Страна Арманьяк. Корсар.

Старик замолчал, слезы опять блеснули на его глазах.

— Я добрый христианин и согласно обычаю, всегда оказывал приют единоверцам. Мы имели дело с португальскими купцами, которые часто останавливались в моем доме... Однажды, с ними прибыл некий Луиш Нуньес, знатный кабальеро из Лиссабона. И случилось страшное... Он околдовал мою девочку, не иначе злыми чарами, другим я не могу объяснить произошедшее и они сбежали прямо перед ее свадьбой... Я думал Самир лишиться разума, настолько тяжело он воспринял это предательство. Мальчик даже дал обет безбрачия и поклялся не прикасаться ни к одной женщине, пока не найдет Земфиру. Со временем он пришел в себя, стал мне опорой и готовился принять наше семейное дело в свои руки, но тут пришло известие от тебя, благородный эмир. Мы бросили все и отправились сюда. Клянусь, Самир ничем не высказывал свои намерения, наоборот, он кротко уговаривал Земфиру вернуться...

— Да... так и было... — мрачно подтвердил капудан. — Он даже читал ей стихи...

— Дочь всегда отличалась своенравием, а Самир, не смотря на свой ум и рассудительность, был излишне горяч... — печально продолжил купец. — Почтенный Хасан здесь не причем, вся вина на мне... Совсем недавно, я проводил в последний путь возлюбленную жену, а сейчас лишился своих детей... И теперь мне незачем жить. Прошу тебя, эмир, прекрати мои страдания своей рукой... Так будет справедливо...

Старик стал на колени и опустил голову. В воздухе повисла тяжелая тишина, прерываемая только шелестом волн и далекими криками чаек.

'Всех... всех порубить, к чертям собачим... Ну, давай тряпка! Никто не может так оскорблять конта д'Арманьяка, и по хрену: кто виноват, а кто нет. Ответят все... — Давно не проявлявший себя настоящий бастард, дико орал в голове, требуя крови. — Ну же! Да как они смели!..'

Мозги даже услужливо подсказали траекторию, по которой волнистый клинок эспады упадет на шею Гассана, продолжая движение, крутнется в полувольте и самым кончиком перерубит горло капудану. Мосарабы держат на прицеле остальных, достаточно будет одного залпа... Поваров прирежут близнецы. Кровь смоет все: злость, обиду, ненависть...

Сопротивляться настоящему хозяину тела уже не было сил, я поднял голову, приготовился к движению, но неожиданно увидел на заднем плане, как незадачливого охранника испугавшегося звука выстрела, заломив руки, оттащили в сторону и поставили на колени. Коренастый сарацин с рваным шрамом через все лицо, коротко пробормотал молитву, блеснула кривая сабля, тупой хруст и, расплескивая по сторонам алые брызги, бритая голова покатилась по камням.

— Надо жить, старик... — чужим, хриплым голосом пробормотал я, совершенно неожиданно для себя. — Возвращайся домой, похорони детей и найди о ком заботиться... А ты... — я полуобернулся к капудану. — Ты... я не вижу твоей вины...

— Мудрость эмира, равна его благородству и доблести... — сдержанно поклонился мне Хасан. Лицо его так и осталось непроницаемым, но в глазах сарацина плеснулась радость и облегчение.

Я еще нашел в себе силы подойти и прикоснуться губами ко лбу Земфиры, закрыл ей глаза и побрел к баркасу. Что дальше было, просто выпало из моей памяти. Очнулся уже в своей каюте от чьего-то горячечного шепота.

— Господин... я должен вам сказать... должен... простите... — предо мной стоял Энвер Альмейда, согнувшись в полупоклоне и держа руки сложенные ладонями перед своим лицом.

— Говори...

— Господин, я знаю... — мосараб запнулся. — Я знаю как вам тяжело... Поверьте, я это понимаю. И тем больше мое восхищение вашей мудростью... Наше, восхищение... Вы... вы... Извините меня, господин, я не могу красиво говорить, поэтому... Короче, теперь, даже вне контракта, мой меч и мечи моих людей — ваши...

Я почти не слушал его, пытаясь сорвать с фляги с арманьяком заевшую крышку. Но смысл сказанного Альмейдой, все же понял и оценил.

