— Тебе лучше заткнуться, — галантно предложил Блэк.
— Как всегда, сама вежливость, — отвернулась Лили.
Джеймс сколько угодно мог нахваливать своего несравненного друга, а всё-таки Блэк — наигнуснейший тип, и Лили проникнется к нему симпатией не раньше, чем у самого Джеймса зародятся к Снейпу братские чувства.
Они шли уже около получаса, всё дальше углубляясь в чудовищный лес. Озвученного старого дуба всё не было и Лили уже начала тревожиться, не заблудились ли они? Она ободрала руки о колючие заросли ежевики, но стоически не проронила ни звука, не желая вновь навлекать на себя насмешки Блэка.
Пальцы Джеймса предупреждающе сжалась на её предплечье:
— Лили?
— Что? — шёпотом откликнулась она.
— Возьми, — ладонь приятно охладила знакомая на ощупь ткань плаща-невидимки.
— Хочешь, чтобы я трусливо спряталась? — ощетинилась девушка.
— Невидимая, ты можешь служить скрытым резервом, а оставаясь на виду, заставишь думать в первую очередь, о твоей безопасности. Меня — так уж точно.
— Хорошо, — нехотя согласилась Лили.
— Голубки, вы там наворковались, или как? — раздался презрительный оклик Блэка.
Перед тем, как накинуть капюшон на лицо Лили, Джеймс проинструктировал:
— Выходи из укрытия только в крайнем случае. Помни, если станет жарко, мы сможем попросту удрать, если тебя защищать не придётся.
— Я всё поняла, — нетерпеливо отмахнулась Лили. — Не подведу, Джеймс, не бойся.
На какое-то мгновение ей показалось, что он сейчас её поцелует, но в последний момент Поттер передумал, и девушка с облегчением выдохнула.
— Ты отдал свой плащ Эванс, Джеймс? — обиженно проскулил Петтигрю.
— А ты надеялся, что Сохатый подарит его тебе? — насмешливо одёрнул его Сириус.
Гриффиндорцы притаились у подножия пологого склона. Ждать пришлось совсем недолго.
— Там кто-то есть, — донёсся до них тихий голос из темноты. Он звучал взволнованно, даже нервозно. — У этого проклятого Поттера, говорят, есть плащ-невидимка? Люмос Максима!
Яркий свет сорвался с палочки, и осветил всё вокруг.
Когда Лили рядом с собой Мародеров не обнаружила, по спине потянуло холодком страха, но мысль о том, что Джеймс никогда не оставил бы её в опасности, подействовала успокаивающе. Лили расслабилась.
В свете заклятия удалось узнать лица противников, это были Яксли и Эйвери.
— Вроде никого, — Эйвери старательно вглядывался в темноту. — Может, послышалось?
— А может, зверь какой? — предположил Яксли. — Да, приходится признать, не торопятся львята что-то... давай возвращаться.
Лили осторожно кралась за слизеринцами. Яксли и Эйвери подошли к костру, у которого грелись Эван Розье и Регулус Блэк. Чуть в отдалении держался Мальсибер, а в тёмной фигуре рядом с ним Лили с содроганием узнала Северуса.
Люпин, видимо, успевший прийти раньше, в окружении шестерых слизеринцев сохранял полное спокойствие:
— Да у тебя, Эван, как я погляжу целая куча секундантов? Ты основательно подготовился к встрече.
— Мы, слизеринцы, всегда основательны, — Розье, судя по всему, уверенно претендовал на роль лидера в этой компании. — Твои-то друзья скоро появятся?
— Я здесь один и никого не жду. Давай быстрее покончим с этим.
— Куда-то торопишься?
— Завтра рано вставать. Да и попросту — не люблю затягивать дело.
— А знаешь, гриффиндорец, ты мне нравишься, — с деланным уважением покивал Розье. — Вернее, понравился бы, если бы не был гриффиндорцем.
Зажав палочку в тонких пальцах, Розье рассек воздух, словно клинком, вставая в боевую стойку:
— Любишь запах крови, львёнок?
— Не люблю, — глаза Люпина оставались тусклыми, как окна с опущенными шторами.
