"Сейчас, вот сейчас..."
Ну и случилось.
— А-а-а!
— На, жри!
— Бегут!
— Ар-ре-е-ес!
— Б-е-е-е-е-г-у-у-у-у-т!
— Стоять! — взревел Кратер, как сто быков, — сохранять строй!
Неандр дёрнулся было вперёд, но таксиарх, повернувшись и перехватив сариссу одной рукой, отвесил неслуху оплеуху.
— Шкуру спущу!
Подействовало, горячие головы малость охолонули.
— Кратер! Кратер! Пустите меня, да пустите же! Ну, раздайтесь!
— Кто там орёт? — повернулся таксиарх, — Эвмен? Зачем ты тут? Что случилось? Ты в крови?!
— Не моя, — кардиец запыхался, — нужно отходить!
— Отходить? Но почему? Эллины показали спину, смотри!
— Это неважно! Мы разбиты! Ты слышишь, разбиты!
— А ну успокойся! — рявкнул стратег, — не части! Объясни толком!
— Нет времени, ты единственный сохранил порядок. Мелеагр окружён, и таксис Антипатра, похоже. Асандр бежит. С тыла подходят фессалийцы.
— Как это могло... — начал Танай.
— Подожди! — резко прервал его таксиарх, — а регент? Что с Антипатром?
— Я не знаю, — устало опустил руки Эвмен, — нужно уходить, Кратер, сражение проиграно. Мы разбиты. Наголову. Гелланик погиб. Линкестиец, похоже, угодил прямиком в засаду.
— Проклятье! — проревел Кратер, — проклятье!
— Если повернёмся спиной, догонят, — покачал головой Танай.
— Нужно уходить бегом, — твердил своё Эвмен.
— Ударят в спину.
— Значит нужно оставить заслон... — уверенно сказал Танай.
— ...из смертников, — закончил за него Кратер.
Повисла пауза. Недолгая. Танай, выпрямившись во весь рост, шагнул вперёд.
— Я останусь! — он посмотрел вокруг, — кто со мной?
— Я с тобой, Танай, — шагнул вперёд Андроклид.
— И я, — поспешил за другом Неандр.
— Нет, — отрезал лохаг, — если остаётся декадарх, уходит димойрит. И наоборот. Ты уходишь, Неандр.
— Но...
— Никаких "но", — негромко, но так, что у всех мурашки по спине пробежали, сказал Кратер, — оставим один лох, составной. Из разных отрядов. Только добровольцы. Те, у кого есть сыновья. А сами пойдём быстро. Очень быстро. Нужно сохранить армию, то, что осталось. Спасти Македонию! Эти шакалы теперь накинутся...
— У Андроклида нет сыновей! — голос Неандра дрогнул.
— Успокойся, брат, — Андроклид положил руку ему на плечо, — так надо. Я ведь гол, как сокол, а у тебя семья. Так нужно.
— Один лох, — задумчиво проговорил Эвмен, — почти триста.
— А как иначе, кардиец? — сверкнул зубами в улыбке Танай, — это же Фермопилы!
Линкестиец стоял на коленях, уткнувшись носом в землю. Руки связаны за спиной, ремнями стянуты у локтей. Ноги свободны, ну и что с того? Не убежишь... Некуда бежать.
Союзники ликовали, шум стоял нисколько не меньше, чем в битве.
Чья-то нога ткнулась в бок.
— Вставай.
Линкестиец не без труда поднялся на ноги. Он не был ранен, но помят изрядно.
— Не бей его, Харидем.
Два человека. В доспехах, без шлемов. Один худой, высоколобый, чуть лысоватый. Светлые кустистые усы и борода скрывают рот. Другой покрепче, кудрявый, чернобородый, загорелый, как эфиоп, золотая серьга в правом ухе.
— Ну что, Линкестиец, не узнаёшь меня? — спросил чернобородый.
Александр медленно покачал головой, чуть наклонился в сторону и сплюнул кровь.
— А я тебя помню. Видел при дворе Филиппа, когда с ним ещё можно было разговаривать. Только ты тогда совсем сопляк был.
— Повежливее, Харидем, — поморщился худой.
— С какой стати?
