Главным калибром - огонь!

— Сорок кабельтовых! — вновь протиснувшись в боевую рубку, заорал во всю глотку оглушённый сигнальщик. — Ваш высокблагородие, сорок кабельтовых!

... А, ну, соберись, Евгений Иванович! На тебя смотрят все — от каперанга до последнего матроса! Не время себя жалеть, надеясь на близкую смерть... Как, там, сказано у самураев? Жизнь легка, как пёрышко, а долг тяжёл, как гора? Кто, кроме тебя, знает о будущем? Кто может остановить гибель самодержавия и империи? Сам знаешь — никто! И ты не имеешь права умирать здесь, сейчас! Ты разобьёшь японцев — во что б это ни стало, любой ценой! Иначе конец всему — императору, вере, отечеству...

— Горит! Ваше благородие, головной 'японец' горит! — закричал другой сигнальщик, наблюдавший за вражеской колонной. — Ура!

Расстреливая 'Цесаревича', 1-й боевой отряд попал под ответный огонь сразу четырёх русских броненосцев. Как и японцы, северные варвары поступили аналогичным образом — сосредоточили огонь на флагмане вице-адмирала Того, на броненосце 'Микаса'.

Затем, когда 'Микаса' оказался на траверзе 'Петропавловска', русские взяли на прицел 'Асахи' и 'Фудзи'. На последний перенёс свой огонь и 'Ретвизан', до этого момента лупивший по концевому кораблю 2-го боевого отряда — 'Иватэ'.

По 'Асахи' же дал несколько залпов и 'Пересвет', горящий, прилично разрушенный, но продолжавший держать своё место в строю. Первая фаза боя с крейсерами Камимуры дорого обошлась этому русскому кораблю, пострадавшему не меньше флагмана.

Высокобортный броненосный крейсер по сути, поставленный в одну линию с броненосцами, 'Пересвет' сразу же притянул к себе вражеское внимание. Японские восьми— и шестидюймовые снаряды дважды выводили из строя носовую башню главного калибра, изрешетили попаданиями и осколками все три дымовых трубы, подожгли и уничтожили все катера и шлюпки. Вышла из строя половина казематной артиллерии левого борта, вода заливала пробоину в носовой части корпуса, корабль получил крен в два градуса на многострадальный левый борт. А впереди ещё предстояло расхождение на контркурсе с броненосцами адмирала Того...

Выйдя в море вместе с крейсером 'Новик' и 2-м отрядом истребителей ('французы'), пять миноносцев 1-го отряда под общим командованием капитана 2-го ранга Елисеева всю ночь искали неприятеля. Так никого и не найдя, поутру флотилия обнаружила свою собственную эскадру, возвращавшуюся в Порт-Артур. Часть матросов и офицеров, похоже, уже вздохнула с облегчением, когда наместник отдал новое распоряжение: вновь идти на поиск противника.

'Новик' поднял сигнал 'первому: следовать за мной', и пятёрка истребителей повернула вслед за крейсером. На этот раз поиск оказался успешен — врага наконец-то обнаружили, и легли на параллельный курс, следя за самураями.

Спустя какое-то время противник засёк русские истребители, от общего строя японцев отделилась четвёрка крейсеров, и пошла на сближение с миноносцами. Капитан 2-го ранга Елисеев благоразумно отошёл на юг, а преследователи вступили в бой с подоспевшими 'Новиком' и 'Аскольдом'.

В этот момент 'Бесшумный' обнаружил на горизонте дым, и весть отряд помчался на юго-запад, чтобы провести разведку. Источником тревоги оказался старый китайский пароход, тащившийся из Инкоу в Шанхай. Пароход осмотрели лишь визуально, на ломаном английском переговорили с капитаном, и отпустили, не тратя время на проверку документов и поиск военной контрабанды.

Затем капитан 2-го ранга Елисеев приказал взять курс на Порт-Артур, и повёл миноносцы на шум боя, разгоравшегося где-то за горизонтом. К месту боя истребители 1-го отряда подоспели в тот самый момент, когда эскадра разошлась на контркурсе с кораблями Камимуры, и последний готовился 'сесть на хвост' крейсерам Рейценштейна.

