molnii

— Ты встретишь монстров и пострашнее, Перси. Куда страшнее, прежде чем завершишь его.

— Что... что завершу?

— Свой поиск, разумеется. Так ты берешься за это дело или нет?

Я быстро взглянул на Гроувера, который скрестил пальцы.

— Хм, сэр, — сказал я, — вы ведь до сих пор так и не сказали мне, в чем он заключается.

— Ну, в этом самое трудное, в деталях. — Хирон скорчил недовольную гримасу.

По долине вновь раскатился гром. Грозовые тучи уже почти достигли полосы прибоя. Насколько я мог видеть, море и небо слились в громокипящую волну.

— Посейдон и Зевс, — сказал я. — Они сражаются из-за чего-то очень ценного... чего-то, что было похищено.

Хирон и Гроувер переглянулись.

— Как ты узнал об этом? — Кентавр подкатился ближе ко мне.

На лице у меня выступила испарина. Ох, как бы мне хотелось придержать свой болтливый язык!

— Погода с самого Рождества стояла такая странная, будто небо и море борются между собой. Потом я говорил с Аннабет, и она сказала, что нечаянно услышала что-то о похищении... И... мне снились такие сны.

— Я знал это! — выдохнул Гроувер.

— Молчи, сатир, — приказал Хирон.

— Но это его поиск! — Глаза Гроувера горели от волнения. — Так должно быть!

— Только Оракул может вынести окончательное решение. — Хирон провел рукой по своей колючей бороде. — И тем не менее, Перси, ты прав. У твоего отца с Зевсом вышла величайшая ссора за последние несколько столетий. Они борются за нечто очень ценное, что было украдено. Точнее говоря, из-за жезла, изрыгающего молнии.

— Из-за чего? — нервно рассмеялся я.

— Не воспринимай это так легкомысленно, — предупредил Хирон. — Речь не о какой-то там обернутой фольгой безделушке, которой вы забавлялись в младших классах. Речь идет о двухфутовом бронзовом цилиндре высшей небесной пробы, снабженном с обоих концов божественными взрывчатыми веществами.

— Ух ты!

— Жезл Зевса-повелителя! — произнес Хирон, распаляя себя. — Символ его власти, с которого были скопированы все остальные жезлы, мечущие молнии. Первое оружие, изготовленное циклопами для борьбы с титанами, жезл, поразивший молнией вершину горы Этна и низвергнувший Кроноса; жезл повелителя, по сравнению с которым все ваши водородные бомбы выглядят просто шутихами!

— И он пропал?

— Похищен, — уточнил Хирон.

— Чем?

— Кем, — поправил меня Хирон, никогда не выходивший из роли учителя. — Тобой.

У меня буквально отпала челюсть.

— По крайней мере, так полагает Зевс. — Хирон воздел руку. — Во время зимнего солнцестояния на последнем совете богов Зевс повздорил с Посейдоном. Повод был, как всегда, пустяковый: "Мать Рея всегда любила тебя больше!", "Воздушные катастрофы более зрелищны, чем кораблекрушения!" и тому подобное. После чего Зевс обнаружил, что его жезл пропал. Утащили из тронного зала прямо у него из-под носа. Зевс моментально обвинил в похищении Посейдона. Теперь слушай: бог не может просто отнять у другого бога символ верховной власти. Это запрещено древнейшими божественными законами. Однако Зевс убежден, что твой отец подговорил сделать это кого-то из героев.

— Но я не...

— Наберись терпения и выслушай, мальчик, — произнес Хирон. — Подозрительность Зевса не лишена оснований. Циклопы-кузнецы пребывают в самой глуби океана, что позволяет Посейдону определенным образом влиять на тех, кто выковал жезл его брата. Зевс полагает, что Посейдон похитил жезл повелителя и теперь приказал циклопам тайно изготовить целый арсенал незаконных копий, с помощью которых он замыслил свергнуть Зевса с трона. Зевс не был до конца уверен только в том, кого из героев Посейдон избрал, чтобы похитить жезл. И вот Посейдон открыто признает тебя своим сыном. Ты был в Нью-Йорке на зимних каникулах. Ты легко мог прокрасться на Олимп. Короче, Зевс считает вором — тебя!