Мосараб откланялся и вышел из каюты. За ним выскользнули близнецы, предварительно уставив стол закусками. Я, наконец, содрал крышку и, расплескивая по столу янтарные капли, набулькал себе родового напитка в стопку...

— Ой-ей... мамочка... ой-ой-ой... мамочка, родненькая моя...

Я сначала подумал, что сошел с ума. И от этого чуть не сверзился со стула...

— Ой горюшко мне, горюшко, из огня да в полымя... ой-ой-ой... — в каюте раздавался жалобный тихий женский голосок.

Но меня ни это поразило. Дело в том...

— А страшный-то како-о-ой... носище длинный, очи бесноватые, усищи торчать, патлы расхристаны, видать злющи-и-ий, прям страсть... ой-ой-ой... ли-и-ишенько мне...

— Мля, белку поймал... — я с силой двинул себя кулаком по лбу и хватил арманьяка прямо из фляги. Точно белка, вот на русском языке, уже кто-то болтает. Мля, хотя и дико архаичном, но на русском! Скоро и черти зеленые поскачут. Стоп... какая белка... я вроде не в запое. Только собираюсь...

Жгучее пойло подействовало. Мозги немного пришли в порядок, я уловил что причитают за ширмой, отделяющий спальный закуток от остальной каюты.

— Видать тоже басурманин, али еще какой нехристь... Ой-ой-ой!..

Я подскочил к ширме и с треском сдернул ее в сторону...

— А-а-яй!!! — кто-то закутанный в шелка с головы до ног, соскочил с кровати, забился в угол и тоненько заверещал девчоночьим голосом: — Ай-яй-яй!.. Не замай меня дядечка, не замай, я песни тебе петь буду, сказки рассказывать, тока не замай...

— Ты... кто... такая... мать... твою... — медленно, с расстановкой, поинтересовался я, тоже на русском языке. И неожиданно вспомнил, как мне предлагали взамен Земфиры, какую-то рабыню. Мля, но кто ее сюда притащил?

— Феодора я, а кто еще... — озадаченно пискнула девушка. — Ой-ей-ей... так ты дядечка нашему языку учен?

— Учен...

— Это хорошо... — облегченно выдохнула Феодора. — А сильничать меня будешь? Ну не нада, Христом богом молю....

— Не... не буду...

— Обещаешь?

— Обещаю...

ГЛАВА 11

Не глядя, нащупал рукой табурет, подтянул его к себе и сел. Заливаться спиртным отчего-то перехотелось. Щемящая тоска, горе и злость, тоже куда-то испарились. А вернее, притупились. Нет... вот это баян так баян. Очешуеть, наконец, с соотечественницей повстречался. Нет, я прекрасно знаю, что русичей в басурманском полоне томятся многие тысячи, и они, теоретически могли попасть в Европу, но вот как-то, даже с упоминаниями не сталкивался. А тут на тебе...

Высокая, стройная, худенькая, мордашка симпатичная, глаза чуть раскосенькие, большущие, с виду хитрющие, русая коса едва ли не до пят. Лет так четырнадцати-пятнадцати на первый взгляд. А может еще меньше. Сидит на кровати, глазенками по сторонам зыркает, ручки на коленках примерно сложила. Ей бы еще сарафан да кокошник, чем не персонаж для Васнецова.*

Васнецов Виктор Михайлович — русский художник-живописец и архитектор, мастер исторической и фольклорной живописи. Автор знаменитой картины 'Аленушка'.

— Давай, по порядку. Кто, откуда, как в полон попала...

Феодора кашлянула, вскочила, отвесила мне русский земной поклон и скороговоркой протарахтела:

— Боярская дочь, Феодора Микулишна Сунбулова, рязанские мы, с Переяславля, пошла с дворовыми девками по землянику на бережок, тут нас ушкуйники* и прихватили, лиходейники окаянные...

ушкуйник — вольный человек, входивший в вооружённую дружину, разъезжавшую на ушкуях и занимавшуюся как торговым промыслом, так и разбойными набегами. Название идет от слова 'ушкуй' — используемое на Руси парусно-гребное судно XI-XV в. Длина ушкуя составляла 12-14 метров, ширина 2,5 метра. Высота борта около 1 метра и осадка до 60 см. Вместимость до 30 человек.