Момент был удачный, поэтому Елисеев отдал приказ атаковать японцев, пока те не изменили курс, и не обрушили на миноносцы всю мощь своей артиллерии. Разойдясь по фронту, вся пятёрка истребителей дала полный ход, стремительно понеслась вперёд, в атаку.

Слепящее глаза солнце помешало японцам вовремя обнаружить подход русского отряда. Сигнальщики 'Идзумо' подняли тревогу лишь тогда, когда до миноносцев оставалось около двадцати пяти кабельтовых. Флагман Камимуры как раз лёг на циркуляцию, совершая поворот влево на восемь румбов.

Следом поворачивали 'Адзума', 'Якумо', и 'Токива'. Чтобы отразить минную атаку, эта четвёрка японских крейсеров открыла огонь изо всех калибров, а затем повернула на юг, пропуская русские торпеды по носу.

'Асама' и 'Иватэ', концевые корабли 2-го боевого отряда, не успели совершить поворот влево, и отвернули в противоположную сторону, ведя огонь на максимуме скорострельности своих орудий. В результате отряд Камимуры распался на две неравные части, полностью развалив единый строй, да ещё и удаляясь на скорости семнадцать узлов от арьергарда русской эскадры.

Атакуя, истребители выпустили по врагу почти весь боезапас — тринадцать торпед, и тотчас отвернули, полным ходом уходя на юг. Одна из торпед 'Бесшумного' не вышла из аппарата, застряв вследствие попадания осколка вражеского снаряда. Впрочем, это выяснилось позднее, в Порт-Артуре, когда минный аппарат был демонтирован с корабля и разобран. А пока все пять русских миноносцев выжимали из своих машин максимум оборотов, выписывая зигзаги, чтобы сбить прицел японским наводчикам. Попаданий избежать не удалось, но все они оказались не существенными.

Осколками разорвавшего рядом 203-мм снаряда накрыло всю среднюю часть корпуса 'Бесшумного', повредив упомянутый минный аппарат, заодно изрешетив обе шлюпки. Получили ранения два матроса, комендоры сорокасемимиллиметровки. В 'Боевой' угодила пара трёхдюймовых снарядов, нанеся кораблю лишь локальные повреждения.

По одному 76-мм снаряду попало в 'Бдительный' и 'Бесстрашный', причём на последнем оказалось двое погибших в расчёте бакового орудия. Нисколько не пострадал только 'Беспощадный', по которому вели огонь левым бортом 'Асама' и 'Иватэ'. Последний, до этого момента жёстко обстрелянный 'Ретвизаном', мог ввести в действие примерно половину артиллерии левого борта, а в одном из двухярусных казематов 'Асамы' продолжалось тушение пожара.

Разглядев довольно-таки успешные действия отряда русских истребителей, контр-адмирал Иессен приказал держащимся с правого борта эскадры миноносцам атаковать колонну японских броненосцев. Ещё во время боя с Камимурой Карл Петрович то и дело поглядывал на идущий следом 'Пересвет', на котором сосредоточили свой огонь японцы. Князь Ухтомский так и не ответил на запрос о состоянии его корабля. Скорее всего, на броненосце просто не разглядели поднятые 'Ретвизаном' сигналы.

Прекрасно понимая, что при столкновении с отрядом Того слабобронированный корабль может стать второй русской потерей в этой войне, Иессен лихорадочно искал выход из положения. И не находил его. Если станет совсем жарко, то единственным вариантом оставалось прикрыть 'Пересвет' корпусом 'Ретвизана', принимая на себя все вражеские снаряды.

'Ретвизан', кстати, к этому времени получил десять попаданий, ни одно из которых не повлияло на боеспособность корабля. На броненосце не оказалось даже ни одного погибшего, лишь дюжина раненых и пострадавших от ожогов нижних чинов. В этот крайне напряжённый момент сигнальщики и доложили, что крейсера Камимуры отражают минную атаку.

Приказ Иессена смогли выполнить командиры всего лишь трёх истребителей: 'Разящего', 'Скорого', и 'Смелого'. Остальные миноносцы находились далеко впереди, на траверзах 'Цесаревича' и других броненосцев, и попросту не видели сигнала контр-адмирала. Идя в атаку, 'Разящий' и 'Смелый' прорезали строй эскадры между 'Пересветом' и 'Палладой' — флагманом Рейценштейна. 'Скорый', в свою очередь, лихо проскочил прямо перед носом у 'Ретвизана'.

