3. Витязи в шкурах

— По ногам будут бить! — сморщился Якуб. — Лучше в головы.

— Перебить поганому ногу — хорошо! — не согласился Михн. — Без ноги — какой воин?! Дальше камнемет может? — обратился он к хорту.

Тот кивнул и крикнул Людоте. Помощники кузнеца, повиснув на веревках, уже опустили длинный конец балки, закрепили крюком. Людота взял из небольшой горки колобок поменьше, сунул его в сетку пращи. И снова балка стремительно прянула кверху. Красный колобок понесся над лугом и у самого берега ударил в молодую ветлу. Брызнули осколки, и ветла нехотя переломилась пополам.

— Супер! — воскликнул Вольга. — Хану бы по башке!

— Забор от стрел если поставят, разобьем, — заключил Михн. — А когда поганые к самому тыну приступят? — снова спросил у хорта.

— Дробом, Людота! — скомандовал тот.

Кузнец снял пращу и ловко надел на конец балки железную втулку с прикрепленной к ней большой деревянной чашей, закрепил втулку шкворнем. Затем высыпал в чашу ведро камней.

— Мелкие, — засомневался Вольга.

Кузьма не успел ответить. Людота дернул веревку, балка прянула — и целый рой камней взлетел сначала вверх, а затем густо и страшно ударил в шагах пятидесяти от тына. Прямо по стаду овец, жавшемуся к острогу.

Закричал перепуганный пастушок, заблеяли и порскнули во все стороны овцы. Но не все. С полдесятка осталось на траве. Некоторые еще дергались в агонии.

— Вот тебе и мелкие! — сказала Ярославна и повернулась к Якубу: — Заплати за овец. Не скупись — пастушка до смерти напугали. Ты, боярин, — повернулась она к Кузьме, — заготовь побольше своих колобков. Он даст денег, — кивнула на Якуба.

Ярославна зашагала прочь по забралу, слыша, как Михн приказывает хорту: "Теперь оба камнемета сразу!" Внутри острога засуетились, повисли на веревках, опуская метательные балки. Ярославна прошла мимо — в ворота. Позади поспевал Якуб. За тыном ее шатнуло. Якуб подскочил, поддержал под локоть.

— Сейчас повозку кликну! — засуетился.

— Не надо! — отстранилась Ярославна. Якуб смотрел вопросительно.

— Этот старший хорт — хороший лекарь? — спросила она.

— Люди хвалят, — неопределенно ответил Якуб.

— Как закончат, пришли ко мне! — распорядилась Ярославна и медленно пошла к стенам города. Веред на шее пульсировал: как будто кололи раскаленным шилом. Красные круги плыли перед глазами. "Дойду! — упрямо подумала Ярославна. — Обязательно. Смотрят".

Она оглянулась. Холопки семенили следом, подбирая подолы рубах — на улице было нечисто. "Молодые, здоровые, а отстали", — несмотря на боль, усмехнулась Ярославна. И ей стало легче...

* * *

Руки у хорта были прохладные. Прежде, чем тронуть ее плечо, он омыл их в шайке с водой. Ярославне это понравилось. Ее лекарь в Новгороде Северском, когда приходил пускать кровь, рук не мыл. Осторожные прикосновения холодных пальцев были приятны — унимали боль.

Она сидела на лавке у самого окошка нетопленой бани — так велел хорт. Он также велел снять навершник и рубаху. Убрус княгиня сняла сама, но повойник оставила — не мешает. Напуганная служанка все же прикрыла Ярославну рубахой ниже пояса, как бы пряча самое сокровенное у хозяйки от нескромного взгляда. Ярославна ее отослала — потом молотить языком! В бане они остались вдвоем.

Хорт закончил мять ее веред, достал из сумки что-то завернутое в чистую холстину, развернул. Ярославна, скосив глаза, увидела маленький ножик, странного вида щипцы. Поежилась. А хорт тем временем вытащил из сумки глиняную баклажку, небольшую чару. Наполнил и поднес ей с поклоном.

— Что это? — настороженно спросила Ярославна, принюхиваясь. Жидкость в чаре слегка пахла медом.

— Чтоб не больно, когда резать, — пояснил хорт.

— Резать веред? — с сомнением в голосе сказала Ярославна.