— Ты забыл, о чём мы договорились?
— Ну, дай мне насладиться моментом! Ведь ни одного больше пса из верхушки не осталось! А тут целый князь Линкестиды!
— Уважаю твоё желание отомстить, но лучше направь гнев на других. Например, на Антипатра.
— Ещё бы нашли его...
— Харидем?! — раздался чей-то крик, — стратег?
— Здесь! — обернулся чернобородый.
К ним спешил какой-то воин с небольшим кожаным мешком в руках.
— Нашли!
Харидем принял мешок, осторожно заглянул внутрь, словно опасаясь увидеть гадюку. Расплылся в злорадной ухмылке.
— Лёгок на помине! Вот такого тебя я люблю! — он сунул руку внутрь и вытащил... — смотри, Линкестиец. Смотрите все!
Александра передёрнуло. Харидем держал за жидкие волосы голову его тестя.
— Какое варварство, — поморщился худой, — что, нельзя было иначе?
— Не-ет! — прошипел стратег, слизнул кровь с бледной холодной щеки своего врага.
Худой даже чуть отошёл в сторону, скривившись от отвращения.
— Убери, прошу тебя.
— Ладно, — послушался стратег, сунул голову в мешок и протянул воину, — отнеси в мой шатёр и охраняй, как свою.
Худой повернулся к Линкестийцу.
— Боишься? Не бойся. Для тебя время страхов прошло, Александр из Линкестиды, царь македонский!
7
Анабасис Антигона
Эфес
Посреди улицы, заваленной мусором, растащенным из полуразрушенной баррикады, на бурых от засохшей крови булыжниках мостовой, лежала голова. Она таращилась единственным глазом на ворону, что нетерпеливо подпрыгивала поблизости, подозрительно косясь на свою более наглую товарку, сидевшую на голове, и суетливо ковырявшую клювом пустую глазницу.
— А ну пошла прочь, поганая тварь!
Ворона так увлеклась, что едва не проворонила прилетевшую палку, от которой смогла увернуться в самый последний момент. Обе падальщицы, громко хлопая крыльями, поспешили убраться, но не слишком далеко. Уселись на крышу соседнего дома и сердитым карканьем выразили своё отношение к отогнавшему их от трапезы человеку.
Голова, которой давно уже было безразлично, что с ней происходит, взлетела с мостовой, подхваченная на жёсткие, свалявшиеся на затылке волосы.
— Так и есть, это Варахран. Вчера в спешке забыли... — произнёс поднявший голову.
— Бедняга, совсем не узнать, — сочувственно протянул другой голос, — у-у, нечисть!
Последние слова относились к воронам, одна из которых, подпрыгнув разок на козырьке крыши, поспешила ретироваться, а вторая, склонив голову набок, следила за двумя щитоносцами-такабара, одетыми в одинаковые голубые рубахи и красные фригийские колпаки. Их щиты, выполненные в форме полумесяца, закинуты за спины. Один из воинов положил отрубленную голову в мешок, второй выдернул из борта перевёрнутой телеги застрявший топор. Ещё несколько их товарищей подбирали с мостовой оружие, как целое, так и поломанное, нёсшее на себе бурые запёкшиеся пятна, растаскивали к стенам телеги и бочки, перегораживавшие улицу. Большую часть трупов уже убрали.
— А ну, расступись!
На улице появились два десятка воинов в шафрановых одеждах и такого же цвета головных платках, окутывавших все лицо, оставляя открытыми лишь глаза. Облаченные в недешевую пластинчатую броню, они бежали трусцой, друг за другом, двумя колоннами, образуя коридор и выгоняя такабара за его пределы.
— Дорогу! Дайте дорогу!
По мостовой застучали копыта. Несколько всадников, обдав пехоту ядрёным запахом свежего конского навоза, пронеслись по улице. У завала им пришлось остановиться, один из них, багрянобородый перс, весь в золоте, даже поднял коня на дыбы.
— У, Акем Мана[22]! Долго копаетесь, дети шакала! Быстрее расчистить! — для пущей убедительности всадник, явно главный здесь, стегнул плетью одного из такабара, те сразу же забегали быстрее.
