-А и не надо команд по линии вашего непосредственного начальства. Я представляю...
Теперь и галстуконосец что-то услышал. И повернулся ко мне спиной, всматриваясь в черное небо. Из темной степи на нас накатывался булькающий, со свистом, звук заходящего на цель боевого вертолета. Вот с него ударила мощная фара, вот световой луч нащупал нашу группу у шлагбаума, протянулись длинные тени, грохот моторов стал нестерпимым. Вертолет завис и мягко опустился в пылевую тучу. Из клубов пыли быстро выскочила фигура в камуфляже. Отряхиваясь, к воротам скорым шагом подходил старший смены охраны насосной станции Сергей Петрович Тихонов. Ну, ни хрена себе! Где это Петрович такого левака поймал? Вы знаете, сколько стоит час его полета? Вертолет вновь взревел, погнал на нас еще одну мощную волну пыли и, включив аэронавигационные огни, увеялся в ночь.
Я покосился на ген-майора. Радости у него на лице не было. Легкими движениями холеной ладони он пытался привести свой костюмчик в порядок. Ну, это дело бесполезное — тут и пылесосом не обойтись. А вот нечего по степям в таком костюме мотаться. Раз ты генерал-майор, так будь добр — на военный объект в форме! Ну, это не моя проблема!
Тут Петрович подошел к нам вплотную.
-Спасибо, капитан. Вы свободны.
И ждет ведь, удавчик песчаный, что я немедленно растворюсь прямо в воздухе! Что я, впрочем, и сделал — медленно пошаркал к беседке. Ставить чай. Не буду мешать большим мальчикам меряться пиписьками!
Глава 20.
Оказалось, что наш сувенирный электрический самоварчик топил я еловыми шишками абсолютно зря. Не сложилось наше чаепитие с московским начальством. После непродолжительного, но весьма экспрессивного обмена мнениями у шлагбаума, мимо меня на территорию объекта прошли гости, возглавляемые злым до дрожи гитарной струны Петровичем. По крайней мере, морда у него была совершенно белая. Может, свет на площадке такой? Не знаю...
Я так и остался суетиться за столом в беседке, а комиссия по проверке несения караульной службы на насосной станции начала шустрым челноком мотаться по объекту. Петрович, гремя связкой ключей, шел, как и полагается настоящему ключнику, справа и немного сзади московского боярина, отмыкая по его команде старые, рассохшиеся двери и включая тусклые, сорокасвечовые лампочки. Привлеченные светом, радостно и злобно звенели комары. Боярин благожелательно кивал, выслушивая краткие комментарии начальника смены охраны, и белой ручкой хлопал осатаневших от дармового корма кровососов. В подвал с картошкой москвичи, как и следовало ожидать, не полезли. Ну, леди с дилижанса, — сами понимаете... Хотя, — я их вполне понимаю, — туфли у них были совершенно обалденные. В темноте светились дорогим блеском.
Прошло буквально минут десять-пятнадцать, как проверка закончилась. Петрович привел гостей в беседку, шуганул меня от завершения чайной церемонии, и выложил на скрипящую, стерильную до медицинских показателей операционного стола клеенку журналы дежурств, входящих и исходящих телефонограмм, книгу учета посетителей и прочую бюрократическую хренотень. Барин с интересом уткнулся в бумаги. Майор Амбарцумов потрошил свободные амбарные книги. Специалистами они были хорошими, и уже через некоторое время боярин в чине генерал-майора, слегка покачиваясь с пятки на носок, что-то начал негромко втирать Петровичу. Видимо, сулил ему либо вечную каторгу, либо квартальную премию. Петрович сдержанно кивал и имитировал телодвижения, означающие желание немедленно кинуться устранять вскрытые недостатки.
Я отхаркался и с удовольствием запустил в темноту такой плевок, что явно перебил ТТХ планируемого на ночь запуска на сверхдальнюю дистанцию. Ген-майор посмотрел на меня и благостно улыбнулся. Затем, не пожалев для юного вохровца генеральского кивка, но не допустив к лобызанию ручки, с достоинством отправился к своему черному членовозу. Горячий майор прикрывал ему спину как в боевой операции. Пробрало, значит, суку! Понимает, что кирпич из темноты может запросто прилететь.
