Спускаюсь и начинаю заниматься хозяйственными делами: дров для костра, лошадей почистить, покормить и привязать к дереву. Вот и солнце давно минуло зенит.

— Торквемада, остаешься за главного! — усмехнувшись, продолжаю: — Ужин, так и быть, можешь не готовить.

Когда добираюсь до поляны, солнце уже скрывается за горизонтом.

— Ты уже собрал посох? — вместо приветствия, произносит волхв.

— Три части, но сейчас мне нужна твоя мудрость.

— А когда принесешь мне его? — продолжает гнуть он.

— Думаю что осенью. Так ты мне поможешь?

— Придется, — мужчина подходит к границе круга, — что у тебя стряслось?

Коротко пересказываю последние приключения, делаю акцент на том, что повредил энергоканалы тела запредельными нагрузками и опуская малозначимые детали.

— Хм, — волхв начинает перебрасывать посох из руки в руку, — никогда с таким не встречался. Приходи завтра после полудня — мне нужно подумать.

Киваю и ухожу. Эх, еще один день потерян. А там скоро весенняя распутица, да и казаков придется нагонять по пути в Москву. Думал вместе с ними из Раздора ехать, но видно не судьба. И почему фортуна всегда поворачивается ко мне своими нижними девяносто?

Плотно ужинаю и погружаюсь в транс, совмещенный с медитацией — посмотреть, что в организме происходит.

Все еще хуже, чем было: каналы зияют разрывами, видны потемнения. Ешкин кот, неужели снова менять тело?! Суккубе под хвост такое бессмертие! Ну почему, почему я не изучил хотя бы основы целительства, пока был на Земле, пусть и альтернативного? Стал обычным боевым магом, только группы поддержки не предвидится!

Спать, спать и еще раз спать! А то так и до харакири додумаюсь.

Выспаться не удалось, снова кошмары. Правда, меня удивляет, что новых лиц не прибавилось, хотя уже многих в этом мире на тот свет отправил. Не то чтобы меня это огорчало, скорее наоборот, просто удивляюсь.

— Как, вспомнил что-нибудь? — интересуюсь у волхва.

— Нет, — качает он головой. — Единственное, что пришло в голову — принести жертвы богам...

— В них уже давно не верят, да и капищ не осталось.

— Ищи! Это наша вера! — он бьет посохом по земле.

— Ты определись, мне капища искать или твой посох? — язвительно спрашиваю я.

— Не играй словами, смертный!

— А ты не указывай мне! — огрызаюсь в ответ. — Не можешь помочь — так и скажи! И не надо мне невыполнимые советы давать!

— Ладно, извини. Но никогда о таком и не слышал, и тем более не встречал.

— Ясно. Вернусь, когда добуду посох.

Вернувшись на пляж, вижу, что костер почти прогорел. Подбрасываю поленьев и раскуриваю трубку.

Нет, должен быть какой-то способ исцелиться самому, должен! Помнится, когда прогонял сырую ману по каналам, то самочувствие улучшалось. Ритуал провести самостоятельно я не могу. Искать еще одного мага, который согласится мне помочь? С тем же успехом могу и капища поискать!

На колени ложится Торк и начинает негромко мурчать. Машинально поглаживаю его. Поменять тело? Так сколько времени придется потратить на его поиски и преобразованию в тело мага. Ладно, попробую идейку, если не получится, то буду искать другое решение. Или залягу на дно где-то на полгодика, и не буду отсвечивать. Только не нравится моей деятельной натуре этот вариант.

В очередной раз погружаюсь в транс. Сосредотачиваю внимание на самом маленьком разрыве вдоль позвоночника. Начинаю сгонять к нему всю доступную энергию. Резерв быстро пустеет, а изменений не видно. Начинаю тянуть силу из перстня...

Да, получилось! Сросся! Только это было самое маленькое повреждение, а маны ушла прорва! Практически три моих резерва, да и времени много потратил на это. Хм, значит, примерно два-три дня на каждое повреждение. Думаю, месяца за два-три управлюсь, да и то при условии, что не буду колдовать!