[22] Акем Мана — злой дэв (дух) в зороастризме. Имя означает — "Злой Промысел".
Через завал пробирался человек.
— Господин! Господин Фарнабаз, Сирфака там нет!
— Как нет?! — возопил Фарнабаз, флотоводец Великого царя, снова подняв на дыбы атласно-чёрного тонконогого жеребца, отчего у него с головы едва не слетела тиара, — куда провалился этот шелудивый пёс!
— Не знаю, господин!
— О, Ненавистный, за что обратил на меня свой чёрный взор? Защити светозарный Михр[23] и надели этих бесполезных людей хоть толикой храбрости! — Фарнабаз повернулся к одному из всадников и приказал, — разыщи Мемнона, немедленно!
[23] Ненавистный — эпитет бога зла Ангра Манью, Аримана. Михр — Митра, зороастрийский и ведический бог солнца и справедливости.
Родосец приходился Фарнабазу, сыну Артавазды, бывшего хшатрапавы[24] Фригии-на-Геллеспонте, родным дядей. Отец флотоводца, давний друг Мемнона, много лет назад женился на сестре эллина. Племянничек, однако, слыл изрядным гордецом и в данный момент мнил себя выше дядюшки, ибо командовал немалой частью персидского флота, а родосец по его мысли — разбитый македонянами неудачник. Хотя и родственник, друг отца, которого следовало почитать. Фарнабазу было около двадцати пяти, но пышная, окрашенная охрой борода, делала его гораздо старше своих лет.
[24] Хшатрапава — сатрап, наместник царя царей. Хшатра (сатрапия) — военно-административный округ (провинция) в государстве Ахеменидов. Хшатра переводится с персидского, как "царство".
Мемнон отыскался в гавани, где он командовал погрузкой войск на корабли. Этот сорокашестилетний муж, одетый по-персидски, выделялся в толпе эллинских наёмников, как пёстрый петух среди одинаково-безликих кур. С флотоводцем они не пересеклись, ибо тот прибыл в город не по воде, а прискакал верхом.
Эфес, раскинувшийся в окружении холмов и болот, располагался в тридцати стадиях от моря, однако имел сразу две гавани, одну в устье реки Кайстр, где сейчас стояли пятьдесят триер Фарнабаза, а другую прямо в черте городских стен. Внутренняя рукотворная гавань, довольно обширная, соединялась с рекой узким и длинным каналом. По этому каналу один за другим корабли Мемнона выходили в море.
— Ты что делать, дядя?! — от возбуждения перс слегка коверкал эллинскую речь, хотя этот язык был ему не менее родным, чем персидский, — кто тебе позволять уходить Эфес?
— Три дня назад они вошли в Смирну, Фарнабаз! Нагрянут сюда в любой момент! А ты видел, что тут творится?
— Это все неумение глупый Сирфак. Не мог утихомирить толпу нищих! Хшаятийе[25] станет известно все.
[25] Хшаятийя (перс.) — царь. Хшаятийя хшаятийянам — царь царей.
— Давай, беги к царю, докладывай, племянничек, — огрызнулся Мемнон.
Фарнабаз помрачнел.
— Я не стану доносить на тебя, дядя, как ты мог подумать! Но этому ублюдку, которому доверили город, не сносить головы!
— Не известно, кто дотянется до него первым. Ты недоволен, что я оставляю Эфес? А кто, вместо того, чтобы оказывать помощь, увёз полторы тысячи бойцов в Аттику!
— Я выполнял приказ Ватафрадаты[26], а он — Великого хшаятийи!
[26] Грекам он известен, как Автофрадат.
Военачальник Ватафрадата командовал основными силами персидского флота, молодой Фарнабаз был у него на подхвате.
— Я не виню тебя, а лишь объясняю сложившуюся ситуацию. Половина оставшихся наёмников разбежалась, едва эти шакалы узнали о нашем разгроме при Гранике. И смерть Александра не смогла остановить трусов.
— Но ведь большая часть псов свалила в свою конуру, только этот ублюдок Антигон остался, чтобы пограбить.
