— Мэм! — услышала она крик Янга. — Вы как, мэм?
— В норме, — Ия ухватилась за его руку и кое-как встала на ноги. Вспомнив про удар, она подняла руку и нащупала на лбу здоровенную шишку.
— Ого, — только и сказала Нулла, а потом огляделась.
Мостик был страшен. Связист обугленной мумией сидел в своей яме, заживо сожжённый пожаром. Он даже не успел вскочить с кресла и так и сидел, прикипев к обивке и положив чёрные руки на свой пульт, словно и после смерти продолжая выполнять долг. Поста ДРЛО тоже больше не было: то, что осталось от операторов, иссечённое осколками и окровавленное, валялось на палубе, заляпанной кровью, неестественно алой, словно нарисованной неумелым художником, в окружении обломков кресел и пультов.
Старший комендор, зажав рукой рану на боку, стоял, опершись на угол своей кафедры, и хрипел целеуказания уцелевшим расчётам, не обращая внимания на своего помощника, корчившегося у него под ногами с распоротым животом и старающегося запихнуть обратно внутренности. Именно его вой и услышала Ия, когда пришла в себя.
Мимо, бесцеремонно оттолкнув Янга, пробежали матросы аварийной бригады. Двое, с эмблемами медслужбы, наклонились над раненым комендором, а остальные, стараясь не глядеть на покойников, попытались хоть как-то устранить полученные повреждения.
Нулла встряхнулась, повернулась к голопроектору и застонала от досады: строя республиканских кораблей больше не было — каждый сражался сам за себя, и лишь у флагмана, прикрывая своими бортами от ударов вражеских крейсеров, держались старик-дредноут 'Непокорный' и пара 'Консульских'. И держались весьма удачно: строенный залп турболазеров угодил в центральную секцию 'Бунтаря', разломив его напополам. Медленно вращающиеся половины корабля, сохраняя направление и скорость, пролетели мимо республиканцев и вошли в атмосферу планеты, расцветив её яркими вспышками сгорающих обломков.
'Несущий свободу' опять содрогнулся.
— Пробоина по правому борту, — не дожидаясь доклада аварийной бригады, определил Янг всё тем же невозмутимым тоном. — Долго мы не продержимся.
Он был не прав — они продержались довольно долго. Почти полчаса. Бесценные полчаса, которые и определили всю судьбу кампании.
— Мы смогли... — эти слова прошептала генерал-джедай Ия Нулла на мостике погибающего крейсера, глядя на чудом уцелевший голопроектор. В систему вошли шесть республиканских кораблей — и не собранных с бору по деревцу, как её соединение, а шесть 'Венанторов', — и с ходу, двумя клиньями ударили в тыл увлёкшимся избиением сепаратистам.
Зелтрос. Окрестности города Зелар
— Ихха! — восторженный вопль вырвался из горла Свитари, казалось, независимо от её воли. Только её ноги оторвались от камня, едва прикрытого тонким слоем почвы, и пугающе ненадёжная конструкция дельтаплана увлекла полукровку прочь от горной вершины, как сердце сперва испуганно ухнуло куда-то в район живота, а потом вернулось на предусмотренное природой место в груди, отчаянно колотясь и разнося по телу настоящее адреналиновое цунами. Этот щекочущий нервы страх совсем не походил на тот парализующий ужас, что она испытывала большую часть своей жизни. После этого страха даже привычные и приевшиеся радости жизни приобретали новые краски и глубину, рождая удивительное сочетание жажды жизни и поиска смертельно опасных удовольствий.
— Я же говорил, что это не сравнится со спидером! — голос из вставленной в ухо бусины коммуникатора едва слышался сквозь гул ветра и оглушительный стук сердца Свитари.