Ой, что-то есть захотелось. Первый котелок каши уничтожаю подчистую, но голод все не уходит. Варю добавку.

— Знаешь, — говорю коту, — если аппетит будет таким после каждой попытки, то припасов нам не хватит, а тебя есть жалко.

Он смотрит на меня как на дурака, подходит и бьет лапой по рюкзаку.

— Это тонкий намек, чтобы я рыбы наловил?

Торквемада презрительно фыркает.

— Молчал бы, лошадь Пржевальского, — достаю снасти. — Нет, мне с каждым днем все больше и больше кажется, что ты был человеком. Но за мерзкий характер тебя превратили в кота и послали мне, в наказание за все грехи!

— Ловись рыбка большая и маленькая, — приговариваю, забрасываю блесну в воду, — но лучше жирная и очень большая...

Два часа ловли и всего несколько окуней. Костлявые они, только уху из них и варить.

На сегодня все, а завтра казаков нагонять. Убираю снасти и начинаю чистить улов, пока он не замерз.

Утро встречаю в приподнятом настроении — первый, пусть и робкий, шажок к излечению сделан! Снова чищу зубы древесным углем с помощью пальца: что поделать, раз забыл положить щетку и прочие банные принадлежности? Эмаль белоснежная, десны не кровоточат и все это без современной химии. Предки не дураками были, котелок у них еще как варил!

Ух, километров двадцать семь за день проехал, да и медитацию на скаку практически освоил. Хотя должен признать — сложно сосредоточится и расслабится, когда тебя трясет. Теперь приготовить еду и можно снова своим здоровьем заняться...

Утро, а я только закончил, но хоть удачно. Разогреваю уху на углях, делаю зарядку и быстренько подкрепляюсь. Часть вареной рыбы отдаю коту.

— Хорошо тебе, ты всю ночь дрых! — говорю ему с легкой завистью в голосе. — А у меня такое ощущение, что мешки с цементом тягал на своем горбу.

Торквемада флегматично дергает хвостом, не отрываясь от завтрака.

— Можно ехать, — допиваю отвар и убираю котелок в рюкзак.

Хвостатый привычно отправляется за пазуху, а я в седло.

— Вперед, залетные! — несильно бью пятками под ребра коня.

Сначала все же гляну книги, доставшиеся от азовского колдуна, а уж потом займусь медитацией.

Первую бегло пролистываю и убираю в сумку — арабскую вязь мне не понятна. Придется искать переводчика, и смешно будет, если это окажется какой-нибудь религиозный текст! Вторая, как я уже заметил раньше, на латыни. Причем классической, ну это и неудивительно.

Кое-как продираюсь через первые страницы текста — больно почерк перегружен разнообразными завитушками. Я сказал бы, что автору сей рукописи, не в колдуны надо было идти, а в дизайнеры или ювелиры. Такие шедевры из под его рук выходили бы!

Продолжаю чтение. Это оказывается личный дневник. Нет, этому колдуну надо было в писатели идти, давно так не смеялся! "Только я припал к упругим персям будущей жертвы, как не заметно вошел учитель и принялся избивать меня своим дубовым посохом, приговаривая: "Не смей портить ценный материал!". А когда закончил воспитывать меня, то пообещал, что если такое еще раз повторится, то гурий у меня будет много, только мне будет все равно. Что бы это могло значить?". Или вот: "Учитель показал, как подчинить человека своей воли. Почему тот раб так прижимался и облизывал меня? Неужели это был вампир?!".

Периодически встречаются описания заклинаний и ритуалов, но ничего интересного или полезного. Хм, насколько я понимаю, то этот колдун входил в какую-то то ли секту, то ли ковен. Значит, мне придеться еще и опасаться их мести?!

