Осколок империи

Агент Федор Панфилов! — приказным тоном вывожу того из состояния психологического шока. — Во избежание неожиданностей разоружите сотрудника особых поручений Сомченко. И присматривайте за ним до поступления новых приказов.

— Да что ты о себе...

Звук взводимого курка 'нагана' заставил чекиста подавиться собственным воплем и побелеть как мел. Ну да, смотреть прямо в дуло револьвера, из которого только что стреляли, ощущение далеко не из числа приятных. Причем стреляли из 'нагана' результативно, по живой мишени. Особенно когда по большей части привык к тому, что боятся исключительно тебя. А тут р-раз, и чекистское звание почему то уже не внушает особого спокойствия.

— Вот так, Федор, 'наган' изъятый к себе в карман убери или там за пояс заткни. А я пока с товарищем Руцисом договорю, с учетом вновь открывшихся обстоятельств.

Был Сомченко белым, а стал грязно-серым. Осознал, что его сейчас вместе с Халиловым по одному обвинению пустить можно. По хар-рошему такому, заключающемуся в нападении на сотрудника ОГПУ при исполнении обязанностей. Вот за ЭТО 'товарищи' чекисты даже своих никогда не прощают. Так что я ласково улыбнулся засранцу и подхватил болтающуюся на проводе трубку. Из нее, кстати, доносился донельзя обеспокоенный голос Руциса:

— Алло! Алло! Леша, что происходит?!

— Прошу прощения, Аркадий Янович, тут у меня небольшая перестрелка вышла.

— Аркадий Янович не глухой, выстрел был хорошо слышен, — в трубке раздалось несколько облегченное ворчание. — Кто?

— На меня с целью убийства напал гражданин Халилов. Пришлось прострелить ему колено. Простите, но справиться без применения оружия со столь физически развитым человеком...

Очередной тяжелый вздох и далее слова одобрения моих действий:

— Правильно сделал, что стрелял в ногу. Мертвый он был бы для нас вреден, а сейчас окажется полезен. Даже не знаю, в сумасшедший дом его или более радикально вопрос решить...

Право слово, мне очень нравится любой вариант, который чекист считает радикальным. Наверняка в нем либо выживание Халилова не предусмотрено, либо жизнь будет такой, что смерть раем покажется. Хорошо, но мало. А чтобы было в самый раз, я сейчас и второго красавца окуну в отходы по самую маковку.

— Извините, Аркадий Янович, нас немного прервали. Я остановился на том, что хотел передать слова, произнесенные Халиловым в процессе убийства. Разрешите?

— Да зачем они мне? — искренне изумился Руцис. — Халилову теперь все равно, что он там раньше всего лишь говорил. Слова и дела имеют разные последствия.

— Прошу прощения, но они могут послужить связью гражданина Халилова с командиром группы. Слушайте... — передав паскудные слова полуподстреленного садиста, я перешел к следующему этапу. — Сомченко, зная всю опасность действий подчиненного для поставленной перед нами задачи, тем не менее всеми силами пытался убедить меня замять случившееся. Обещал, что 'в долгу не останется'. Ну а когда Халилов напал на меня, не было сделано даже попытки остановить его. Мало того, мне пришлось разоружить Сомченко, поскольку я не мог исключить повторное нападение, но уже с его стороны.

Молчание. Похоже, Руцис сейчас лихорадочно размышляет каким образом ему вылезти из заварившейся каши с минимальными потерями. Что ж, поможем чекисту, но с учетом своих интересов.

— У меня есть интересная идея, Аркадий Янович. При успехе она обратит проблемы в возможности. Но для этого мне будет нужно...

— Получишь! Если в твоей идее будет хотя бы тень благоразумия.

— Непременно будет. Но Халиловым и Сомченко придется пожертвовать, как фигурами на шахматной доске...

Делаю умышленную паузу. Вижу, что Сомченко смотрит на меня, словно пытаясь услышать ответ Руциса. Сам знает, что расстояние слишком велико, но ничего не может с собой поделать. А раз так, то ему остается лишь следить за мной, выражением моего лица, надеясь хоть так понять свою дальнейшую судьбу.