Ответ Лорэй из-за избытка чувств состоял в основном из нецензурных выражений общая совокупность которых парадоксально сводилась к фразе 'Это потрясающе!'. Её собеседник, успевший привыкнуть к своеобразному лексикону новой подружки и находивший в нём определённую пикантную прелесть, весело хмыкнул и замолчал, всецело отдавшись полёту. Его дельтаплан своей формой напоминал два исполинских крыла и был раскрашен соответствующим образом. Оставшаяся на вершине Эйнджела невольно провожала его взглядом, завороженная зрелищем удивительного крылатого существа. Она сидела в тени, оперевшись спиной на сглаженный ветрами и дождями крупный обломок скалы, и наблюдала за первым полётом сестры. Свой дельтаплан Ри выкрасила сверкающими сполохами золота и багрянца, так что теперь издалека казалась парящей на объятой пламенем конструкции. Искорка костра, летящая в небо.
Серебристый аэроспидер летел неподалёку от Ри — несмотря на любовь к острым ощущениям, на первом полёте её новые зелтронские друзья бдительно страховали неофита. Помимо водителя — весёлого малого по имени Селми, в спидере сидела молоденькая девчушка, находящаяся в том возрасте, когда подростковая угловатость уже начала сменяться женственными формами, а вот характер пока ещё сохранял больше детских, чем юношеских черт. Глядя на Гленду (так звали девушку), Эйнджела ощущала невольные уколы зависти. Её беспечная весёлость, смутные желания, вызванные пробуждающейся чувственностью, неясное пока ожидание, предвкушение чего-то прекрасного — именно таким и должно быть взросление. Эйнджела, чьё знакомство с 'миром любви' было совершенно иным, с удовольствием проводила время рядом с Глендой, через неё познавая и переживая потрясающую пору юношеского расцвета.
За спиной Гленды виднелась массивная коробка ракетного ранца. Девушка отлично управлялась с ним и могла, в случае чего, просто выпрыгнуть из спидера и превратить падение незадачливого дельтапланериста в не самое комфортное, но безопасное приземление.
Налюбовавшись полётом, Эйнджела вновь взяла в руки валявшуюся неподалёку деку и активировала голохолст. В то время, как её сестра с головой окунулась в поиск острых ощущений, эмпатка вспомнила одно из любимых детских увлечений — рисование. В последние годы она редко рисовала — предпочитала справляться с помощью выпивки и наркотиков, но здесь, на Зелтросе, в окружении прекрасного, ей снова захотелось выплёскивать чувства с помощью красок. Коснувшись стилом сперва пиктограммы кисти нужного размера, а затем лиловой краски, она несколькими движениями обозначила раскинувшийся под ногами бескрайний лесной массив, берущий начало от склона горы, водопадом струящийся вниз и растекающийся вширь безбрежным океаном. Этот вид местные так и называли — 'океан леса'. Глядя на него сложно было поверить, что пройдя несколько шагов до другого склона, можно увидеть город, точно также спускавшийся с горы в долину у подножья.
Вслед за океаном леса на холсте появилось небо, в котором парили два удивительных существа. Крылья одного из них были сотканы из грозового облака, а второго — из пламени. Эйнджела рисовала, совсем не думая о том, хороша ли её работа, оценит ли её кто-нибудь. Её рука неспешно двигалась по голографическому полотну, даря покой душе. Сегодня, благодаря увиденному зрелищу, рисунок был полон красок и жизни, но чаще всего картины эмпатки отличали тёмные, мрачные краски. В её деке хранилось множество безжизненных пейзажей, где иссохшие деревья цеплялись за выжженную почву, вода текла среди мёртвых камней, падальщики бродили среди руин городов, а в небесах пустой глазницей висело зловещее чёрное солнце. Нередко частью этих пейзажей становились мёртвые тела, то иссушенные временем, похожие на мумий, то всё ещё сочащиеся тёмной кровью. Иногда эти тела были одеты в броню: то пятнистую, то белую, с Т-образным визором, то мандалорскую, мало чем отличавшуюся от брони клонов.