Дневник зияет пробелами: не днями или неделями, а целыми годами. В последней трети колдун становится все мрачнее и немногословней. В основном идут жалобы на то, что его окружают "дети баранов и шакалов, которые не ценят вековую мудрость". Ого, он еще и некромантией увлекся! Надо было ему все же голову отрубить, а лучше раздробить на куски. М-да, теперь еще и его мести следует опасаться! Приму за правило: всем колдунам, магам и так далее, отрубать и сжигать голову. Это похлеще контрольного выстрела промеж глаз будет.

Эх, а создание той молнии не описано. Жаль, интересное было заклинание. Закрываю книгу, занимательное было чтиво.

О, уже темнеть начинает. Через часик можно будет останавливаться на ночевку. Из-за чтения маны подкопить не удалось, тогда хотя бы высплюсь.

Пока каша булькает на костре, решаю осмотреть раны. Разматываю бинт на руке и снимаю тампон. Вроде немного затянулась. Значит надо снова сделать компресс. Надеюсь, что лошадям это сильно не повредит, да и сцежу на этот раз немного, чтобы только на примочку хватило.

Поел, хвостатого нахлебника и коней накормил. Медитация и спать до утра.

Все тот же единообразный пейзаж, все тот же ветер, кидающий снежную крупу в лицо. Надоело! Да, вот так и скатываются в апатию...

Фух, еще два дня и я достигну Раздора! Лечение идет ни шатко ни валко: где-то одну пятую повреждений энергоканала вдоль позвоночника залечил и все. Еще и припасы заканчиваются, да и раны не заросли. Что-то не везет мне в последнее время.

Накаркал вчера — четверо кочевников на хвосте висят! И судя по нарядам не бедствуют: у всех поверху кольчуги надеты. И не убить, и не оторваться, со злости готов седло грызть!

— Не подведи, — шепчу, прижимаясь к конской шее, — хлебом до отвала накормлю, только не подведи...

Бросаю короткий взгляд назад: всадники начинают настигать меня. Бой принимать нельзя — все лечение пойдет насмарку!

Зубами стягиваю перчатку с левой руки и прижимаю камень перстня к конской шее. Начинаю подпитывать лошадь крохотными порциями чистой маны. Она издает звук, похожий на всхлипывание, но начинает бежать быстрее.

Ешкин кот! Тут до донской столицы казаков где-то два дневных перехода и ни одного разъезда, что за бардак?! Или безостановочно зипуны пропивают?!

Отвязываю поводья заводного коня. Хорошо, что свои вещи вожу с собой. Эх, как мне не хватает безразмерной сумки!

После избавления от второго скакуна, разрыв между мной и кочевниками начинает увеличиваться. Несильно, но заметно.

Погоню продолжается уже четвертый час. М-да, а у каждого из них по два заводных. А мана в перстне все убывает. Если к закату ничего не изменится, то придется принимать неравный бой с неизвестным концом. Сейчас бы пару гранат — взорвал бы лед за спиной, выиграл бы какое-то расстояние. Но чего нет — того нет.

Вдали, справа на холме, различаю какой-то смутный силуэт. Потихоньку начинаю забирать в ту сторону: выглядываю выезд на крутой берег Дона.

Вскоре силуэт превращается в строение: высокая сторожевая вышка, связанная из не ошкуренных бревен. Сверху наблюдательная площадка, крытая связками камыша. Там стоит мужчина, подробностей разглядеть не могу.

Где этот подъем на берег?! Перстень почти пустой, да и морда коня в пене, скоро падет! Вот почему-то именно в такие моменты особенно сильно хочется жить!

Кисть правой руки плотно прижата к шее лошади, так что кое-как, но расстегиваю кобуру обреза и взвожу курок левой. Освобождаю ноги из стремян и крепче сжимаю конские бока коленями.

— Держись, — заклинаю скакуна, — вывези до подъема, дальше постараюсь сам управиться!

Леший закрути этого наблюдателя! Спит что ли?!

Вон вроде более пологое место, попробую там.

