах.
— А это еще зачем? — извилистый ход мысли товарища отвлек Дмитрия Павловича от захватывающих перспектив.
— Лет через семь станок-автомат для штамповки корпусов батареек начнет в России клепать твои любимые безрантовые цилиндрики калибра 7,62. Вникни -в производстве корпусов батареек и гильз используется сходная технология, а в штатах сейчас на это дело бешенный спрос. Вот и получается, что автоматический патронный заводик достанется нам даже с небольшим плюсом. Оцени изящество! — Старый загнул четвертый палец.
— Класс!
— Класс, конечно, вот только куда нам в семнадцатом рулить? Понятно, что грести против течения не будем. История, она брат, несгибаемая девка, но как сыграть меду всеми этими обалдуями? Кого поддержать, кого придавить — не знаешь? — Федотов с надеждой посмотрел на Зверева. — Вот и я не знаю. Хорошо бы уложились в полсотни тысяч трупов. А еще экономическая программа, а еще политическая. Блин, да чего стоит только земельный вопрос! Нет бы им в колхоз строем, так хрен вам, — Борис с тоской посмотрел в свою кружку, — Давай еще по одной.
Разжав пальцы, Старый показал, что аттракцион чудес на сегодня окончен, а ехидный вопрос был сродни ушату холодной воды в лунную ночь. Зверев уже не был тем наивно верящим, вот пригласи он сейчас товарища Сталина, и тот все сделает. Сегодняшний Дмитрий Павлович понимал, что пахать и думать, точнее разрулит и пахать, придется ему, но отчего-то именно сейчас, подвыпившему морпеху открылась чудовищная сложность проблемы переустройства России.
— Степаныч! Без понтов, пока не разберусь никуда не полезу!
— Рад за вас, молодой человек. В таком случае первое задание — вытряси из нас все, что мы помним о китайской модели. Эх, еще бы с НЭПом разобраться, но не судьба. Нет у нас Интернета, а мы с Вовой кроме работ Ленина толком ничего не знаем.
* * *
Утро следующего дня обещало погожий день. За окнами едва забрезжило, когда голосистые колокола ближайшей церквушки разбудили вчерашнее 'воинство'. Из опасений выволочки от Настасьи, сегодня во двор всех выставил Мишенин.
— Так, алканавты, немного разогрелись? Тогда шустрее, шустрее, и до пота. Господин Зверев, помнишь, как ты надо мной измывался? Вот и прилетела, как ты изъясняешься, ответка, а если что не так, то моментом донесу Настасье. У меня не забалуешь, — Ильич явно соскучился по своим друзьям. Между тем угроза подействовала и через час вся компания докрасна растиралась полотенцами.
— Дим, налей еще чайку, — протяну свою чашку Мишенин, — Борис, а что ты вчера вещал о смене фамилии? — с ехидством полюбопытствовал математик.
— Тревожно мне за тебя, — не стал лукавить Федотов.
Борис понимал, что серьезную проверку их документы не выдержат и если российские более-менее подтверждались записями в 'амбарных книгах', то с якобы работой на чилийских рудниках дело обстояло хреново. На письменный запрос ответ придет с подтверждением — купить записи наши герои исхитрились, но копнут глубже и это прикрытие накроется медным тазом. Более же всего волновало положение Ильича, ведь в случае наезда злых дядей из серьезной конторы, он там останется совсем один и выдержит ли? В том были сомнения.
— Понимаешь, Ильич, если для всех ты будешь нанятым директором, то какие к тебе претензии? Но тогда должен исчезнуть чилийский Мишенин, а в идеале погибнуть.
— Зато появится дон Себастьян Перейра, торговец черным деревом, — заржал Зверев.
Спасибо вам за заботу, дорогие соотечественники, но пока мы путешествовали по Европе, было время продумать. И знаете где вы прокололись? — Ильич обвел взглядом притихших олухов. — Вы не пригласили меня на лекции. Друзья мои, вы на что рассчитывали? Я должен был ничего не заметить или, хуже того, заподозрить вас в попытке меня ... м-м-м кинуть? — Ильичу было не просто воспользоваться жаргонизмом своего века, но ничего более подходящего он не нашел. — Как ты Борис говоришь: 'Мороз крепчал и танки наши быстры', похоже?
— М-да, это называется схлопотали.
— А мне такой Ильич даже нравится.
— Скажите спасибо Настасье.
