| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Быть джедаем — не обязательно значит использовать Силу, — его голос окреп, на этот раз он знал, о чем говорил. — Это значит — поступать определенным образом… видеть вещи определенным образом. Это значит — ценить жизнь, а не разрушать ее.
— Так же, как и быть садовником.
Оцепенев от воспоминаний, он опустил голову.
— Но я не пытался никого спасти. Конечно, начиналось все с этого — у меня был план — но к тому моменту, когда ты настигла меня на острове-улье, о спасении жизней я уже и не думал. Все, чего я хотел — получить гигантскую дубину, чтобы вышибить йуужань-вонгов из галактики. Все, чего я хотел — нанести им вред.
Она моргнула.
— И это плохо?
— Для меня — да. Это — темная сторона. Это сущность темной стороны. То, от чего ты меня спасла.
— Я спасла твою жизнь, Джейсен Соло. И все. Твои нравственные метания касаются лишь тебя.
Джейсен покачал головой. История его семьи была явным подтверждением того, что темная сторона касается всех вокруг, но он не собирался об этом говорить.
— Ты не понимаешь.
— Возможно, так и есть, — охотно согласилась она. — Похоже, ты пытаешься убедить меня, что то, что ты сделал — неважно. А имеет значение лишь то, почему ты это сделал.
— Совсем не…
— Нет? Тогда скажи мне, Джейсен Соло: если бы ты от начала и до конца преследовал благородную цель спасти тысячи рабов, как это делают настоящие джедаи, что бы ты сделал по-другому? Или ты всего лишь по-другому относился бы к тому, что сделал?
Джейсен нахмурился.
— Я… не совсем это имел в виду…
— Разве то, что ты убил дуриама ради благородной цели, делает его менее мертвым? Или ты думаешь, что для всех погибших дуриамов имеет какое-то значение, убил ли ты их в безудержной ярости или в отрешенном джедайском спокойствии?
— Это имеет значение для меня, — твердо ответил Джейсен.
— Ах, это видно. Пока не теряешь своей джедайской сдержанности, можно делать, что угодно? Пока ты говоришь себе, что это ради жизни? Можно убивать, убивать, убивать, если при этом ты не выходишь из себя? — она покачала головой, удивленно моргая. — Нет ли в этом чего-то нездорового?
— Все эти вопросы давно известны, Вержер. Джедаи задавались ими с самого падения Империи.
— Гораздо дольше. Поверь мне.
— У нас нет по-настоящему правильного ответа…
— У вас никогда его не будет, Джейсен Соло, — она наклонилась и положила руку ему на плечо. И хотя ее прикосновение было теплым и дружественным, в ее глазах можно было увидеть лишь пустоту бесконечного космоса. — Но ты сам можешь быть ответом.
Джейсен помрачнел.
— Это слишком трудно для понимания.
Вержер подняла ладони в беспомощной капитуляции.
— А что легко?
— О, ну да, — вздохнул он. — Я и сам об этом думал.
— Посмотри вокруг, — сказала она. — Посмотри на этот мир: на папоротниковый лес, на неистовые изменения ландшафта, на причудливые краски над головой. Это по-настоящему красиво, правда?
— Я никогда не видел ничего подобного, — честно ответил Джейсен.
— "Понимание" приходит само, да?
— Да. Да, приходит. Иногда, когда я смотрю на звезды, или на дикую природу, у меня появляется чувство, что я могу достигнуть этого понимания… нет, скорее, как ты и сказала, что оно придет само. Как будто оно существует само по себе где-то извне.
— Ты знаешь, что я вижу, когда смотрю на этот мир? Я вижу тебя.
Джейсен замер.
— Меня?
— То, что ты видишь вокруг — плоды твоего гнева, Джейсен Соло. Ты сделал это возможным.
— Это смешно.