— Пограбить? Это при дворе Великого царя такое мнение? Или так считает Ватафрадата? Это заблуждение, племянник. Они не грабить остались. Какими силами я должен воевать с македонянами? Эта "толпа нищих", как ты выразился, вчера едва не вышвырнула меня из города. Я потерял двести человек в уличных боях! Местные олигархи, шавки Сирфака, бегут из Эфеса, никто не желает сопротивляться. У меня осталось всего три тысячи бойцов, а положиться я могу, в лучшем случае, едва на половину из них. Мне донесли, что македонян десять тысяч. Как, скажи мне, я должен противостоять им, когда мне в Эфесе нож нацелен в спину?
У Фарнабаза борода оттопырилась вперёд от удивления, а глубоко посаженые чёрные глаза расширились.
— Десять тысяч? Так много? Проклятье, этот лжец Агис говорил — их в три раза меньше! Собака...
— Антигон, очевидно, смог удержать наёмников, кто-то ещё присоединился. Не удивлюсь, если мои шакалы переметнулись.
— Я могу послать на берег только тысячу...
— Этого не хватит даже, чтобы замирить город. Я ухожу в Милет и организую оборону там.
— Хшаятийя не позволит сдать город без боя! — вспыхнул Фарнабаз, — нам снимут головы...
— Погоди-ка немного, — перебил его Мемнон.
Родосец подозвал раба.
— Мои вещи ещё не погрузили?
— Нет, господин!
— Принеси царский указ.
Раб убежал, но возвратился очень быстро. За время его отсутствия флотоводец молчал, хищно раздувая ноздри и подозрительно поглядывая на дядю, который, ожидая раба, вернулся к руководству погрузкой.
— Вот, господин.
Мемнон развернул перед носом Фарнабаза папирус с большой царской печатью. Двуязыкий текст гласил, что Хшаятийя хшаятийянам Дараявауш, третий с таким именем, арий из ариев, друг правды и справедливости, милостью Ахура Мазды властитель Парсы, Вавилонии, Бактрии, Согдианы, Египта, Финикии, Лидии, Мидии, Фригии и прочая и прочая, назначает Мемнона-родосца караном Малой Азии до Тавра с полномочиями вести войну, вершить власть и суд. Все военачальники и хшатрапавы Мизии, Лидии, Фригии, Карии и Памфилии должны подчиняться Мемнону, помогая ему во всём.
Фарнабаз, если что и собирался сказать, все слова растерял.
— Будет, как я решу, Фарнабаз. А я решил защищать Милет.
Эфес напоминал котёл с кипящей водой. Крышка подрагивала все сильнее, выпуская пар, и грозила в скором времени улететь. В таком состоянии город пребывал уже несколько месяцев, с тех пор, как сюда прибежал родосец с остатками побитого войска сатрапов. Уже не первое десятилетие эфесцы жили под пятой тирана Сирфака. Жалкий вид людей Мемнона вселил в души многих надежду, что с помощью Александра удастся сбросить персидское ярмо. Несколько дней миновали в ожесточённых уличных стычках демократов и олигархии, но потом пришло запоздалое известие о гибели царя и сторонники Сирфака воспряли духом. Лидеры народной партии были схвачены, многие казнены.
На некоторое время в городе наступило затишье. Об оставшихся в Азии македонянах ничего не было слышно, зато с запада приходила новость за новостью, одна удивительнее другой. Сначала Мемнон порадовался междоусобице в Македонии, потом огорчился, что она так быстро закончилась. Родосец встречался со спартанцем Агисом и эвбейцем Харидемом, обсуждал с ними планы войны против Антипатра. Месяц назад пришло сообщение о разгроме македонян при Фермопилах, но радость оказалась разбавлена изрядным привкусом горечи: одновременно пришли вести с севера, Антигон без боя взял Даскилий, оставленный гарнизоном.
Сначала Мемнон не слишком переживал, но поскольку стратегом был опытным, то заранее озаботился рассылкой лазутчиков. Их донесения ввергли родосца в беспокойство. Антигон каким-то образом увеличил своё войско и шёл на юг. Не просто шёл — летел под лозунгом освобождения Ионии от персов. Дескать, священная идея Ификрата и Филиппа должна быть воплощена и неважно, как зовут полководца, исполняющего заветы великих.