Год, много это ли мало? Все зависит от обстоятельств. Чаще всего срок миновал и ничего не изменилось. Каким был человек, таким и остался, но порою переиначивается вся его жизнь.
Владимиру Ильичу повезло. В какой-то мере на него повлияли его товарищи по переносу во времени и гаденькие реалии самодержавной России, но более всего сказались длинные ночные разговоры с Настасьей.
'Я не знаю откуда ты свалился на мою голову, но без Божественного помысла на земле не вырастает даже травинка. Одних Всевышний наделяет отвагой, других состраданием, а третьего делает стяжателем. Так и каждого из вас, он направил по своей дорожке, но зла ты в них не найдешь. В чем-то они ошибутся, но путь их освещен Его светом. Не суди и не судим будешь, а у тебя иной путь, он с дорожками твоих друзей не пересекается. Ищи и найдешь'.
В сознании Ильича постепенно рождалось глубинная суть права каждого идти своим путем. В какой-то момент он осознал, что более не испытывает к самодержцу прежнего обожания. На смену пришло бытующее в среде либеральной России жажда перемен революционно-буржуазного свойства, а кое кто стал журить Ильича за излишний радикализм.
Добила же Ильича крамольная мысль, что из троих переселенцев политическим экстремистом оказался именно он, Владимир Ильич Мишенин. Несмотря на треп, его друзья не призывали ни к какой революции. В отличии от него, они не считали для себя возможным соваться туда в чем они мало что смыслят. Сегодняшний Мишенин был благодарен своим друзьям, что удержали его от тогдашнего желания раскрыться перед правящим Россией человеком.
Прочитав о разгроме девятого декабря, Ильич по привычке вознамерился было возмутиться, но новое понимание толкнуло его не спешить с выводами.
— Вы за меня не беспокойтесь — припечет вернусь в Россию, а сейчас, господин Зверев, доставайте ваш панасоник и не говорите, что у вас нет кино-отчета по Фидлеру. Кстати, а вам, уважаемый Борис Степанович, завтра придется получить по мордасам от его превосходительства действительного статского советника господина Умова. Обидели вы старика. Немцам с французами лекции читаете, а нашим студентам фигу в кармане.
На экране Ильич увидел мирное утро и сменивший его вечер. Увидел изготовившиеся для штурма войска. Ощущал, как шрапнель рвет тела девчонок и мальчишек, засевших в госпитальном этаже. В этот момент Мишенин цепенел от яростного желания спасти и отомстить, но окончательно его добила нелепая конная атака на сдающуюся толпу бывших защитников. От вида надвое рассеченного студента и густой красной струи, хлынувшей на его уже бывшую подругу, Владимира Ильича вывернуло наизнанку.
'Боже! Зачем мне все это!? Как же права была моя Настасья. Никогда, никогда я в этом участвовать не буду!'
* * *
— Борис Степанович, вы ставите меня в неловкое положение, — с укоризной произнес профессор Умов.
Неделю тому назад Борис выслушал от профессора все, что тот о нем думал, а думал он о нем не так уж и плохо, но сетовал на невнимание к университету. Дома привыкший к крутым наездам переселенец почесал репу и быстренько исправился, прочитав курс, подготовленный им еще в Европе. Этого объема ему показалось мало, но не тут-то было — то ли кризис с революцией, или еще какие причины, но денежки для привлечения сторонних специалистов испарились, а эксплуатировать изобретателя задарма Умов считал недостойным.
— Николай Алексеевич, как говорят у нас в Америке, я готов брать борзыми щенками, но предупреждаю: подойдут только выпускники с творческой жилкой.
— Вы хотите привлечь выпускников кафедры физики в ваше товарищество?
— А что вас удивляет?
— Чего-то подобного я ожидал, но если отдать перспективных студентов, то кто тогда придет нам на смену? — голосом профессора отчетливо заговорила жаба.
На самом деле Николаю Алексеевичу было неловко сказать сидящему перед ним изобретателю, что самые толковые зачахнут на рутинной инженерной работе, в чем он неоднократно убеждался.
— А кто вам сказал, что я собираюсь оголять вашу кафедру? Ничего подобного. Студентов со склонностью к изобретательству заберу и не поперхнусь, а теоретики останутся на кафедре. Таких будем привлекать без отрыва от университета. Кстати, не посмотрите? — Борис протянул набросок статьи об ионосфере.