Я проследил за ее взглядом, подошел к столу, навалил на тарелку еды и сунул Феодоре в руки.

— Жуй.

— Добрый ты, боярин... — девчонка живо откусила от краюхи хлеба и пожаловалась, — Не ела седни я, проголодалась, прям страсть... — а потом с опаской добавила. — А это... не изволь гневаться, боярин, так куда это я попала? Тут християне, али кто?

— В Бретань, ты ешь, ешь... — я вытащил крестик из-под колета и показал Феодоре. — Христиане, только латинского обряду. Католики.

— А-а-а... — понимающе протянула девушка. — Это хорошо, что не бусурмане. При дворе великого князя Василия Ивановича, такие тоже были. Фряг... фряз...

— Фрязи. Генуэзцы или венецианцы. Купцы?

— Ага, они самые! Тятька их тоже так называл, — довольно подтвердила девушка, аккуратно откусывая от ломтика ветчины. — А ты сам кто будешь? На нашем языке мудрено говоришь.

— Боярин... — я задумался, подыскивая русский аналог своего титула. — Ну... даже не знаю как сказать на русский манер, словом, род идет от самих царей. А язык сам выучил, оттого и не совсем правильно. Ну так что там дальше-то было?

Феодора горько вздохнула.

— Поведаю, от чего не поведать. Ушкуи продали нас армянским купцам, армяне, проверив мое девство... — девушка всхлипнула, — продали жидве, ну а те, прям в Кафу доставили. А уже из Кафы, татары меня продали на этот... остров большой такой, вроде как Делос его называли. А там эти купили... ну-у... тот, которого ты стрелил... эх, словом, намучалась... всяко разно обижали меня ироды... Но не сильничали, врать не буду, этого не было...

Феодора опять всхлипнула, бурно разрыдалась и кинулась мне на грудь.

А я... обнимая ее и успокаивающе поглаживая по торчащим остреньким лопаткам, неожиданно понял... понял... что вот за эту девчонку, я глотки грызть буду. Своя же, родная... Господь наградил еще одной дочуркой...

— Сир? — в каюту ворвался Логан и застыл на пороге как громом пораженный. — Г-м...

— Проходи братец... — я кивнул ему. — Хлебни с устатку крепкого. А я сейчас... с девой разберусь и присоединюсь. Рассказали уже тебе?

— Угу... — Тук мрачно кивнул. — История однако, больше ничего сказать не могу. Поражаюсь вашей выдержке, сир. И мудрости. Я бы так не смог. А это...

— Это княжна Феодора, бывшая пленница сарацин. Из Московии... Княжна... это... дочь владетельного герцога, так по-нашему будет...

— Княжна? — скотт даже рот раскрыл от удивления. — Из Московии? Ага... слыхал... Ух, ты... — и тут же подорвался с места, изобразив пред девушкой поклон по всем куртуазным правилам.

Феодора с испугом вытаращила на него глаза, но кивнуть сподобилась.

— Федюнька... ты тут посиди, поешь... А я быстро... — я погладил Феодору по голове и вышел к Логану. — Ну, братец, рассказывай.

— Берется, оный Вельзер... — Логан опрокинул в себя стопку. — Уф-ф... Я ему обозначил ваши пожелания, вашсиятельство. Он грит, подберет во владениях дюка подходящий залог, с которым тот без сожаления расстанется. Даже кое-что уже предложил. Островок подле побережья, с фортом полуразрушенным , да с бухточкой удобной. Сами потом глянете. Но за проценты пришлось полаяться. Он, собачья душа, хотел свой интерес, как с общей суммы, так и с самих процентов. А что там тех процентов, слезки одни. Вы же сами такой назначили. И зря, я так считаю... А его работа, только займ сопроводить... И еще этот паразит ободрал нас как липку, при переводе серебряной посуды в монету. Сволочь, однозначно. И это... там герольд с персеванами топчутся, от дюшесы, с приглашением...

персеван — помощник герольда.