— Да я никогда не был на Олимпе! Ваш Зевс совсем спятил!

Хирон и Гроувер одновременно с тревогой посмотрели на небо. Тучи не расступились над долиной, как обещал Гроувер. Они неслись прямо над нами — тяжелые, как гробовая доска.

— Эх, Перси, Перси... — упрекнул меня Гроувер. — Мы никогда не используем бранных слов применительно к нашему повелителю.

— Скорее, это паранойя, навязчивая идея, — предположил Хирон. — Опять-таки Посейдон уже не раз пытался подсидеть Зевса. Помнится, это был тридцать восьмой вопрос вашего выпускного экзамена...

Он посмотрел на меня так, словно я действительно мог припомнить какой-то там тридцать восьмой вопрос.

Каким образом кому-то могло взбрести в голову обвинить меня в том, что я похитил оружие, принадлежащее богу? Я не мог стянуть даже кусочка пиццы, которой Гейб угощал своих покерных гостей, чтобы не попасться. Хирон ждал ответа.

— Что-то насчет золотой сети? — брякнул я наобум. — Посейдон, Гера и еще какие-то боги поймали Зевса и не хотели выпускать, пока он не пообещает править лучше?

— Точно, — произнес Хирон. — И с тех пор Зевс никогда не доверял Посейдону. Конечно, Посейдон отрицает, что он украл жезл. Он страшно разгневался, когда ему предъявили обвинение. Оба месяцами продолжали препираться, угрожая войной. И вот являешься ты — последняя капля, переполнившая чашу.

— Но я всего лишь мальчишка!

— Перси, — вмешался Гроувер, — поставь себя на место Зевса. Твой брат строит козни, чтобы свергнуть тебя, затем он же внезапно признает, что нарушил священную клятву, принесенную после Второй мировой войны, что он — отец нового героя, которого может использовать против тебя... Неужели это не заставило бы тебя усомниться?

— Но я ничего не сделал. Мой отец, Посейдон, не мог же он действительно украсть жезл своего повелителя?

Хирон испустил тяжкий вздох.

— Большинство разумных наблюдателей сходятся на том, что воровство не в стиле Посейдона. Но бог морей слишком горд, чтобы попытаться убедить в этом Зевса. Зевс потребовал, чтобы Посейдон вернул жезл после летнего солнцестояния. Оно наступит двадцать первого июня, через десять дней. Посейдон же хочет, чтобы в этот день ему принесли извинения за подозрения в воровстве. Я надеялся, что дипломатия восторжествует, что Гера, или Деметра, или Гестия образумят братьев. Но твое появление еще больше разгневало Зевса. Теперь обратного пути нет. Если кто-нибудь не вмешается, если жезл повелителя не найдут и не вернут Зевсу до солнцестояния, — быть войне. Можешь ли ты себе представить, что значит полномасштабная война, Перси?

— Паршиво, да? — предположил я.

— Представь себе хаос, который воцарится в мире. Природа восстанет против самой себя. Олимпийцам придется выбирать между Зевсом и Посейдоном. Разрушения. Резня. Миллионы погибших. Западная цивилизация превратится в такое огромное поле битвы, что Троянская война по сравнению с ней покажется детской игрой в солдатики.

— Паршиво...

— И ты, Перси Джексон, первый испытаешь на себе гнев Зевса.

Пошел дождь. Волейболисты прекратили игру и в полном ошеломлении уставились в небо.

И это ненастье на Холм полукровок навлек я. Зевс наказывал весь лагерь из-за меня. Я был взбешен.

— Значит, я должен найти этот дурацкий жезл и вернуть его Зевсу? — раздраженно поинтересовался я.

— Разве можно придумать более совершенное и мирное жертвоприношение, чем сын Посейдона, возвращающий Зевсу принадлежащее ему по праву? — вопросом на вопрос ответил Хирон.

— Но если у Посейдона его нет, то где тогда эта штука?