Петрович пулей метнулся к трансформаторной будке, и через пару секунд там заныл стартер нашего 'УАЗа'. Поравнявшись со мной, командир кинул короткое 'Жди!' и бодро запылил вслед плавно покачивающему своими прожекторами по барханам внедорожнику. Я плеснул себе представительского чайку и приготовился ждать. Только перед этим у меня образовалось срочное, безотложное дело. Нет, не отлить — с предстательной железой у меня пока еще все в порядке, тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! Надо было срочно отсыпать.
Я и отсыпал. Из мешочка, приготовленного для друга-архимага, я отложил золотого песка в двойные мусорные пакеты. Килограмма по четыре... больше тащить будет тяжело. Связав пакеты, я закинул их на многострадальную шею и полез в подземелья. Там я бросил песок на стол отправки корреспонденции. Без меня уйдет к адресату. А я свои обязанности на сегодня выполнил все. Можно и отдохнуть. Попью чайка, покурю, посмотрю на старты ракет. Замечательное, скажу я вам, зрелище! Недавно пускали отсюда — так даже в Иране и в Израиле паника поднялась! Весь интернет был забит сообщениями — НЛО, мол, на Землю напало, спасайся, кто может! Вот и посмотрю еще разочек. Да и начальника подожду... Выкинув из кружки особо наглого комара, я расслабился и приготовился получать наслаждение.
Не нужный более свет мощных прожекторов я убрал, и ночное небо сразу приблизилось к беседке, подавляя и зачаровывая меня сказочным сиянием звезд. А вы давно смотрели в звездное небо? Кристально чистое, безбрежное, без пыли, смога и гнойной ртутно-желтой подсветки городских фонарей? О-о! Вы много потеряли! Бегите из города, устраивайтесь к нам на работу, чтобы вот так, попивая чаек и наслаждаясь сигаретой, можно было смотреть и проваливаться... лететь... парить до головокружения в этой прекрасной, живой, сверкающей красоте!
Кстати, а где Кошак? Что-то я его давно не видел.
-Кошак, мальчик, ты где? Напарник, сыпь сюда! Кыс-кыс-кыс... Ушли плохие дяди, ушли уже. Никто тебя стрелять не будет!
Минуты через полторы из темноты нарисовался хвостатый сторож. Всем своим видом он давал понять, что никоим образом не трусил, не скрывался на помойке, а лежал в засаде, в боевом охранении, защищая московских гостей от угрозы нападения страшной енотовидной собаки. Пришлось стимулировать бойца парой-другой килокалорий. Теперь мы с ним сидели вместе, бок о бок. Я курил, уставившись на яркие звезды, а напарник вылизывался. Известное утверждение Канта о звездном небе над нами, формулирующее два основных направления и два основных источника его философии, Кошака явно оставило равнодушным... Скорее всего, кот Канта не читал. Мда-а... Ох уж мне это семейство кошачьих! Одно слово — вещь в себе.
Наконец, вдали запрыгали полосы света. Электронный ябеда тут же подтвердил, что к нам едет командир. Я включил самоварчик и принес чистую кружку. Ждем-с... Сейчас разбор полетов будет. И раздача конфет и плюшек, ага... скорее — плюх.
Поставив горячий драндулет в стойло, на свист самовара вышел атаман. Чело его несло следы глубоких переживаний и внутренней борьбы.
-Ну, что тут у вас произошло, Афанасий? Докладывай!
-Да ничего и не успело произойти, Петрович... Я только и сподобился генералу в удостоверение заглянуть, как ты этаким разгневанным Саваофом из машины на грешную землю спустился. Ты чаек-то наливай, наливай... Отдохни малость, расслабься — на тебя смотреть страшно. Вот ты мне скажи, командир, что это тебя так перепугало, что ты аж на ковре-вертолете сюда ночью прилетел, а? Может, хватит в детские тайны играть?
Полковник, гоняя желваки, тяжело посмотрел на меня.