Текст, отпечатанный на привезенном из Германии Ундервуде, читался легко, а формулы были вписаны от руки.
— Ионосфера говорите? — быстро пробегая текст, невнятно пробормотал профессор.
Текст был невелик. В нем приводились результаты опытов и расчеты, подтверждающие версию автора о наличии отражающего слоя. От написанного еще с Поповым он дополнился версией о многослойности ионосферы.
— Смело. Очень смело, но материала явно маловато и выкладки ваши ..., пожевав губами, Умов отложил текст. — Если я вас правильно понимаю, вы хотите получить от нас рецензию?
— Не угадали, это журнальный вариант статьи для нашего издания, а для серьезной публикации надо привлечь тех самых теоретиков с кафедры. Работа большая. Как вы справедливо подметили, потребуется дополнительные опыты и анализа зафиксированных случаев сверхдальней связи. Помнится, что-то такое проскакивало у того же Маркони.
— Помилуйте, Борис Степанович, Вы предлагаете нашей кафедре разделить с вами лавры первооткрывателя? — оценив масштаб открытия, профессор интонацией выделил местоимение 'Вы'.
— В общем-то да, предлагаю, а что в этом особенного? К тому же, есть в этой дележке одна неочевидная тонкость — чем больше вокруг открытия лавровых венков, тем выше торчит главная голова. К тому же на том берегу Ламанша зашевелились — того и глади умыкнут.
С таким отношением к ученым Европы профессор Московского университета был категорически не согласен, но отвлекаться на подобные филиппики было не ко времени.
— Щедрый дар, но почему вы не обратились к господину Попову? Вы же с ним весьма плодотворно работали и что-то такое за вашими подписями мелькало.
— Неделю назад я навестил Александра Степановича и не уверен, что после удара он сможет приступить к работе.
— Печально, — о чем-то размышляя, Умов примолк.
— К тому же институт готовит специалистов технической направленности, а изучение ионосферы, по моему разумению, относится к фундаментальной науке.
— 'Фундаментальна наука', опять новое словцо. Смысл понятен, но не привычно. Борис Степанович, а может быть вы все же согласитесь на экстернат?
По местным масштабам у переселенцев было очень неплохое образование, но подтвердить его было нечем. Зверева это не тяготило, а вот Мишенин без диплома не мог регулярно читать свои лекции. Лично Федотов в дипломе не нуждался, но его достали вопросами об его альма-матер. Будто на том свет клином сошелся. К тому же он всерьез стал опасаться, как бы наиболее ретивые не начали копать в этом направлении. На эту тему не далее, как неделю тому назад Борис немного повздорил с Николаем Алексеевичем, отказавшись сообщить место учебы.
— Ничего не понимаю, — расстроился профессор. — Какой смысл скрывать место учебы, коль при растущей вашей известности, учителя о вас рано или поздно вспомнят. Впрочем, — взгляд профессора стал колючем, — может быть вам неловко сказать, что вы самоучка?
Всем своим видом профессор демонстрировал, что ни на йоту не верит в скромность Федотова, ибо уверенный в себе сорокапятилетний посетитель на застенчивого человека не походил ни в малейшей степени.
— Увы, Николай Алексеевич, вы же сами видите, что для самоучки у меня таланта маловато будет, — улыбаясь, Борис развел руками на манер кота Матроскина.
Тема сдачи экзаменов экстерном всплыла еще в Петербурге, но показалась тогда слишком затратной по времени. В Москве же сложилась благоприятная обстановка, к тому же Борис прознал, что перезачет иностранного диплома носил сугубо формальный характер.
— Николай Алексеевич, если лекции пойдут в зачёт, то мы с Мишениным готовы предоставить дипломы университета Трухильо.
Послав в Чили гонца готовить легенду об их работе в Чили, специалиста попутно нагрузили задачей раздобыть дипломы. А почему они оказались из перуанского Трухильо? Да потому, что там вышло дешевле, а привезли их из далекой Америки совсем недавно.
— Борис Степанович, что же вы молчали?! — всплеснул руками профессор.
'Вот что значит умный человек, — восхитился Федотов, — ведь по глазам вижу, что сообразил, но правила игры соблюдает. Впрочем, чему я удивляюсь? Наш действительный статский советник совсем не Паганель, а администратор в генеральском звании. Глупенькие на этом уровне не водятся. Чесс сказать, гора с плеч'.