— Ты не позволил формовщикам корабля-сеятеля принять решение во время тизо'пил йун'тчилат. Ты сам избрал дуриама, который стал пажкик Йуужань'тар: планетным мозгом. Ты уничтожил его соперников. Ты отдал планету в его власть. Она сформирована в соответствии с его индивидуальностью, а его индивидуальность — это отражение вашей с ним дружбы. Вся эта красота такая, какая она есть — благодаря тебе.
Он тряхнул головой.
— Это в мои планы не входило…
— Но это то, что ты сделал. Думаю, мы договорились, что причины, по которым ты это сделал, волнуют только джедаев.
— Я… Вечно ты все перевернешь с ног на голову, — сказал он. — Делаешь все куда более сложным, чем оно есть на самом деле.
— Напротив: я упрощаю, как только могу. То, что ты видишь вокруг, Джейсен Соло — отражение твоей сущности: искусственная основа из Новой Республики, на которой йуужань-вонги создали нечто новое — нечто, более прекрасное, чем все, что когда-либо существовало в этой галактике.
— То есть как это искусственная основа? — тошнотворная тревога, которая затаилась в его животе, когда он нашел подо мхом дюракрит, снова дала о себе знать. — Где мы находимся?
— На Йуужань'таре, — ответила Вержер. — Или ты так и не понял?
— Нет, я хотел спросить: какой мир это был раньше?
Она вздохнула.
— Ты смотришь, но не видишь. Знаешь, но не хочешь этого знания. Приглядись, и ты найдешь ответ на свой вопрос.
Он хмуро смотрел на папоротниковый лес, на который горы бросали все удлиняющиеся закатные тени. С наступлением сумерек летающих существ там стало больше, и они кругами поднимались все выше и выше, словно охотясь за ночными насекомыми. У них были широкие кожистые крылья и вытянутые тела, заканчивающиеся подвижным рептильным хвостом…
Одно из существ зависло прямо напротив Джейсена, а потом взмыло в темнеющее небо, и не узнать его было невозможно.
Крылан-осоед.
Джейсен произнес:
— Ох.
Теперь он знал также, что за провалы непривычно правильной формы были на далеких горах. И невероятно сложная топография джунглей тоже приобрела свой смысл.
На этот раз его голос прозвучал еще тише:
— Ох. О, нет.
Провалы были окнами. Горы были зданиями. Это место было воплощением кошмара Явина 4: долины и горные хребты были руинами, освоенными инородными формами жизни. Но это случилось не с древним храмовым комплексом на луне газового гиганта — то, что Джейсен рассматривал, было очертаниями целого города величиной с планету, разрушенного до основания и заросшего джунглями.
Так что все, что он мог произнести, было:
— Ох.
Еще долго после того, как Йуужань'тар повернулся к своему солнцу другой стороной, и на джунгли опустилась ночь, Джейсен сидел на мшистом выступе скалы. Под покровом теней, в неровных переплетениях зарослей, играли сине-зеленые и ярко-желтые огоньки. Мост над головой был таким ярким, таким невозможно близким, словно до него можно было дотянуться рукой, и схватиться, и раскачиваться на одном из многоцветных звеньев. Благодаря вращению малых колец, его краски постоянно мерцали и переливались. Ночной пейзаж был подсвечен более насыщенным, более мягким, более рассеянным светом, чем тот, который возникал при любом сочетании четырех лун Корусканта.
Это был самый красивый из миров, которые ему когда-либо доводилось видеть.
Джейсен возненавидел его.
Он возненавидел каждую его песчинку. Даже зажмурившись, он дрожал от гнева, зная, что окружающий его мир никуда не делся. Ему хотелось спалить эту планету. Теперь он знал, что в глубине его души война словно и не начиналась; как будто ничто из того, что произошло после Сернпидаля, не было реальным. У него была тайная — даже от самого себя — уверенность, что однажды все опять будет так, как должно быть… что все будет так, как было всегда.
Что смерть Чубакки окажется какой-то ошибкой.
Что Джейна никогда не обращалась к тьме. Что брак их родителей крепок и надежен.