— Иначе не вылечить, — пояснил хорт, прикладывая тыльную сторону ладони к ее лбу. От его руки исходила прохлада. — У тебя, княгиня, жар, к вечеру он усилится. Сляжешь. Да так, что можешь не встать.

Ярославна вместо ответа залпом выпила. Жидкость оказалась горьковатой, обожгла горло. Ярославна сморщилась, но тут же ощутила, как по жилам пошло тепло. Приятное.

Хорт сел напротив, уставился на нее. Прямо в глаза. "Что это он?" — недовольно подумала Ярославна, но хорт словно подслушал:

— Надо немного подождать. Чтоб подействовало.

Пялиться он не прекратил. И Ярославна не сдержалась:

— В твоей стороне веред тож вырезают?

— Запущенный — обязательно, — ответил хорт.

Ярославна не поняла, что такое "запущенный", но сообразила, что напрямую касается ее.

— Лекарей хороших у вас много?

— Да.

— А ты?

— Не самый лучший. Я больше ведун, как здесь говорят.

Хорт не стал хвалиться, Ярославне это понравилось. Веред снова запульсировал, и она вдруг спросила сердито:

— Хортом зачем стал?

— Дочку князя своего спасал. Иначе к похитителям было не подобраться. Если б мы пришли в человечьем обличии — ее сразу убили бы. А так удалось вывести — живой и здоровой. Теперь терпи, княгиня!

Хорт встал, смочил холстинку из той же баклаги и протер ей плечо и шею. Плеснул из баклаги на руки, омыл. Затем взял ножик и зашел ей за спину...

Острая боль пронзила ее, ударив до самого нутра. С шеи словно сдирали кожу — вместе с мясом. Ярославна сцепила зубы, терпя из последних сил. Боль ворочалась у ключицы, забираясь все глубже и глубже — словно раскаленным буравом сверлили шею.

— Кричи, княгиня! — услыхала она сверху. — Легче будет!

Ярославна не закричала (не хватало, чтоб служанка влетела, сломя голову, — девка-то молодая, глупая). С шумом выдохнула воздух. И в следующий миг будто тяжесть с плеч свалилась — боль ушла. Не совсем. Но это легкое пощипывание ни в какое сравнение не шло с тем, что было прежде.

Ярославна скосила глаза. Хорт вытирал холстинкой окровавленные плечо и шею, затем накрыл рану тряпочкой и взял со скамьи странную кривую иглу с толстой ниткой.

— Еще немного будет больно.

Но это была уже не боль. Ярославна сидела, отдыхая сердцем. Хорт, затянув нитку, обрезал концы ножиком. Взял еще одну чистую холстину, окунул ее в шайку с водой, и стал стирать потеки крови — сначала со спины, потом с груди. Странно, но это было приятно. Хорт закрыл зашитую рану тряпочкой, примотал ее холщовым бинтом, обернув его вокруг шеи и пропустив под мышки. Помыл в шайке инструмент, завернул. И снова плеснул из баклаги в чашу.

— Выпей еще, княгиня!

Ярославна послушно проглотила обжегшую небо и горло жидкость. Снова тепло пошло по жилам, и боль свернулась маленьким-маленьким комочком — будто уснула.

— Как зовут тебя, боярин? — спросила Ярославна. — С отечеством?

— Кузьма Иванович.

— Спаси тебя бог, Кузьма Иванович. Полегчало.

Кузьма кивнул и вдруг взял с ее колен рубаху — Ярославна и ахнуть не успела. А лекарь тем временем сосредоточенно ощупал ткань вокруг ворота.

— Зарубили грубо, вот и натерло шею! — показал он ей шов. — Скажи служанкам, чтобы пересмотрели рубахи. Не то снова веред выскочит!

Он подобрал подол и собрал рубаху, предлагая ей надеть. Ярославна слегка растерялась от неожиданности, но послушно просунула голову в вырез. Присела — уже одетая.

— Ты женат, боярин? — спросила, чтобы скрыть смущение.

— Женат.

— Детей много?

— Двое. Дочке четырнадцать лет, сыну — годик.

— Что такая разница?

— Дочка от первой жены, сын — от второй.

— Первая жена умерла?

— Ушла от меня к другому.