Ещё она рисовала Чимбика. Иногда в компании брата, но чаще одного. На всех её картинах он был жив. На всех, кроме одной — где два тела в примелькавшейся всей галактике броне сгорали на погребальных кострах. Это было единственное погребение, которое она могла им подарить, но даже это было большим, чем дала им Республика. Лорэй уже знали, что клонов не хоронят. Просто бросают тела на поле боя, в лучшем случае — закапывают в общей могиле, предварительно содрав с них всё, имеющее хоть какую-то ценность, а если солдаты умерли, скажем, в госпитале, — то без затей утилизируют, как биологический мусор. Как же они с сестрой злились, узнав об этом. Криффовы лицемеры... Даже дохлые хомячки удостаиваются похорон в коробках из-под обуви...
Как ни странно, после этих нарисованных похорон Эйнджеле стало легче. Пусть хотя бы там, на рисунке, эти ребята сгорят до невесомого пепла, который поднимется к самым небесам, где множество религий располагает всевозможные варианты счастливой загробной жизни. Свобода, счастье и чувство выполненного до конца долга — разве не об этом они мечтали?
Нарастающий гул мотора аэроспидера отвлёк Эйнджелу от рисования и она завертела головой, выискивая источник звука. Знакомый ярко-синий спидер с аэрографией на морскую тему сделал круг над вершиной горы и мягко приземлился неподалёку от сидящей полукровки. Сидящий за штурвалом зелтрон по имени Грэгуар Азил широко улыбнулся Эйнджеле, выбрался из спидера и зашагал к ней. Высокий, традиционно красивый, с выкрашенными в чёрный цвет волосами, собранными в хвост, кончик которого болтался где-то между лопаток, он излучал ауру дружелюбного спокойствия, уверенности и умиротворения.
Компанией полукровки обзавелись практически сразу: весёлая и тёплая атмосфера города разогнала хандру и близнецы перевели дух. Впервые за последнее время им не надо было чего-то опасаться, куда-то от кого-то бежать, или выполнять опасную работу, требующую постоянного нервного напряжения. Лорэй просто расслаблялись, отдыхали и наслаждались жизнью.
В отличие от уроженцев других планет, под излучением Зела полукровки не обгорали до волдырей, а приобретали типичный для аборигенов ярко-розовый загар. Едва они вернули волосам естественный красный цвет, доставшийся от рождения, как совершенно растворились среди тысяч сородичей, ничем не выделяясь в глазах туристов. А вот местные то и дело бросали озадаченные взгляды, потревоженные неожиданными и яркими вспышками злобы, мгновениями страха, или периодами тоски, вызванными болезненными воспоминаниями.
Новые друзья с пониманием относились к нежеланию сестёр рассказывать что-то о себе и просто старались отвлечь тех от мрачных мыслей, благо на Зелтросе было невообразимое множество способов сделать это. И когда в один прекрасный день Лорэй задумались, что же делать дальше — ответ оказался близок и просто. Развлекаться.
Индустрия развлечений была востребована во все времена, а уж развлекаться зелтроны умели. Зачастую одного красного цвета кожи хозяина заведения было достаточно, чтобы сделать его невообразимо популярным. Клубы, галереи, театры, танцевальные школы, бары, рестораны, купола удовольствий — всего, чем занимались зелтроны, и не перечислить. Отличный легальный бизнес, нужно только раздобыть сумму подъёмных и подмазать кого надо для надёжной крыши. И никаких больше хозяев, приказов, торговли собой. Весёлое заведение, может устроение праздников и вечеринок на заказ. А параллельно можно собирать и продавать информацию, которая всегда в цене, как и развлечения.
План был утверждён и близнецы взялись за его реализацию — попросту говоря, изучали рынок изнутри, неторопливо и вдумчиво пробуя всё, что мог предоставить Зелар. По-хорошему, следовало лететь в столицу, или в 'Рай' — место сосредоточения всех возможных удовольствий для туристов и жителей планеты — но Свитари успела завести приятеля и Лорэй решили для начала исчерпать возможности родного города.