— Всё по-честному, — развёл руками Розье. — Если хочешь убивать, будь готов умереть и сам, не так ли? Старые добрые традиции!
— Ты ведь уважаешь традиции, Люпин? — с вызовом вопросил Яксли. — Или твоя кровь стала слишком жидка для этого?
— Как долго планируете трепаться? — скучающе отозвался Ремус, на миг обернувшись в сторону Яксли.
Розье немедля воспользовался этим, послав в Люпина проклятье:
— Инкарцео!
Даже животные инстинкты Ремуса оказались бессильными против удара в спину. Невидимые путы в мгновение ока оплели его тело, заставив рухнуть к ногам противника.
— Это и есть, в твоем представлении, честный поединок? — не повышая голоса, презрительно спросил гриффиндорец у слизеринца.
Лили видела, как гневно сверкнули жёлтые глаза их друга. Удар был нанесен слишком подло.
— Честно следует поступать лишь с равным себе, — назидательно сообщил Розье, опуская палочку. — Что ж ты молчишь, Лунатик? Даже не возразишь мне?
— Не имеет смысла. Мои возражения до тебя не дойдут. Мы с тобой говорим на разных языках.
— Не хочешь говорить, тогда слушай. Слушай меня очень внимательно, — из голоса Розье исчезла насмешливость, он заговорил предельно серьёзно, почти пафосно. — Ты занял неправильную позицию. Позицию предателя.
— Кого же я предал?
— Ты предал традиции. Ты защищаешь грязнокровок! — тоном прокурора обвинял Розье.
— Я защищаю людей, и плевать я хотел как на их родословные, так и на ваши традиции. Для меня человеческая жизнь дороже всего и я не терплю, когда людей убивают, пытают, приносят в жертву, какими бы красивыми словами эта гнусность не называлась. Люди важнее магии, Эван.
— Ты опять не прав, Ремус. Жизнь это закваска, в ней более сильный пожирает слабого. Магглы называют данный процесс естественным отбором. Для нас вполне нормально использовать магглов для проведения магических ритуалов. Только этот факт оправдывает само их существование в мире. Нашем мире, понял, Люпин?
— Мир не принадлежит не нам, не им. И я не хочу жить в обществе, в котором озвученные тобой этические правила станут нормой.
— Будешь продолжать нести подобную чушь, жить тебе вообще не придётся, — оскалился Мальсибер на высказывание Люпина.
— Значит, тебе, Лунатик, нравится теперешний правопорядок? — шелковым голосом пропел Розье. — Нравится, что мы, словно пещерные крысы, вынуждены прятаться от тех, кто слабее, глупее и примитивнее нас?
— Откуда ты знаешь, что примитивнее? — возразил Люпин.
— Мы должны изменить эти дурацкие порядки! Должны восстановить правильное положение вещей!
— Ты меня вербуешь, что ли? — перебил Люпин, одним взглядом красноречиво выражая всё, что думает по этому вопросу. — Не трудись, Розье. Ни на того напал.
— Ты действительно не боишься, гриффиндорец? 'Кто не с нами, тот против нас' — слышал такое?
— Чего же ждешь? Действуй. Либо прикончи меня, либо отпусти, но не превращай толковое дело в пустой фарс.
— Жаль! Мне действительно жаль, что ты отказываешься понимать простую истину, Люпин, — сокрушенно покачал головой Розье. — Я ведь о том, что ты мне нравишься, говорил вполне серьёзно. Ты честный и храбрый, но — дурак! Не стоило тебе приходить сюда одному, это была ошибка, а за ошибки дорого платят. Эйвери, в штабе тебе, кажется, дали домашнее задание — выучить парочку новых проклятий? Отличная мишень, не находишь? Яксли! Мальсибер! Прикрутите эту падаль, — мотнул Розье головой в сторону Люпина, — вон к тому дереву.
Ремус не делал попыток сопротивляться, всё равно они были бесполезны. Его быстро и накрепко прикрутили к молодому деревцу. Слизеринцы нацелили на Ремуса палочки. Создавалось впечатление, что они делают нечто подобное не впервые, слишком уж отлаженными были их действия. Полетели заклятья, сбивая листья, и в то же самый момент из-за стволов мелькнули три тени — Мародёры прорвались через вражеский круг, закрывая собой привязанного к дереву друга.