— Полагаю, что я знаю это. — Хирон помрачнел. — Часть пророчества, явленного мне несколько лет назад... теперь некоторые из его строк мне понятны. Но, прежде чем я поясню свои слова, ты должен официально возглавить поиск. Можешь спросить совета у Оракула.

— Почему вы не хотите прежде сказать мне, где жезл?

— Если я сделаю это, ты слишком испугаешься, чтобы принять вызов.

— Веская причина, — ответил я, сглотнув.

— Так ты согласен?

Я посмотрел на Гроувера, который ободряюще кивал мне головой.

Ему-то легко. Ведь Зевс намеревался убить именно меня.

— Ладно, — сказал я. — Все лучше, чем превратиться в дельфина.

— Значит, настал час спросить совета у Оракула, — кивнул Хирон. — Ступай наверх, Перси Джексон, на чердак. Когда вернешься — надеюсь, что в здравом уме, — мы поговорим еще.

* * *

Четыре пролета наверх, и ступеньки закончились зеленым люком.

Я потянул за веревку. Люк распахнулся, и навстречу мне с треском опустилась деревянная лестница. Теплый воздух наверху пах плесенью, подгнившим деревом и чем-то еще... запах, запомнившийся мне еще с уроков биологии. Рептилиями. Так пахнут змеи.

Задержав дыхание, я стал взбираться по лестнице.

Чердак был забит всяким древнегреческим хламом. Доспехи густо затянуло паутиной, когда-то ослепительно блестевшие щиты разъела ржавчина, у стены громоздились друг на друга старые корабельные рундуки из кожи с наклейками "Итака", "Остров Цирцеи" и "Земля амазонок". Длинный стол был уставлен стеклянными сосудами, в которых плавали заспиртованные мохнатые лапы, огромные желтые глазища и другие части тел монстров. На стене висел пропыленный трофей, похожий на голову гигантской змеи, но с рогами и зубами, как у акулы. Табличка гласила: "ГОЛОВА ГИДРЫ N 1, ВУДСТОК, Нью-Йорк, 1969".

Возле окна на деревянном стуле с тремя ножками сидел самый отвратительный экспонат из всех — мумия. Но не обычная мумия, завернутая в тряпки; это было сморщенное и высохшее до невозможности женское тело. Открытое летнее платье висело на ней мешком, наряд дополняли множество ожерелий и лента на черных длинных волосах. Тонкая, как пергамент, кожа лица стягивалась к макушке, а на месте глаз поблескивали белые стекловидные щелки, словно туда вставили кусочки мрамора. Эта женщина была уже очень давно мертва.

Глядя на нее, я почувствовал, как по спине у меня забегали мурашки. Изо рта мумии вырвались клубы зеленого дыма, которые толстыми завитками стали сворачиваться на полу, шипя, как двадцать тысяч змей. Я повернулся с намерением добраться до люка, но он был уже наглухо задраен. Доносящийся ниоткуда голос зазвучал у меня в голове, вползая в ухо, как змея, и кольцом обвиваясь вокруг моего мозга: "Я — дух Дельфийский, пророчествующий от лица Аполлона, убийцы могучего Пифона. Приблизься, ищущий, и спрашивай".

Я хотел было ответить: "Нет, спасибо, извините, я ошибся дверью, мне нужен туалет".

Но я заставил себя сделать глубокий вдох и постарался успокоиться.

Мумия была не живая. Она представляла собой отвратительное вместилище чего-то такого... некой силы, клубившейся вокруг меня зеленым туманом. Но присутствие этой силы не было зловещим, как моя математичка миссис Доддз или Минотавр. Скорее, у меня возникло ощущение, ассоциирующееся с тремя прядильщицами судьбы, которых я видел на шоссе за фруктовым прилавком: нечто древнее, могучее и определенно нечеловеческое. Но не заинтересованное в том, чтобы меня убить.

Набравшись духу, я спросил:

— Какая судьба мне уготована?

Вращаясь, дым сгустился, обволакивая меня и стол с заспиртованными органами монстров. Внезапно появились четверо мужчин, сидящих вокруг стола и играющих в карты. Теперь я мог ясно различить их лица. Это был Вонючка Гейб и его дружки.