Ну что, пробуем поймать цель на эмоциях? А собственно, чем я рискую? Ровным счетом ничем. Улыбаюсь и киваю, словно услышал что-то полностью меня устраивающее. Плевать, что в трубке молчание, ведь Сомченко этого не знает. А тут еще наган в моей руке ме-едленно так поворачивается в сторону проштрафившегося чекиста.

Сработало! Подумавший, что мне велели его пристрелить по тихому, Сомченко решил использовать свой единственный, как он думал, в подобной ситуации шанс — побег на рывок. 'На атанде', как говорят воры. Вот только провокация с моей стороны была в расчете как раз на такие действия. Его бросок с двери закончился плачевно — пулей в правое бедро. А следом и вторая прилетела — в левое полужопие, когда чекист уже свалился на уже далеко не чистый пол. Беззвучно свалился. Похоже, болевой шок. Ну да и черт с ним, не дохлый и ладно.

— Что там опять за стрельба?! — негодующий голос Руциса звучал с такой силой, что мне пришлось отвести трубку от уха. — Вроде Халилов уже не может...

— Сомченко, Аркадий Янович, — с деланным сочувствием вздыхаю. Простите, буквально на секунду... Федор, Халилова и Сомченко перевязать и связать. И оттащи их в кухню что ли. Потом сразу обратно. Снова простите. Аркадий Янович, сами понимаете, вокруг полное безумие.

— Я уже ничего не понимаю... — почти простонал вконец замученный круговоротом дурных событий чекист. — Все словно с ума посходили!

— Гражданин Сомченко, явно опасаясь за свою дальнейшую судьбу, попытался совершить побег. Мне пришлось вновь применить оружие и прострелить ему ноги. Ну то есть одну ногу и одну, прощу прощения, задницу, — не обращая внимание на короткий смешок собеседника, я продолжил упражняться к бюрократизме. — Полагаю, что побег был вызван тем, что Сомченко заранее знал о попытке Халилова убить меня. Увидев же, что его подельник-подчиненный потерпел неудачу, а сам он, будучи обезоружен, не представляет для меня угрозы... Попытался сделать единственное, что ему оставалось, то есть бежать.

— В моем доверии не сомневайся, но...

— Есть один абсолютный свидетель — агент второго разряда Федор Панфилов. Он все видел и слышал. Также все слышала, но по причине нахождение в соседней комнате и в связанном положении не могла видеть дочь хозяина квартиры, Устинова Елена Витальевна. Я надеюсь, что это будет достаточно, особенно учитывая некоторые другие доказательства.

— Есть и доказательства...

— Конечно, побольше уверенности в голосе. Начальство это любит. — Но сейчас я бы хотел начать исправлять то, что почти удалось уничтожить этим двум... Если вы не возражаете, то...

— Иди, занимайся делом. Если что нужно, то говори.

— Раз уж вы предложили. Эксперт-криминалист из тех, чья репутация безупречна. Можно даже с понятыми, но из не болтливых. И пусть с черного хода, без шума... Хотя шума уже хватает, но не хочется усугублять.

— Через полчаса-час будут. Врач?

— Лишним не будет. Фигурант сильно избит, его дочь после истерики. Но тоже шум не нужен.

— Это НАШ врач, Лешенька, — вновь надел привычную маску заботливого дядюшки Руцис. — Не забивай свою голову мелочами, я все устрою. Тебя ждет более важная работа. Не подведи меня, дорогой. Остаюсь поблизости от аппарата.

Все, повесил трубку. Ну да я и так получил все, что хотел. Что до последних штрихов к портрету, так для этого мне помощь точно не требуется. Нужно лишь отсутствие помех и... свидетелей. Вот и займемся всем этим, время еще есть.