— Экспеллиармус!
Палочки слизеринцев просыпались к их ногам, словно яблоки из рога изобилия.
Не колеблясь долее ни секунды, Лили тоже выскользнула из плаща. Она встала по правую руку Джеймса, с вызовом глядя на Северуса.
Лили смотрела и не узнавала сейчас друга своего детства. Перед ней стоял незнакомец с худым злым лицом. Перед ней стоял враг.
— О-о! — насмешливо протянул Розье. — Смотрите-ка, какой неожиданный поворот событий? Действуешь, день за синих, день за красных, да, Эванс? Уж как-нибудь определилась бы с приоритетами, наконец.
— Попридержи язык, Розье.
— А если не придержу, то...
— Силенцио!
Розье с яростью уставился на наглую рыжую девицу, Лили в ответ улыбнулась как можно очаровательней.
— Ну, а теперь будем все хорошими детками. Разойдёмся по-тихому, — предложил Петтигрю. — Проявим благоразумие?
— Ни в коем случае, — выступил вперёд Снейп, словно бы ненароком закрывая собой тех, кто стоял за ним.
— Что такое, Нюнчик? — смерил его презрительным взглядом Джеймс.
— Прикажи своей грязнокровке отдать мою палочку, Поттер. Раз уж мы все собрались для поединка, пусть он состоится. Закончим с тобой то, что начали Розье с Люпином.
— У тебя что, в лесу припрятана ещё парочку сокурсников, готовых ударить мне в спину? — усмехнулся Джеймс.
— Ты отказываешься? Неужели испугался какого-то Блевотника?
Взгляды молодых людей скрестились.
— Не в этой жизни, — засмеялся Поттер.
Лили ушам своим не верила, — повёлся ведь на слабо, как школьник. Впрочем, школьник и есть!
— Верни ему палочку, Лили.
Больно кольнуло сердце: Джеймс почти дословно выполнил требование Северуса, 'приказав своей грязнокровке'.
Она с отвращением швырнула Северусу палочку.
— К барьеру, Нюнчик! — продолжал зубоскалить Поттер.
Джеймс и Северус медленно двинулись навстречу друг другу, обходя противника по широкой дуге. Два выкрика, 'Экпеллиарус' и 'Протего', слились в один. Яркая вспышка озарила лес и вновь наступила тишина.
Ещё выпад. На этот раз проклятия срикошетили о стволы деревьев.
Последовавшие за этим заклинания Лили слышала впервые в жизни. Разноцветные вспышки носились в воздухе, сталкиваясь, рикошетя, рассыпаясь веером ярких искр, похожих на фейерверк, только таящий в себе смертельную угрозу.
— Депримо!
— Ваддивази!
— Депульсо!
— Инсендио!
— Смотри, не укуси себя за хвост, Нюнчик! Не подавись собственным ядом! Инервейт!
— В глубине души ты меня все-таки любишь, Поттер, раз беспокоишься о моём будущем?
— Ступефай!
— Сектумсемпра!
Поттер остановился, хватаясь рукой за грудь, подняв на противника полные изумления и боли глаза. Ноги его подкосились, он медленно опустился на траву.
Лили и Сириус бросились к нему одновременно:
— Джеймс!... Джеймс, посмотри на меня! — рычал Сириус.
— Ты в порядке? — всхлипывала Лили.
— В ближайшие часы твой драгоценный Поттер истечёт кровью и никакой колдомедик ему не поможет, — раздался бесстрастный, жестокий голос Северуса.
— Убирайся! — просипел сквозь сжатые от боли зубы Джеймс.
— Как пожелаешь, — Северус явно намерился последовать данному совету.
— Стой, сволочь слизеринская!!! — заорал Сириус.
У Лили было такое чувство, будто она спит и видит очередной кошмарный сон. Только в самом кошмарном сне мы все равно знаем, что спим, а тут...
Джеймса трясло в конвульсивных судорогах, руки заливало его кровью.
