Тайпэн. Миротворец.

В круг каганов, подволакивая левую ногу, медленно вошел тайпэн Ли Хань. Его доспехи были с ног до головы забрызганы подсохшей кровью, левая рука покоилась на перевязи в грубых лубках, а лицо императорского вассала украшали распухший багровый нос и пугающие черно-лиловые пятна. Следом за Ли в зал незаметно проскочил каган Тортугай, занявший место у резной колонны.

— Вы задаетесь вопросом, зачем я собрал вас здесь и именно сейчас? — Хань обвел притихших кочевников усталым раздраженным взглядом. — Уж поверьте, у меня была причина, смотреть на ваши постные лица, будучи в таком состоянии.

Тайпэн попытался рассмеяться, но как-то сам собой перешел на булькающий хриплый кашель, от которого большинство манеритов невольно поморщились либо содрогнулись. Отхаркавшись и сплюнув на мраморный пол тягучей кровавой слизью, Ли Хань продолжил.

— Двое моих друзей лежат сейчас при смерти, и ни один лекарь в Империи не сможет сказать, выживут они или нет. Они даже не скажут, есть ли хоть какой-то способ их излечить. Я сам не знаю, смогу ли протянуть до полудня, или что-то внутри все-таки лопнет, и тайпэн Хань просто сдохнет, воя как бешеный шакал и валяясь на земле в корежащих судорогах. Но я готов к этой смерти, потому что принимаю ее не ради своего тщеславия и спеси, а ради своей службы, ради долга перед своим государством и ради всех людей в пределах, дарованных нашим народам великим Небом! И, тем не менее, так просто умереть я не могу, ведь у меня осталось еще одно нерешенное дело, которое связано с вами, мои братья-вассалы! Мне как-то пришлось успокаивать и призывать к порядку три десятка пьяных нукеров. Тогда я напомнил им о чести кочевья и долге перед каганом, но вот никогда бы не подумал, что мне придется повторять этот урок еще раз и для столь почтенного собрания! Да и, как ни странно, я почему-то не особо надеюсь при этом на быстрый положительный результат...

Снова закашлявшись, Ли поднял руку, показывая, что он недоговорил, и призывая остальных к молчанию. Впрочем, вряд ли кто-то из каганов решился бы сейчас задавать вопросы или выдвигать претензии.

— Империи нужен мир с тиданями! Это воля Императора, а значит и наша воля! Вы играете своим статусом, вы не готовы отринуть личные интересы в угоду нуждам государства, вы не желаете служить Нефритовому Трону, а лишь хотите пользоваться привилегиями, что дает эта служба. Но привилегии идут лишь вместе с ответственностью, верностью и разумными действиями во благо этой страны. Или вы поймете это, или станете для нас бесполезны. Но, как я уже сейчас вам сказал, мне некогда ждать вашего просветления, я — слуга воли своего повелителя, и не привык слушать глупости, когда делаю то, что мне было поручено. Как только я закончу со своими делами в Сиане, я отправляюсь в Кемерюк. К этому моменту у меня должны быть грамоты ото всех вас о том, что вы готовы начать мирные переговоры с тиданями! Что готовы возместить им все убытки за разрушения в иноземном квартале! — кто-то из степняков хотел вскочить, но Ли пригвоздил его взглядом. — А к тому моменту, когда я вернусь, эта компенсация должна быть собрана и выплачена! И мне все равно, как вы это сделаете, но тот, кто откажется, будет разговаривать уже не со мной, а с мечами императорских всадников. Удачно вам попраздновать, братья!

Все также хромая, тайпэн зашагал прочь, и лишь когда вдалеке стукнула, закрываясь, очередная дверь, комната буквально взорвалась гневными и удивленными возгласами.

— Он не посмеет!

— Это произвол! Император не допустит подобного!

— Кто-то явно слишком сильно ударил этого мальчишку по голове!

— А вдруг это правда?!

— Боишься императорских наездников, Альлык?!

— А ты их не боишься как будто!