Глава 7

'Где утверждается советская власть, там не будет трудовой крестьянской собственности, там в каждой деревне небольшая кучка бездельников, образовав комитеты бедноты, получит право отнимать у каждого все, что им захочется.'

В.О. Каппель, генерал-лейтенант, командир Волжского корпуса

'Приказ ? 01721 (под грифом 'секретно'), за подписью временно исполнявшего обязанности командующего Кавказской трудовой армией А.Медведева:

'...Член РВС Кавфронта тов. Орджоникидзе приказал: первое — ст. Калиновскую сжечь; второе — станицы Ермоловская, Закан-Юртовская, Самашкинская, Михайловская — отдать беднейшему безземельному населению и в первую очередь всегда бывшим преданным Соввласти нагорным чеченцам: для чего все мужское население вышеозначенных станиц от 18 до 50 лет погрузить в эшелоны и под конвоем отправить на Север, для тяжелых принудительных работ; стариков, женщин и детей выселить из станиц, разрешив им переселиться в хутора или станицы на Север; лошадей, коров, овец и прочий скот, а также пригодное для военцели имущество передать Кавтрудармии'

Г.К. Орджоникидзе, близкий соратник Джугашвили (Сталина), член ЦК, Председатель ЦК ВКП(б), народный комиссар Рабоче-крестьянской инспекции СССР

Необычная ситуация, откровенно говоря. Я, искренне ненавидящий ОГПУ и находящийся под чужой личиной аккурат в этой структуре, стою и размышляю, как бы это на официальных основаниях окончательно 'утопить' двух чекистов. И ведь точно знаю, что получится. Начнем!

— Федор! Этих вредителей перевязал?

— Как смог, — сначала слышу ответ, а потом вижу и самого Панфилова, входящего в комнату и вытирающего руки мокрым полотенцем. — Я ж не дохтур.

— Врач скоро сюда приедет. А ты пока сделай вот что... Вот этого вот страдальца, — взгляд в сторону измордованного, но уже начинающего постанывать Кустинова. — Да-да, его. Перетащи в соседнюю комнатку. К дочери. Аптечку туда же и по возможности постарайся привести его в порядок.

— Сделаю что могу. А с его дочерью что? Она ж того, полуголая и связанная...

— Найди халат какой-нибудь, пусть оденется. Развяжи конечно, но дверь закрой. Она сейчас не в себе, так что следи, чтобы не выбежала. Никакой силы не применять. Ясно? Тогда выполняй.

Если разложить по полочкам все необходимые действия, тоне приходится потом скрипеть зубами по поводу того, что подчиненные опять накуролесили. Проверено временем.

Проследив, что Федор нашел какой-то женский халат, от нес его в комнату. Где находилась дочь Устинова, а затем и его. В чувство приходящего, туда же потащил, я двинулся на кухню. Проверить, как там два недостреленных поживают. А поживали они именно так, как и следовало. То есть плохо поживали. Оба были живы и даже пришли в сознание, но вид был весьма жалкий. Связанные по рукам и ногам, в неумело наложенных повязках. Прелесть! Но при этом пытались о чем-то переговаривать. Тихо так, явно с целью, чтоб никто их не услышал. Нет уж, вам роскошь простого околочеловеческого общения предоставлять явно не стоит. Да и вдруг в дурные головы придет идея начать орать изо всех сил. Особенно хорошо это может получиться у Халилова. Сам большой. Голос громкий... Нет уж, мне такого счастья и даром не надо!

Полотенцами кухня уже успела обеднеть, но кое-что еще имеется. Ага, вот одно, а вот и второе. На кляпы пойдут в самый раз.

— Скажите 'а-а'! — подмигиваю двум чекистам, которые смотрят, словно кролики на удава. — И вообще, не все ж вам кляпы на других использовать. Жизнь, она порой переменчива.

Спустя минуту и несколько попыток что-то пискнуть, оба кляпа заняли полагающиеся им места. Ну а в кухне воцарилась полная тишина. Красота да и только. Можно было уходить, вот только сделать это не попрощавшись... Всегда стремился избегать любых проявлений дурного тона. По возможности конечно.