Сигнальщики 'Микасы' сразу же разглядели появление на поле боя новых действующих лиц. Поодиночке три русских истребителя не представляли никакой опасности для шести броненосцев, но атакуя сообща, теоретически имели какой-то шанс на успех.

Пару минут вице-адмирал Того разглядывал нового противника, не понимая, зачем русские именно сейчас ринулись в атаку, а затем решил не рисковать, и, сжав зубы, отдал приказ повернуть на один румб вправо. Повинуясь командам Того, артиллерия среднего калибра 'Микасы' прекратила обстрел 'Цесаревича', беря на прицел юркие силуэты миноносцев. Двенадцатидюймовки японского флагмана развернулись в сторону четвёртого корабля в русской колонне — 'Севастополя'. Этот броненосец, как и идущая впереди него 'Полтава', практически не пострадали от огня крейсеров Камимуры, и теперь вели меткий огонь по 1-му боевому отряду.

Тройка 'соколов' прошла всего лишь около двадцати кабельтовых, и, выпустив издалека в сторону врага торпеды, повернула обратно. Огонь японских кораблей оказался весьма плотным и точным: на броненосцы специально собирали лучших наводчиков со всего флота островной империи.

'Смелый' получил целых три попадания трёхдюймовыми снарядами, причём один из них угодил прямо в баковое орудие. Шестидюймовый снаряд сбил на 'Скором' одну из четырёх дымовых труб. В 'Разящий' угодила пара японских 'подарков' сразу двух калибров — 152-мм и 76-мм — повредив котлы, сорвав со станка, и снеся за борт правую сорокасемимиллиметровку. Погибли командир корабля, и пятеро нижних чинов.

Хотя атака этих трёх истребителей и не принесла особой славы русскому оружию, позднее никто не посмел упрекнуть офицеров и матросов в отсутствии профессионализма и храбрости. Выйдя днём в минную атаку на превосходящие силы врага, экипажи миноносцев продемонстрировали адмиралу Того высочайший боевой дух русской эскадры. Если до этого момента командующий Объединённым флотом ещё и лелеял планы выиграть первое же морское сражение, то после стал стремиться только к одному: уйти из-под Порт-Артура без потерь в корабельном составе.

— Ваше высокоблагородие, япошки уже за кормой 'Пересвета'! — бодро проорал чумазый сигнальщик, и в следующее мгновение буквально влетел в боевую рубку, сбив с ног командира корабля. Вся спина и ноги матроса представляли собой сплошное тёмно-красное кровавое месиво.

Рубка содрогнулась до основания, никто не устоял на ногах, помещение мгновенно затянуло едким и удушливым дымом. Кто-то протяжно застонал, кто-то громко закричал от боли. Раненый рулевой мёртвой хваткой вцепился в тяжеленный штурвал, стараясь не сбиться с курса.

Три двенадцатидюймовых фугаса с 'Хатсусе' и 'Сикисимы' стали последними снарядами, угодившими в этом бою в русский флагман. Последними, но натворившими бед больше, чем все предыдущие попадания.

Зацепив в полёте П-образную раму-шлюпбалку, первый снаряд вдребезги разнёс радиорубку, расположенную позади боевой. Второй угодил в фор-марс на фок-мачте, и полностью уничтожил его, ещё и изрешетив осколками расположенную выше прожекторную площадку. Третий фугасный снаряд попал в стену боевой рубки, у самого броневого траверза, закрывавшего вход в неё. Основная масса осколков ушла в сторону, однако, некоторые всё-таки отрикошетили от бронетраверза, угодив внутрь рубки. Ударная волна от взрыва прошлась по помещению, сбив всех с ног.

— Туды-твою-растуды, сволочи! Уроды узкоглазые! Обезьяны малорослые! Вам никогда не сломить Россию, никогда! — во второй раз за день поднимаясь с залитого кровью пола, наместник ругался во весь голос. — Мы придём в ваш вонючий Токио, поднимем микадо на штыки! Разорвём на кусочки вместе с его гейшами!