Конь с трудом поднимается на вверх берега и начинает заваливаться в сторону. Я спрыгиваю из седла в противоположную сторону. Смотрю в сторону вышки, а вон и казаки едут. Проснулись...

До них еще метров двести, а первый всадник уже выскакивает рядом со мной. Разряжаю в него патрон со свинцовой картечью. Один готов.

А дальше все завертелось каруселью: кочевники, казаки, блеск стали, оскаленные конские морды. Звуки тяжелого дыхания, пронзительное ржание, невнятные ругательства и крики.

Победили... Без сил опускаюсь на снег, окрашенный в красный цвет как кровью, так и предзакатным солнцем.

— Ты кто такой? — спрашивает казак, остановивший коня рядом со мной.

— Путник, — безразлично отвечаю я, не поднимая головы, — можешь Лисом называть.

— Так это ты, — в поле зрения появляются носки сапогов, — "птичку" поймал?

— Значит, они добрались до вас?

— Еще вчера. Вставай, дам тебе сопровождающего — к атаману поедешь! А то после рассказов кошевого он очень хочет с тобой встретиться.

— Сейчас, — набрасываю иллюзию на глаза, пережидаю приступ острой боли и иду к своему скакуну.

— Ты что делаешь?! — вскрикивает казак, видя, как я пью лошадиную кровь.

— Пить хочу, а воду или кровь — мне уже все равно, — говорю, вытирая рот тыльной стороной ладони.

— Микола такой же, — подает голос другой всадник. — Видать тоже татары в предках были.

— Свечку не держал, но я считаю, эту землю своей родной и буду биться за нее до последнего вздоха.

— Ой, любо сказал! Сейчас братья коней поймают, да Андрей дорогу тебе покажет.

Пока есть время можно и труп обыскать. Массивный перстень, да массивный золотой браслет — больше ничего ценного нет. А остальных не я убил, тут все просто: кто убил, того и шкура. Жаль дробь терять: магию не используешь, а вручную ее долго выковыривать!

— Садись, и езжайте, а мы тут приберем, — говорит старший, когда остальные пригнали коней.

— О, они и мою лошадку захватили! — вскидываю рюкзак за спину, опираюсь ногой в стремя и взбираюсь в седло своей заводной лошадки. — А то пришлось бросить — один в чистом поле четверых не одолел бы.

— Зато нам добычу привел, — усмехаются казак, пока остальные обшаривают трупы и переметные сумки кочевников.

Заглядываю за пазуху: Торк вцепился в покрышку бригантины когтями и недовольно зыркает на меня зелеными глазами. Осторожно поглаживаю его сквозь балахон.

— Ранили что ли? — интересуется старший, проследив за моим взглядом.

— Нет, — приглаживаю бородку, — кот со мной странствует.

— Зело странный ты, да и креста у тебя не видно. Колдун?

— Какой есть, не все православные, но и веру поганых и лыцарей не принимал. Нет, кое-что знаю, кое о чем ведаю.

— Ведун значит, — кивает старший, убирая руку с шашки. — Ой как ты на Миколу-то похож, правда, он без кота.

— Одно дело делаем — Русь святую бережем...

Казаки крестятся. Видать правильно сказал, а значит, меньше дурной молвы обо мне пойдет. Двое всадников остаются возле трупов, а третий, видимо тот самый Андрей, направляет коня вдоль берега.

— К полуночи доедем, — негромко произносит он и подгоняет коня.

Вот и Раздор... А неплохое место выбрали: остров, на слияние двух крупных рек, густой пойменный лес, да и множество проток, где можно легко от врагов укрыться.

— Почти на месте...

Как же хорошо, что у меня осталась возможность видеть в темноте! И никаких зелий глотать не нужно! Хотя луна сегодня яркая, снег лежит — светло как днем!

— Нас свои в темноте не подстрелят? — перебиваю, заметив часовых, прохаживающихся по крутому земляному валу.

— Да не должны, — с сомнением в голосе, протягивает он.

— Ты хоть крикни, а то обидно будет.

Метров за триста он останавливает коня.