— Я не прощаюсь, так что соскучиться не успеете...

По глазам обоих было видно, что скучать по мне точно не собираются. Но если во взгляде Халилова была незамутненная ненависть, то Сомченко смотрел с обреченностью смертника. Понимал, что раз я решил в скором времени вернуться, то явно не просто так. Впрочем, он был прав, но что это меняет? Ровным счетом ничего.

Так, и что у нас в комнате. Что волею случая стала основным местом действия разыгрываемой драмы? Хозяин дома уже оттащен в соседнюю комнату. Дверь туда закрыта. Доносятся голоса, но прислушиваться к ним недосуг. Есть другие. Куда более важные дела.

Внимательно осматриваю тело жены Устинова и понимаю, что не ошибся. Три очень красивых и дорогих колечка с камешками, изумрудный кулон, серьги с теми же камнями. Дорогие украшения и это радует. Они послужат хорошими декорациями.

Достаю из карманов куртки тонкие кожаные перчатки и надеваю. Все, теперь про отпечатки пальцев можно и нужно забыть. И... неприятный элемент — снятие украшений с трупа. Серьги из ушей вынимаю аккуратно, а вот кулон надо сорвать пожестче, чтобы след на шее остался. Во-от, самое оно. Теперь останется след на шее. Остаются. Кольца. Снимать их с трупа та еще морока. Пальцы малость распухают и без заметных следов колечки с пальцев не снять. Но мне именно это и требуется.

Вуаля! Ценные вещички сняты, следы присутствуют. На теле, но необходимо еще их наличие на ювелирных изделиях. Ага, это я про отпечатки пальцев. Пока их нет, но будут, стоит вернуться на кухню и приложить пальцы Халилова к золотишку. А вот Сомченко от этого нюанса пока избавим. Будет недостоверно, если его пальчики на цацках обнаружатся. Зато пальчики Халилова — это нормально, аутентично, если научно выражаться.

Что же до Сомченко, то тут должно быть нечто другое, более подходящее. Например, большая сумма денег. И хотелось бы ее найти для создания совсем уж неопровержимых доказательств.

Значит начинаем искать. Где обычно люди прячут деньги? О, вариантов тут довольно большое количество, но ведь многое зависит и от особенностей мышления того или иного человека. А в определении этих самых особенностей поболее прочих разбираются две категории людей: работники уголовного розыска и их извечные антагонисты, то есть представители криминального мира. С первыми я как-то не сподобился пообщаться в должной мере, а вот со вторыми... Детство после потери ВСЕЙ семьи протекало вот в такой вот малоблагополучной среде. Отсюда и многие неожиданные для человека благородного происхождения навыки.

Что имеем? Устинов — человек, занимающий солидное положение в наркомате внешней торговли, имеющий право выезда за границу и часто им пользующийся по служебным делам. Значит определенную часть наверняка слил в тамошние банки, тут гадать не приходится. Но и дома подобные люди держат немаленькую сумму. Ближе к телу. Так сказать. В белье не прячут, ниша или простенький сейф за картиной — предсказуемо, а потом маловероятно. Даже при беглом обыске такие захоронки находятся на раз-два.

Тайники — дело другое. Ванная комната, пол или стены... Точно не мебель, потому как хранить запасы в том, что могут вынести из дома — не лучшее решение. Осматриваю комнату. В которой нахожусь, но ничего подозрительного не наблюдаю. Комната дочери? Точно нет, Устинов вряд ли стал бы использовать место, где живет самый дорогой ему человек в таких целях. А если спальня? Стены нормально, плинтуса... тоже естественные. А если поднять ковер? Ага, вот оно! Кажется, нашел. Небольшой участок паркета немного выделяется. Не цветом, скорее положением. Самую малость пониже прочих, да еще и щель одной стороны слишком уж большая. Остается только приподнять, к примеру. Обычным ножом. А здесь ножей нет. Свой использовать? Вот уж нет, ищите дураков в другом месте.