... Контузия? Лёгкая, тяжёлая? Или что-нибудь похуже? Сотрясение мозга точно есть, — потирая виски, генерал-адъютант помотал головой, пытаясь прийти в себя. — Так, кто ещё живой? Григорович? Старк? А где флаг-офицер?...

Застонал кто-то, лежавший прямо под ногами Алексеева. Это оказался капитан 1-го ранга Эбергард, после взрыва придавленный сразу двумя телами — наместника и мичмана Эллиса. Последний лежал навзничь, глядя в потолок рубки уже невидящими глазами. Рядом с телом мичмана, тряся головой, стоял на коленях командир 'Цесаревича'. Чуть дальше пытался подняться вице-адмирал Старк, похоже, раненый осколками снаряда.

... Он прикрыл меня своим телом, а сам погиб. Такой молодой, — сердце генерал-адъютанта сжалось от тоски и скорби. — Сколько ещё моряков убито в этом бою? Сто, двести, триста? Это цена за наше высокомерие и беспечность. Япония только пугает? Как же! Напала, ударила из-под тишка, всеми силами!...

Наместник шагнул вперёд, подхватил под мышки раненого рулевого, уложил того рядом на пол. Затем ухватился за рукоятки штурвала, сверил курс, и замер, устремив взгляд вперёд, в сторону Золотой горы.

В таком положении — замершим у штурвала — и застал Евгения Ивановича старший офицер корабля, прибежавший в боевую рубку с кормового мостика вместе с матросами. Генерал-адъютант, похоже, ничего не слышал, и с трудом разжал руки, передавая штурвал вновь назначенному рулевому. Затем Алексеев прислонился к стенке рубки, и прикрыл глаза.

Во время этой фазы боя досталось и идущему сразу же за флагманом 'Петропавловску'. Получив с крейсеров Камимуры всего тринадцать попаданий, броненосец не имел каких-либо существенных повреждений. Конечно, пожар на шканцах уничтожил часть корабельных плавсредств, зияла осколочными пробоинами вторая дымовая труба, были разбиты с полдюжины малокалиберных пушек. Зато удалось исправить, и вновь ввести в строй заклинившую, было, шестидюймовую башню, потушить возгорания на корме и баке.

Не обращая внимания на свистящие над кораблём осколки, по мостику бодро прохаживался вице-адмирал Макаров, который, по сути, и руководил продолжавшимся боем. Именно Макаров отдавал команды идущим позади 'Петропавловска' броненосцам, по его приказу проводилось маневрирование огнём, и он же умудрялся держать в голове общую картину сражения.

Когда подошедший с юга 1-й отряд миноносцев схлестнулся с крейсерами Камимуры, вице-адмирал тотчас приказал передать Матусевичу приказ — подойти ближе, и быть готовым к атаке кораблей Того. К сожалению, капитан 1-го ранга замешкался, и подошёл к 'Петропавловску' с опозданием, когда враг уже был на траверзе отряда Рейценштейна. Пятёрка истребителей-'французов' так и проболталась весь бой между своими броненосцами и крейсерами Грамматчикова — 'Аскольдом' и 'Новиком' — не сделав по врагу ни единого выстрела.

Разглядев ринувшуюся в атаку тройку миноносцев, Макаров сразу же понял замысел кого-то из коллег-адмиралов. Восхищённый смелостью командиров и экипажей истребителей, вице-адмирал приказал перенести огонь на второй и третий японские броненосцы, чтобы поддержать действия трёх маленьких русских корабликов.

Артиллеристы 'Петропавловска' открыли стрельбу по 'Фудзи', а 'Полтава' и 'Севастополь' взяли на прицел до этого почти не пострадавший 'Асахи'. 'Ретвизан' же продолжал посылать снаряд за снарядом по японскому флагману: Карл Петрович Иессен прекрасно видел, что на идущем концевым 'Пересвете' внезапно замолкла носовая башня главного калибра, а на баке корабля вновь вспыхнул потушенный, было, пожар.

К концу сражения броненосец под флагом контр-адмирала князя Ухтомского получил очень серьёзные повреждения небронированных частей корпуса. Пара угодивших в бак чуть выше уровня ватерлинии японских снарядов создали здоровенные пробоины, через которые вода сразу же хлынула внутрь корпуса, стремительно распространяясь по кораблю, проникая в отсеки и помещения.