— Да чушь все это! Я не боюсь сопляков, совершивших пару каких-то там подвигов в войне с низкорослыми паразитами, выползшими из своих холмов! Тоже мне противники!

— Два часа назад, Ли Хань убил темного монаха, возглавлявшего ётёкабу.

Голоса разом смолкли, а все взгляды обратились к тому, кто сообщил столь неожиданную новость. Грязная слава отступников имперских духовных школ широко разошлась по степи еще в стародавние времена, когда беглые служители темных сил укрывались в ничейном пограничье и творили там свои злые козни против всех, кто им попадался. И был у этой древней славы тот пугающий привкус, что впитывался в сознание каждого манерита еще с молоком матери.

— Ты уверен? — напряженно спросил каган Ворката, глядя на своего единственного младшего сына, сумевшего дожить до тридцати лет.

— Я видел тело, — ответил Торгутай и рефлекторно поморщился, а те, кто лично знал молодого кагана, сразу поняли, что зрелище и вправду должно было быть весьма неприятным. — Я знаю, о чем вы думаете, потому что мои мысли схожи. Да, я тоже считаю, что Хань безумен от рабской верности к собственному хозяину, и он — идиот, подобный первым Императорам и их приближенным. С ним, в отличие от многих других, расчетливой беседы у нас не получится, и именно поэтому сюда и прислали такого, как он. Но ему слишком сильно везет, и вдумайтесь сами, что может быть опаснее удачливого и фанатичного дурака, еще не отравленного алчностью и славой. Пусть его слова пустая угроза, но этот тайпэн верит в них, и будет исполнять обещанное вне зависимости от поддержки свыше. Что лучше, пить с ним кумыс на золотой кашне, посылая знак хозяину зверя, или сцепиться в утомительной схватке с этим крепколобым псом, надеясь на то, что мнения обитателей Золотого Дворца со временем станут более благостным в отношении нас и нашего предложения? Вы можете спорить и решать, все что хотите, а я свой выбор уже сделал.

Отвалившись от колонны, Торгутай направился к дверям, оставляя манеритских вождей самим решать, как следует поступить. Каган Тимур, сидевший с ближе всех к дверям, хмуро посмотрел ему вслед. Он знал, что сказанное убедит многих принять сторону Ханя и приложить усилия, чтобы остановить войну, вот только Тимура это совсем не устраивало. Тайпэн много говорил о долге, и каган прекрасно понимал его. У него был свой долг и свой улус на берегу голубого Нерулена, и ради них каган Тимур готов был пожертвовать не только чужими жизнями, но и своей, если потребуется.

Спальня Ли была превращена в палату госпиталя, а у дверей и на этажах выставлена охран из числа телохранителей дворцового посольства. Къёкецуки, чей внешний вид итак следовало бы назвать безжизненным, теперь, казалось, уже окончательно застыли и одеревенели, как это порою бывает с телами, оставленными на сильном морозе. Лекарь посольства и личный врачеватель семьи Мэнг, присланный управляющим постоялого двора, не отходили от порученных им пациенток. Хотя в действительности они вряд ли могли им чем-то помочь, попросту не зная, как именно следует обходиться с такими больными, чья кровь холодна, как ключевая вода, а сердце способно остановиться на несколько часов, чтобы потом забиться вновь.

На теле у Ёми не обнаружилось ни единой раны или ушиба, однако юная кровопийца выглядела заметно хуже подруги, а ее лиловые губы приобрели пугающий белесый оттенок. Дыхание къёкецуки было редким и почти незаметным, о нем свидетельствовали только следы, появлявшиеся на серебряном зеркальце, которое целители периодически подносили к ее лицу. Таката также не приходила в сознание, кожа девушки на щеках и под глазами заметно посветлела, а под повязками и компрессами с корпией скрывались неприятные разрывы лопнувшей кожи и то, что осталось от левого уха.

Прихрамывающий тайпэн, с трудом взобравшийся по лестнице на второй этаж, вернувшись в свои покои, сразу же направился сюда, но на его немой вопрос лекари лишь поджимали губы и качали головами. У окна, закрытого складными ставнями, опершись рукой на стол, сидел Удей. Ли аккуратно опустился на соседний табурет, стараясь не тревожить лишний раз переломанные кости, и тидань, очнувшись от легкой дремоты, устало ухмыльнулся.