Что дядя Люк появится в самый подходящий момент, и потом все будут смеяться над тем, какими напуганными они были…
Что тот Анакин, смерть которого он видел, окажется — ну, он не знал… клоном, что ли. Или дроидом; а настоящий Анакин будет где-нибудь на дальнем конце галактики вместе с Чубаккой, но однажды они найдут путь домой, и вся семья снова будет в сборе. И потому он возненавидел мир, простирающийся перед ним. Потому что это место больше никогда не будет их домом.
Даже если Новая Республика каким-то образом переломит ситуацию. Даже если случится чудо, и они снова завоюют Корускант, планета, которую они получат, будет не той планетой, которую они потеряли. Даже если Джейсен найдет дубину настолько большую, что сможет выбить целую расу за пределы галактического горизонта, шрамы, которые они оставили после себя, никуда не денутся. Ничто не излечит его разбитого сердца. Ничто не вернет того Джейсена Соло, который остался только в воспоминаниях: неугомонного Джейсена, гнавшегося за Зекком на нижних уровнях, сердитого Джейсена, в очередной раз провалившего попытку вызвать у Тенел Ка улыбку; Джейсена-ученика, рожденного быть джедаем, но все еще трепещущего не только перед легендой о Люке Скайуокере, но и перед мощью, которую дядино обучение пробуждало в нем; Джейсена-подростка, вытягивающегося под строгим взглядом матери, но все равно задорно перемигивающегося с отцом и сестрой, едва мать отвернется.
"Я потратил слишком много времени, мечтая побыстрее вырасти. Пытаясь вырасти. Пытаясь вести себя, как взрослый…
Теперь все, чего я хочу — это побыть ребенком. Ненадолго. Хотя бы на день. Хоть на час".
Джейсен горько размышлял о том, что, взрослея, мы все больше и больше обращаем внимание на перемены вокруг нас, и начинаем понимать, что эти перемены неизбежны. Что ничто никогда не возвращается к своему первоначальному состоянию. Что вернуться к началу невозможно. Вот что без конца нашептывала ему необычная красота Йуужань'тара: ничто не вечно. Единственное, что постоянно — это смерть. За этими размышлениями проходила ночь. Некоторое время спустя — судя по рисунку созвездий, по-прежнему издевательски узнаваемому в отличие от отчаянно первобытного пейзажа, многие часы прошли незамеченными — он спросил:
— Что теперь?
Вержер ответила из темной папоротниковой чащи. Хотя они не обменялись ни словом с тех пор, как солнце начало закатываться, ее голос был, как всегда, звонким и чистым.
— Я хотела спросить то же самое.
Джейсен тряхнул головой.
— Ты хоть когда-нибудь спишь?
— Пожалуй, я посплю, когда ты заснешь.
Джейсен кивнул. Он уже привык, что все ее ответы были такими. Он подтянул ноги и обнял свои колени, прижатые к груди.
— Ну, так что теперь?
— Ты скажи мне.
— Не надо игр, Вержер. Больше ни одной. И никаких историй о мотыльках, а?
— Неужели то, что произошло — загадка для тебя?
— Я не идиот. Ты тренируешь меня, — нетерпеливым жестом — взмахом кисти — Джейсен словно отбросил от себя что-то отвратительное. — Ты это делала с самого начала. Я выучил больше трюков, чем ящерка-игрунка. Но все равно не пойму, к чему ты меня готовишь.
— Ты свободен делать или не делать что бы то ни было. Ты понимаешь разницу между преподаванием и изучением? Между постижением действия и постижением сущности?
— Значит, в конце концов все свелось к истории о мотыльке.
— Есть другая история, которая тебе нравится больше?
— Я всего лишь хочу знать, какую цель ты преследуешь, понятно? Чего ты хочешь от меня. Я хочу знать, чего мне ожидать.
— От тебя я не желаю ничего. Я желаю только для тебя. И "ожидание" — это слишком абстрактно. Живи настоящим.
— Почему ты просто не объяснишь мне, чему ты пытаешься научить меня?
— Преподает ли учитель… — казалось, сама тьма улыбнулась ему. — Или постигает ученик?