— Венчанная? — не смогла скрыть удивления Ярославна.

— Мы не венчались.

— Почему?

— В то время не принято было. Тогда в нашей стороне с верой христианской боролись. Язычники правили. Потом они умерли, и вера вернулась. Со второй женой я венчался.

— А первая к кому ушла?

— Вышла замуж за немчина. Он богатый. Живет с ним в немецкой стороне.

— К вам ездят немцы?

— И немцы, и ляхи, и угры — из многих стран. И мы туда ездим. В прошлом году я ездил во Францию.

— Знаю! — оживилась Ярославна. — Ярослав мудрый во Францию дочку свою отдал, за короля их. Анной звали. Давно было. Не знаю даже, как ей там жилось.

— Хорошо, княгиня! Правда, король, муж ее, скоро умер. Ярославна правила Францией много лет, пока подрос сын.

— Разве может женщина править? Целой стороной?

— Может. Такое бывает.

— И у вас?

— Два века назад женщины правили нашей стороной почти восемь десятков лет. Одна за другой.

— Почему?

— Стороной правил один род, а наследников-мужчин долго не было. Или убивали их. Сын последней правительницы запретил возводить на престол женщин, с тех пор правили только мужчины.

— А если в роду снова без наследников?

— Теперь это не имеет значения. Правят не те, кто знатнее родом, а кого люди выберут.

— Как могут люди выбрать правителя? — удивилась Ярославна. — У нас князья не могут договориться, чтобы один в Киеве сел. Как может люд?

— Может княгиня. Им предлагают нескольких. За кого людей больше, того и возводят. На четыре года. Потом снова выборы.

— Шуму и крику при этом, наверное, много?

— Очень! — улыбнулся Кузьма. — Но одного все ж избирают.

— И женщину могут выбрать?

— Пока не случалось. Но уделами женщины, бывает, правят.

— А мужья?

— Мужья занимаются своим. Женам не мешают.

— Чудно ты говоришь, боярин, — задумчиво произнесла Ярославна. — Как великий князь может дать удел женщине, когда есть муж?

— Может. Если женщина умна, образована, проявила себя, как добрый правитель. У нас женщины учатся, наравне с мужчинами. Работают, как и они.

— А кто ж хозяйством занимается, детей растит?

— Муж и жена — по очереди. Правда, получается не всегда хорошо, — улыбнулся Кузьма. — Поэтому в наших семьях мало детей — не хотят женщины рожать.

— Я пятерых родила, — пожала плечами Ярославна. — Бог даст — еще рожу! Детей надо много. Кто о тебе позаботится в старости? Двое — это мало. Вдруг умрут во младенчестве, вдруг потом что случится...

— Мы хорошо умеем лечить. Во младенчестве у нас умирают очень редко. Да и потом... В нашей стороне люди долго живут. Если нет войны...

В бане на некоторое время стало тихо.

— С кем у вас война? — первой нарушила молчание Ярославна.

— С лихими людьми. Они среди нас живут, но нас ненавидят.

— Отчего?

— Очень давно мы завоевали их сторону. Многих убили. Они смирились, но обиды не забыли. Десять лет назад восстали, но их снова повоевали, побили многих. Но они не покорились. Проникают в нашу сторону, убивают женщин, детей, стариков. У них такая вера: чем больше христиан убьешь, тем лучше тебе будет в раю. Это неправда, но они верят. Поэтому с ними трудно воевать.

— Тогда вы тоже должны убивать их женщин и детей! — жестко сказала Ярославна. — Чтобы искоренить их род подчистую!

— Нельзя. В том роду лихих людей немного. Остальные мирные.

— Тогда пусть старший их рода своих лихих побьет! Пригрозить ему.

— Он и без угроз старается. Но лихих поймать трудно. Прячутся в горах. Не один год ловят.

— Наверное, не очень стараются!

— Может, и так, княгиня.

— От тех лихих людей вы с Вольгой бежали?

— От них.

— Вашему правителю верно худо без вас? Вольга — знатный воевода, ты, боярин, делаешь камнеметы, лечишь людей. Разума тебе не занимать....

— У нас таких много. Правитель без нас обойдется. Думаю, даже искать не будет.