— Эванс! — с какой-то злостной отчаянностью прошептал Сириус, подаваясь вперёд. — Давай, останови своего Снейпа! До лазарета нам Джеймса ни за что живым не донести. Только Снейп может исправить то, что натворил. Чего ты глазами хлопаешь, как сова? Действуй! Ведь речь идёт о жизни Сохатого!
Сириус что, действительно не понимает? Чем горячее будет мольба Лили о жизни Джеймса, тем с большим удовольствием Северус ей откажет. Многолетняя вражда, многолетняя ревность диктовали предрешённый исход.
Нужно найти другой выход. Нужно найти его быстро. Кровь слишком обильно текла из открытой раны на груди Джеймса. Времени на размышления нет, колебаться некогда...
— Розье! — Лили передала слабеющее тело Джеймса на руки Блэка. — Стой! Стой, тебе говорят!
— Ты, часом, не ума ли лишилась, девица, раз решилась мной командовать? — скорее изумленно, чем гневно, откликнулся слизеринец.
— Заставь Снейпа нейтрализовать проклятие. Немедленно, слышишь?
— Или?..
— Или Джеймс умрёт, — Лили приложила всю свою волю, чтобы заставить голос звучать ровно, по-деловому. Словно она просто заключала сделку. — И этой смерти окажется достаточно, чтобы поставить под удар всех вас. Поттер — чистокровный. Подумай Розье, хорошенько подумай! За смерть Джеймса тебя даже Сам-Знаешь-Кто по головке не погладит, а уж про Дамблдора и Визенготом я помолчу. Пусть ты мерзавец, но ты же не дурак? В ваших интересах скрыть всё, что здесь произошло. Помогите Джеймсу, и, слово гриффиндорца, мы будем молчать обо всем, что случилось.
Розье изображал наглую ухмылку, но Лили видела, что он колеблется, и продолжала наседать:
— За применение черного заклятья Дамблдор, исключит вас из Хогвартса. А убийца загремит в Азкабан. Пока ещё не поздно всё исправить, но время уходит...
— Даёте слово, что всё случившееся здесь — здесь и останется? — спросил Розье.
— Сделаем всё от нас зависящее, — пообещал Сириус.
— Слово чести?
— Слово чести.
— Снейп, делай, что должен, и покончим с этим.
— Я никому и ничего не должен, — выдохнул Северус.
— Перестань! — почти визгнул Эйвери. — Он же сейчас сдохнет! Чего ты добиваешься?
— Правда, Северус? — дернулся Яксли. — Нет времени на капризы. Не подставляй нас всех!
— Это была честная дуэль.
— Честная-то, честная. Только дуэли запрещены, — скривился Розье.
Лили чувствовала на себе жгущий взгляд Северуса, взгляд, наполненный ледяной яростью. Чувствовала, что он ждёт её просьб, но знала одно — даже ради Джеймса она не сможет ни о чем попросить его.
Ни сейчас. Ни потом. Никогда.
Было такое ощущение, словно все органы чувств медленно каменеют, нервы теряют чувствительность. Это было почти приятно, как анестезия после длительной болевой агонии. Только потеря чувствительности считается в медицине очень плохим симптомом.
— Разве ты не попросишь меня сохранить жизнь твоему Поттеру, Лили? — в каждом тихо звучащем слове Северуса слышалась уничижающая насмешка.
— Я сделаю всё, что ты прикажешь, — ответила она.
— Тогда встань передо мной на колени.
Этой было уже слишком. Это было уже почти смешно. Вихрь эмоций иссяк.
Лили опустилась на колени, не поднимая глаз, она глядела в землю, пока, склонившись над Джеймсом певучим речитативом Северус читал исцеляющее заклятие.
Над верхушками Запретного Леса начинал брезжить рассвет. Серый, невзрачный. Длинная ночь, наконец-то, подходила к концу.
Собственное тело казалось Лили не своим. Словно она, настоящая, ушла куда-то далеко-далеко, а вместо себя оставила двойника, который до сих пор лишь изредка подавал ехидный голос из потаённых глубин её души. Из сердца ушли и боль, и негодование, и разочарование, и любовь, сделавшаяся в последние месяцы горькой, как настойка полыни.
Прохладный влажный утренний воздух не бодрил, он заставлял трястись от холода.
— Слышите? Что это за хреновина? — насторожился Ремус.