-Детские тайны, говоришь... Эх, Афанасий! Подальше тебе надо держаться от этих тайн, подальше... мал ты еще. Плесни мне что ли... Да нет! Не чаю, водки плесни.
Я засуетился, меняя чайный стол на водочный. Наконец немудреная закуска заняла свое место, и я плеснул полковнику сразу грамм сто. Себе налил на два пальца. Мне надо было держать голову в холоде... Интересный разговор предстоял.
Петрович маханул стакан, звучно выдохнул и закусил вяленой рыбкой. Я сразу набулькал ему следующую порцию. Петрович глянул на меня, но промолчал. Я поднял свой стакан и приглашающе улыбнулся начальнику. Молча выпили, закусили, разом потянулись к сигаретам.
-Он ведь тебя колоть приехал, сука московская... Узнал, что меня и Кости нет поблизости и примчался. Вербануть хотел, не иначе... У-у, сволочь! Змея подколодная.
-Да за что же ты генерала-то так, Петрович? Мужик ласковый, душевный. Шестерку свою вон как одернул, когда он на меня чуть с кулаками не полез.
-Ласковый, да... Я его еще с Афгана знаю. Там он и кличку свою заработал — 'Слизень'. Без мыла в жопу влезет. А потом и вывернет ее наизнанку... Однажды он вот так, ласково и душевно, зазвал одного полевого командира в гости, на той. И постреляли их всех. Здорово он нам тогда нагадил! Сразу почти все оперативные контакты оборвал. Знаешь, каких трудов стоило вернуть доверие людей? Там же среди душманских вождей не все отморозки были. С некоторыми вполне можно было иметь дело... По крайней мере — спасать наших пацанов из плена. А он, сука, орден захотел заработать! На чужой крови... И этот, майор его, тоже ему подстать. Спецназовец хренов... привык людей резать. Ты с ним поосторожней, Афанасий. Гад он, каких мало. Вон, смотри... Первая пошла.
Я быстро оглянулся. На северо-востоке в черное небо резко лезла оранжевая точка. Звука старта, конечно, слышно не было. До пусковой позиции было километров сорок-пятьдесят. Но я помнил этот ужасающий, сковывающий позвоночник инстинктивным страхом питекантропа перед тираннозавром, рев стартующей ракеты. Приходилось мне бывать на пусках. Впечатляющее зрелище! И слышище тоже.
Мы помолчали.
-А что ему тут понадобилось, Петрович? Ты же сам говорил, что ничего у нас тут нет. Приходи и смотри...
Петрович молча пожевал губами.
-Оно как посмотреть, Афанасий. Молод ты еще, сынок. Молод и наивен, честен... Ты извини, я не подшучиваю над тобой, и обидеть не хочу. Ты, когда службу тянул, небось, всех вокруг видел лишь как замечательных парней? Верных друзей-товарищей, а? Которые и спину прикроют, и последнюю сигарету пополам?
Я робко кивнул. Подумал — и кивнул утвердительно.
-Вот и я о том же... — грустно прокомментировал Петрович, — мал ты еще и зелен. Не терла тебя жизнь, не била наотмашь. Ты знаешь, когда стало ясно, что прогнило что-то в датском королевстве? Когда прошла устная команда не возобновлять служебные контракты с офицерами, которые начинали служить и состоялись как чекисты в КГБ СССР. Когда у спецслужбы государства не стало противника, мать его! Одни друзья вокруг, ты понимаешь? Когда на руководящие должности полезли вот такие вот слизни... Когда офицеры ФСБ занялись не только противодействием иностранным спецслужбам, но и крышеванием банков, производств, частного бизнеса. Э-эх, твою мать!
Петрович безнадежно махнул рукой. Я понимающе смотрел на него. Про это говорил и мой дед.
-А с недавних пор стали мы чувствовать чье-то странное внимание. Осторожное подкрадывание. Присмотрелись, проверились — а это он, Слизень, заинтересовался вдруг нашим объектом! Видать, нарыл что-то в архивах, паразит. И засуетился. Выгоду, что ли, почуял какую?
Я замер. Вдруг Петрович резко сменил тему.