Кулаки у меня непроизвольно сжались, хоть я и понимал, что эта партия в покер не может быть реальной. Это всего лишь иллюзия, сотканная из тумана.

Гейб повернулся ко мне и произнес скрипучим голосом Оракула: "Ты отправишься на запад и встретишься с богом, который изменил".

Дружок Гейба, сидевший справа, посмотрел на меня и сказал тем же голосом: "Ты найдешь украденное и вернешь его в целости и сохранности".

Дружок слева бросил две фишки и объявил: "Ты будешь предан тем, кто называет себя твоим другом".

И Эдди, наш управляющий, изрек самое мрачное пророчество: "И в конце концов ты не сможешь спасти самое главное".

Фигуры стали растворяться в дымке. Поначалу я был слишком ошарашен, чтобы вымолвить хоть слово, но, увидев, что туман, сплетаясь, превращается в огромную зеленую змею и вновь заползает в рот мумии, вскричал:

— Постой! Что ты имела в виду? Какой друг? Чего я не смогу спасти?

Хвост змеи исчез в зеве мумии. Она откинулась назад, прислонившись к стене. Мумия так плотно сжала губы, что можно было подумать — она не открывала рта уже по меньшей мере сотню лет. На чердаке снова все стихло; это было просто заброшенное помещение, забитое старыми экспонатами.

У меня возникло чувство, что я могу простоять здесь, пока не покроюсь паутиной, но умнее от этого не стану.

Моя аудиенция у Оракула закончилась.

* * *

— Ну, как? — спросил меня Хирон.

Я тяжело опустился в кресло рядом с карточным столиком.

— Она сказала, что я найду и верну украденное.

— Отлично! — Гроувер придвинулся поближе, возбужденно жуя остатки банки из-под диетической колы.

— Что именно сказал Оракул? — настаивал Хирон. — Это важно.

Голос рептилии по-прежнему звенел у меня в ушах.

— Она... она сказала, что я отправлюсь на запад и увижу бога, который изменил. Найду украденное и верну его в целости и сохранности.

— Я так и знал! — воскликнул Гроувер.

— Что-нибудь еще? — спросил явно неудовлетворенный Хирон.

Я не хотел рассказывать ему все до конца.

Какой друг предаст меня? Не так уж у меня много друзей.

И что касается последних слов — мне не удастся спасти самое главное, Оракул посылает меня на поиск и при этом говорит: "Да, кстати, ты опозоришься".

Как я мог в этом признаться?

— Нет, — ответил я. — Это все.

Хирон изучающее скользнул взглядом по моему лицу.

— Хорошо, хорошо, Перси. Но знай: слова Оракула часто имеют двойной смысл. Не стоит сильно ломать над ними голову. Правда никогда не становится окончательно ясной, пока события не совершатся.

Кажется, Хирон понял, что я скрываю от него нечто плохое, и старается меня утешить.

— О'кей. — Меня обуревало желание сменить тему. — Так куда мне идти? И кто этот бог на западе?

— Подумай, Перси, — сказал кентавр. — Если Зевс и Посейдон ослабеют в войне друг против друга, то кто выиграет?

— Кто-то третий, кто хочет получить преимущество? — ответил я наугад.

— Совершенно верно. Некто, затаивший злобу, кому выпал несчастливый жребий с тех незапамятных пор, когда мир был поделен на три части, чье царство станет только могущественнее с притоком миллионов мертвецов. Некто, ненавидящий своих братьев за то, что они вынудили его дать клятву не иметь больше детей, клятву, которую оба впоследствии нарушили.

— Аид. — Я вспомнил о своем сне и о зловещем подземном голосе.

Хирон кивнул.

— Повелитель мертвых — единственная возможная кандидатура.

Гроувер поперхнулся кусочком алюминия.

— Постойте-ка, кто? Ч-что?

— За Перси пришла фурия, — напомнил Хирон. — Проследив за юношей и удостоверившись в том, кто он, она попыталась убить его. Фурии подчиняются только одному повелителю — Аиду.

— Да, но... но Аид ненавидит всех героев, — возразил Гроувер. — Особенно если он узнал, что Перси — сын Посейдона...