Он вспомнил тот день, когда она спросила у него об этом в первый раз. Он вспомнил, как боль сокрушила его. Он вспомнил, как Вержер поддерживала в нем присутствие духа, благодаря чему он смог измениться; словно сросшаяся кость, он стал крепче в том месте, где раньше был перелом. Джейсен медленно кивнул — больше для себя, чем для нее. Он поднялся на ноги и пошел к покрытой мхом кушетке на самой границе теней, отбрасываемых разрушенными стенами и навесом мягко переливающихся папоротников. Он поднял аккуратно свернутую кожу-тунику и в течение бесконечно долгого момента просто смотрел на нее, а потом пожал плечами и стал натягивать через голову.
— Сколько у нас времени до появления йуужань-вонгов?
— Посмотри вокруг. Они уже здесь.
— Я имею в виду, сколько пройдет времени, прежде чем что-то случится? Сколько еще мы можем оставаться здесь?
— Это зависит от того, — раздался из темноты тихий смех, — Насколько ты измучен жаждой?
— Я не понимаю.
— Мне говорили, что без воды человек может прожить три стандартных дня… четыре или пять, при экономной трате сил. Не будет ли это слишком мнительным с моей стороны — предложить отправиться на поиски воды прежде, чем ты станешь слишком слаб для этого?
Джейсен впился взглядом в темноту.
— Ты говоришь, что я могу сам решать?
— Вот, взгляни на это.
Из тени вылетел бледный, неровный предмет размером с половину кулака Джейсена, подброшенный рукой Вержер. Джейсен инстинктивно поймал его.
В ясном свете радужного моста было видно, что предмет шероховат и неоднороден по структуре, словно обкатанный кусок известняка. На нем были несколько плоских ямок, покрытых черным, смолистым веществом, которые, возможно, были следами от разрыва тканей. Сам по себе этот предмет казался желтовато-белым, как обглоданная кость, но на трещинах и разломах виднелось что-то крошащееся, темное, бурое…
Кровь. Засохшая кровь.
— Что это такое?
Его горло сжал стальной кулак — он уже и так знал, что это такое. Это был имплантант послушания. Зрелое семя. Его имплантант. Вот почему боль ушла. Джейсену следовало бы забросить его в пропасть: прямо в папоротниковые джунгли в километре под обрывом. Ему следовало положить семя на пол и расколотить обломком дюракрита: стереть в порошок. Ему следовало бы ненавидеть это.
Но ничего такого не было. Джейсен уставился на семя с ноющей болью и удивлением, появившимся из-за зияющей пустоты внутри него. Он бездумно задрал кожу-тунику и заглянул под повязку, которой была перевязана его грудь. На том самом месте, куда много недель назад Вержер ударила его, теперь был шрам длиною с его палец — ярко-розовый затянувшийся рубец, излеченный ее слезами, действующими, словно бакта. Он осознал, что ему нужно присесть, и хлопнулся на землю со вздохом, напоминающим звук перегруженных посадочных опор.
— Ты извлекла его из меня?
— Пока ты спал. Ты был без сознания довольно долго, — Вержер медленно выступила из тени и села рядом. — Ты в порядке?
— Я… Я… — Джейсен в растерянности покачал головой. — Я хотел сказать: спасибо. Наверно.
— Разве ты не хотел от него избавиться?
— Конечно… Я имею в виду — конечно, хотел. Я просто… не знаю, — он приподнял имплантант к мерцающему рассеянному свету.
— Оно умерло, да?
Вержер торжественно кивнула.
— Когда семя проникает своими отростками в нервную систему носителя, оно перестает быть отдельным организмом. Это умерло через минуту после удаления.
— Да, — голос Джейсена был чуть громче шепота. — Я просто чувствую… не знаю. Я ненавидел его. Я хотел от него избавиться. Я хотел, чтобы оно умерло… но, ты знаешь, пока оно было во мне… это делало меня причастным к чему-то. Как в Детской. Во время сражения это было похоже на то, будто ко мне вернулась Сила. А теперь…
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