— Не до них мне сейчас... — горе от потери Земфиры немного притупилось, но все равно, чувствовал я себя, как будто через мясорубку пропустили.

— Сир?..

— Ладно, прикажи звать...

Позвали. Под завывание фанфар персеванов, герольд торжественно известил, что кавалер Ордена Золотого Руна, барон ван Гуттен, приглашен ко двору, на званый ужин.

Ну что же... Тук оперативно сработал, так что я к встрече готов. Действительно, чего тянуть.

— Известите ее высочество, что, граф де Граве, да, именно так, я теперь именуюсь, испрашивает приватной аудиенции перед ужином, располагая важными известиями. Луиджи...

Паж ловко сунул герольду несколько монеток и выпроводил из каюты.

— Братцы, собираемся. И нафанфароньтесь как следует, чтобы блестели как у кота яйца. И это... оружие с собой взять боевое. Кинжалы не забудьте. И прочее железо. Да... и не делай круглые глаза, дамуазо Пьетро, возможно предстоит повеселиться. Возможно. Всем нам... Да откуда я знаю, братец, есть ли у них монета в кошелях?.. Логан, ты никогда не поменяешься... вот же...

Сборы много времени не заняли. Перед самым выходом, я заглянул к Феодоре. Девочка, сжавшись в комочек, уже мирно дремала. Что-то почувствовав во сне, она улыбнулась и протянула ко мне руки.

— Тятенька?.. — Федора вдруг открыла глаза и испуганно отпрянула к переборке.

— Тихо, Федюнька... это я, не бойся...

— Так меня тятька называл... — глаза девочки опять наполнились слезами.

— И я буду... — я погладил ее по руке. — Успокойся. Все плохое уже закончилось. Я отлучусь на некоторое время... И... сними ты эти басурманские тряпки. Видишь сундук, там теперь все твое. Должно быть по размеру. Переоденешься. В каюту никто не зайдет, и ты никуда не выходи. Еда и питье на столе, нужник вон за той дверцей. Ну... я пошел...

Феодора согласно кивнула, а потом очень серьезно сказала:

— Ты уж теперь не брось меня, боярин. Не по-христиански это будет.

— Не брошу, обещаю...

— Верю...

Я растрогался. Даже ожидал от себя такого. И побыстрее ретировался на берег, чтобы не разреветься. Да, вот так. Тут все одно на одно наложилось: смерть Матильды и Земфиры, неожиданное появление вот этого родной девчушки похожей на воробушка... Да и вообще... Что-то излишне сентиментальным стал барон... то есть граф...

Рослые поджарые носильщики живо доставили портшез к герцогскому дворцу, где , в переулочке, нас уже ждал майордом. Пажи и Логан остались ждать в какой-то каморке, а меня провели по тайным коридорам в кабинет дюшесы. Впрочем, она там оказалась не одна, а вместе с мужем — Франциск только-только вернулся с фронта, в честь чего и закатывался бал.

— Ваше высочество... — по обычаю склонился в придворном поклоне.

— Оставьте граф... — устало отмахнулся дюк. — На войне не до этикета. Рад вас видеть. Надеюсь, вы по пути опять надрали зад чертовой лилии.

Дющеса поморщилась при словах мужа, но мне улыбнулась.

— Не довелось... — я благоразумно утаил факт грабежа посольской галеры. — Но еще надеру. И не раз...

Дальше герцогская чета стала выспрашивать про подробности, так сказать из первых уст, о последней битве Карла. Ибо в Европе царили совершенно дикие слухи об этом событии. Просветил конечно. Затем немного уделил времени настоящему моменту в Нидерландской Бургундии, войне с Пауком, состоявшейся свадьбе Максимилиана с Марией, положению при дворе и так далее и тому подобное. Газет, сами понимаете, еще нет, так что подобные новости нарасхват. Впрочем, утоляя информационный голод герцогской четы, я все же умудрился изложить свое дело.

— А воевать я с кем буду? — угрюмо буркнул Франциск, явно не обрадованный просьбой. — Он обещается набрать тысячу ломбардцев. Причем, на свои деньги, в счет будущей оплаты.

— Ваше высочество, единожды предав...