Ярославна посмотрела на Кузьму долгим взглядом. Он подтвердил свои слова кивком.

— Тогда живи здесь, боярин! — решительно сказала Ярославна. — Здесь тебе рады!

Кузьма молча поклонился. А Ярославна внезапно ощутила, как неудержимо скользят вниз веки. Последним усилием она подняла взгляд.

— Поспи, княгиня! — сказал Кузьма. — Тебе надо отдохнуть. Не ходи никуда, я скажу служанке, чтобы постель принесла...

"Я сама кликну!" — хотела сказать Ярославна, но сил на это уже не осталось. Она не слышала, как напуганная служанка принесла постель, расстелила ее на широкой скамье. Кузьма бережно снял княгиню с лавки, где она крепко спала, прислонившись щекой к рубленой стене, и перенес на мягкое...

* * *

Поздним вечером того же дня Вольга и Кузьма снова сидели за столом. Марфуша и Меланья, хлопоча, носили блюда с закусками.

— Где Улеб? — спросил Вольга Марфушу.

— С зарания ушел, — весело ответила хозяйка. — Гонец за ним прибегал. Укорял: невместно Улебу ночевать в простом доме, когда в Путивле есть княжьи палаты.

— А он что?

— Отговорился тем, что вино у боярина хмельное, — Марфуша бросила лукавый взгляд на Кузьму. — Попил рассолу и пошел. Кушать не стал. Вам кланялся.

— Тебя-то где носило? — спросил Кузьма, наливая Вольге из баклаги. — Заждались.

— Учения проводил, — ответил Вольга, провожая убежавшую Марфушу долгим взглядом. — Мне новых людей дали, а этот сквалыга Якуб угнал табун в Новгород Северский. Пришлось разучивать один тактический прием периода средневековья. Читал о нем. У отца богатая была библиотека по воинскому искусству.

Марфуша поставила на стол большое блюдо с дымящимся мясом и убежала.

— Вдовий платок сняла, — заметил Кузьма.

— Пора! Сорок дней прошло.

— Скотина ты! — мрачно сказал Кузьма. — Ни одну юбку не пропустишь.

— Никто не понуждал, — пожал плечами Вольга. — Все по взаимному согласию. Она женщина свободная, я, можно сказать, холостяк.

— Вот расскажу Дуне!

— Поди, попробуй! Не наговаривай на себя! — Вольга поднял правой рукой чашу, а левой поймал пробегавшую мимо Марфушу. — Сядь с нами, хозяюшка, хватит хлопотать! Князя сегодня нет, все свои...

К удивлению Кузьмы Марфуша послушно присела рядом с Вольгой, прижалась щекой к его плечу. Кузьма только крякнул. Выпили, закусили. Марфуша не ела. Только счастливо следила, как жадно расправляется с пареным бараньим боком Вольга.

— Ты, говорят, сегодня княгиню лечил, — сказал Вольга, бросая последнюю обглоданную кость на блюдо и вновь берясь за чашу. — Что-нибудь серьезное?

— Чирей! — пожал плечами Кузьма. — Всего лишь. Только огромный, запущенный, кожа вокруг уже синеть стала. Еще бы день, другой — и сепсис.

— Что это — сепсис? — спросила Марфуша, округлив от удивления пухлый ротик.

— Померла бы! — сердито ответил Кузьма. Марфуша испуганно перекрестилась.

— Теперь будет жить? — уточнил Вольга.

— Будет, — подтвердил Кузьма. — Через несколько дней сниму швы — только шрамик останется. Она женщина сильная.

— И строгая. Всех здесь держит в кулаке. Специально сюда из Новгорода приехала, чтобы Путивль к обороне подготовить. Первый большой город от Поля в северской земле. Половцы сюда вперед обязательно придут. Толковая жена у князя Игоря!

— Пятерых родила, — задумчиво сказал Кузьма совершенно не к месту. -А ведь никак не скажешь...

Глава девятая

Лес плотно подступал к дороге с двух сторон, поэтому конница растянулась на полет стрелы. Вои ехали, закинув щиты за спины и подняв копья кверху. Примолкшие в этот послеполуденный час птицы с высоты крон вековых сосен могли видеть, как ощетинившаяся железными остриями змея медленно ползет сквозь лес к недалекой опушке.