С Грэгуаром сёстры познакомились около недели назад, когда пытались вникнуть в работу кафарель. Азил, принадлежащий к этой уважаемой на Зелтросе профессии, охотно отвечал на их вопросы и всё чаще и чаще проводил время с Эйнджелой, которой его компания была неожиданно приятна.
— Я опоздал, — то ли извинился, то ли констатировал факт зелтрон. — Задержался на работе.
Грэгуар стянул с себя рубаху, на мгновение зажмурился, наслаждаясь касанием прохладного ветра к коже, и уселся рядом с Эйнджелой, с интересом разглядывая голохолст.
— Ничего страшного, — улыбнулась Эйнджела, свернула рисунок и выключила деку, привычно спрятав от окружающих маленький фрагмент настоящей себя.
— Могла бы просто попросить не смотреть, — без всякой обиды заметил Грэгуар. Эйнджела вообще ни разу за время их знакомства не почувствовала в нём ничего, что было бы ей неприятно. Он никогда не лез с расспросами, но всегда с искренним вниманием выслушивал полукровку, если она хотела чем-то поделиться. И ни разу она не ощутила и тени осуждения или неприязни с его стороны. Рядом с ним было хорошо.
Какое-то время они молча наблюдали за кажущимися крохотными фигурками в небе. Хотелось просто наслаждаться тишиной, столь редкой в весёлом и неугомонном Зеларе. Кто знает, почему вид сверху всегда умиротворяет, приводит в глубокое, созерцательное состояние, когда можно часами смотреть на ничем не примечательный пейзаж и чувствовать, будто тебе вот-вот откроется что-то сокровенное? Один знакомый поэт когда-то в детстве говорил ей, что где-то тут, между небом и землёй, проходит грань между божественным и человеческим. Здесь можно прикоснуться к силам, творящим миры. Тогда ей очень нравилась эта история, но теперь Эйнджела искренне надеялась, что никаких божеств, коих в обилии породили религии множества планет, не существует. Нет никакого провидения, особого плана и прочих проявлений высших сил, потому что в обратном случае боги выходили жестокими бессердечными существами, ответственными за всё творящееся зло. А кому понравится мысль, что его судьба находится в руках всемогущего садиста? Куда больше Эйнджелу привлекала зелтронская вера в вереницу перерождений, в каждом из которых ты совершенствуешься и своими поступками меняешь мир и судьбы других существ. Мир, в котором от тебя зависит хоть что-то, нравился полукровке много больше божественной предопределённости. Да и происходящее вокруг при таком подходе обретало смысл. Наверное поэтому ей глубоко в душу запала пара простых слов случайно услышанной песни: 'Этот мир для таких, как мы. Этот мир обречён на нас'.
От этих размышлений её отвлекла едва заметная вспышка в красном небе. Полукровка рассеяно моргнула, посчитав, что ей просто показалось, но за первой вспышкой последовала вторая, затем третья и потом разом заполыхало всё, будто те самые боги наверху устроили шумное празднество. Грэг тоже поднял голову, наблюдая за необычным явлением с увлечённостью ребёнка, ставшего свидетелем редкого, а оттого ещё более восхитительного зрелища. Следом среди вспышек появились стремительно увеличивающиеся в размерах силуэты кораблей, вкруг которых, словно рыбки вокруг левиафанов, сновали мелкие, юркие аппараты, а затем горы содрогнулись от взрыва: на равнину, прямо на одно из фермерских угодий, рухнула объятая пламенем бесформенная туша. Заорали перепуганные птицы, тучей взлетая вверх и тут же сталкиваясь с садящимися десантными кораблями — зловещими разлапистыми транспортниками КНС, ставшими за полтора с лишним года войны известными даже тут, на мирном и спокойном Зелтроне. А над ними зловещей громадой маячила сферическая туша 'Лурехалка' — медленно и неотвратимо опускающаяся, словно рука, готовая прихлопнуть неосторожное насекомое.