-Ты, Афанасий, пока тут пузо в одиночестве грел, ничего странного на объекте не замечал?
Теперь запнулся я. Говорить или нет? Раз пошла такая пьянка — могу ли я утаивать от моих старших товарищей то, что произошло? Петровичу я бы, пожалуй, и рассказал. Ну, намекнул хотя бы... А вот Костя? Кто он такой? Нет, помолчу пока...
-Да ничего вроде такого особенного, Петрович, я не видел. Так... обычные аномальные явления!
-Шутишь все... Ну, шути-шути... Что крутишься, как глист в заднице? Спросить что хочешь?
-Ага, спросить. Командир, а что ты сам прилетел? Что Костю не направил? Он же в городке ракетчиков живет, а? Ему всяко ближе бы было...
Командир вновь внимательно посмотрел на меня. Внимательно и задумчиво. Потом решился.
-В Москве Костя живет. Когда здесь бывает, то или на объекте дежурит, или в городке в гостинице обитает.
-Эка! А что не из Магадана мужиков сюда ни пригласили поработать?
-Из Магадана не надо, далековато все же будет. А Костя не только живет в Москве. Он там еще и работает. Костя — заместитель председателя нашего всероссийского общества ветеранов спецслужб.
-Во как! Да кто же он есть-то на самом деле? Простой вроде мужик?
-Ага, мужик он простой, надежный мужик, крепкий. Трудовая династия в третьем поколении. У него и дед, и отец в органах работали. И он, само собой, служил. И дослужился до генерал-лейтенанта, между прочим!
-Ого! А тут под твоим началом, простым сторожем, значитца, служит? А почему?
-Какой ты приставучий, аналитик... Нужно так. Это место для него много что значит.
-Может, расскажешь, командир? Что бы я опять не ошибся.
Петрович покрутил стакан по столу, помолчал и решился.
-Расскажу... Хоть мы с тобой пока пуда соли и не съели, рискну. Я деда твоего помню, замечательный мужик! Как, кстати, он?
-Жив-здоров дед! Это крепкое поколение было, сам знаешь.
-Знаю, видел. Ну, слушай! Но о том, что я тебе сейчас расскажу — молчок! Полный. Никогда и никому, ясно?
Я утвердительно замотал головой.
-Дело в том, Афанасий, что Костин отец пропал без вести. На нашем объекте и пропал. Костя тогда только-только родился. Еще пеленки пачкал.
-А отец Кости был...
-А отец Кости был заслуженный боец. Орденоносец, фронтовик. Он служил в одном хитром силовом подразделении МГБ. И, как сказала под большим секретом Косте его мать, однажды, летом 1953 года, его направили в командировку на наш полигон. Из этой командировки он не вернулся. Вот так-то, Афанасий. Косте удалось по некоторым архивным данным установить, что тогда на полигоне погибли или исчезли без следа две группы спецназеров. Шесть человек. По документам финансистов были проведены выплаты в связи с утратой кормильца, назначены пенсии. Понял? И Костя считает, что его отец исчез именно в наших подвалах, ясно тебе? Вот и не может он это дело бросить. Ищет, все ищет Костя своего отца. Ищет, и надеется в конце концов его найти. Живого или мертвого. Хоть какие-то следы.
Я глубоко задумался. А картинка-то начала понемногу проявляться. Складывается кое-что.
-Слушай, командир, что я тебе сказать хочу...
-Потом скажешь, Афанасий. Вон, вторая пошла...
Я даже не стал отвлекаться на пуск ракеты.
-Нет, ты погоди, Петрович! Дело в том...
-Дело в том, Афанасий, что ты сейчас пакуешь свои манатки, а завтра я тебя отправляю домой! И это не обсуждается!
-Петрович, так мне еще шесть дней...
-Я подежурю твои шесть дней. Все одно — надоело мне в госпитале мотаться. Лучше я тут на песочке поваляюсь, порыбачу, в себя хоть приду. Да и Костя завтра-послезавтра должен подтянуться. А ты — домой! И без разговоров. Все, что я тебе сказал — забыть! Никому, понял? И не возражай, так надо, Афанасий, ты уж мне поверь.