— Паршиво выглядишь.

— Ты сам-то не лучше, — одежду и лицо кочевника покрывал заметный слой гари и пепла. — Тебя что коптили вместо собачьего окорока?

— Немного, — кивнул Удей. — Тот алхимик, которого мы пошли брать в районе рынка Зелий, не захотел сдаваться. А всяких зажигательных жидкостей у этого сына длинноухой собаки оказалось в избытке. Чуть весь квартал не подпалил, тупой слизняк, хорошо еще стражники из-за фейерверков были поблизости наготове с пожарными насосами. Вместе кое-как сдержали огонь.

— Кого-то зацепило?

— Двое нукеров подгорели слегка, да от лавки этого урода один фундамент остался. Кстати, как там верные слуги нашего Императора? Впечатлило каганов твое выступление?

— Вроде бы подействовало, — Хань хотел пожать плечами, но вспышка боли в груди не дала ему этого сделать. — В последнее время я что-то начал тяготеть к театральным эффектам. Но это должно было подействовать, да и Торгутай, я думаю, дожмет их теперь. После этой ночи он уже не будет просто владыкою далекого степного кочевья. Он сражался вместе с нами и не со своими врагами, а с врагами Империи, и это не пройдет для него бесследно. А когда в городе узнают о его роли в борьбе с ётёкабу, и простые люди на улицах станут благодарить его нукеров и нойонов просто за то, что те носят на одежде знаки младшего Баин, Торгутай не сможет ничего повернуть вспять, и окажется прикован к Империи и ее народу куда крепче, чем может себе представить.

— Не замечал за тобой раньше подобного умения манипулировать чужими душами, — подозрительно подметил Удей, искоса глядя на Ли. — Когда это ты научился?

— Меня учили этому девять лет. Дзи обязан привить своему тайпэну не только верность Нефритовому Трону и личные правила чести императорского полководца, но еще и любовь к своему государству. Это лишь один из многих способов, и я применил его на Торгутае, скорее в силу заученной привычки, чем обдумано.

— И не спрашивая его мнения на этот счет, просто повязав парня кровью и славой.

— Он старше меня, и может думать своим умом. К тому же, если бы он не хотел этого, и не искал подобной цели в жизни, то ничего бы и не получилось, — Хань высморкался в кулак и, рассматривая кровавые следы, оставшиеся на ладони, добавил. — А искать оправдания своему поступку я не собираюсь. Торгутай сам принял такое решение, без принуждения силой и всякого морального давления. Как и ты когда-то.

— Согласен, — кивнул Удей.

— Тогда иди помойся, а то больно ядреный аромат от тебя стоит.

— Будет исполнено, хозяин, — ответил тидань, ехидно выделив интонацией последнее слово, и поднялся из-за стола.

К Ханю подошел один из лекарей, и в этот раз тайпэн не стал сопротивляться его уговорам, провести, наконец, нормальный внешний осмотр. К тому же снять доспехи самостоятельно Ли сейчас вряд ли бы смог. Они удалились в соседнюю комнату, а вскоре туда заглянул Кара Канг, как раз когда врачеватель накладывал на грудную клетку тайпэна тугую повязку. К счастью ничего серьезного или непоправимого лекарь так и не обнаружил, а переломы и гематомы были не самой страшной платой за победу над таким противником, как Фуян. Единственное, чего теперь боялся Ли так это того, что жизни къёкецуки вполне могут покрыть эту весьма существенную разницу.

— Мои поздравления, тайпэн, — несмотря на бессонную ночь, посольский чиновник пребывал в хорошем расположении духа. — Я уже получил первые письма, о которых мы говорили, от каганов Торгутая, Воркаты, Альлыка и Гусука. Это уже немало, так что вам будет, с чем появиться в Кемерюке.

— Нужны послания хотя бы половины манеритских вождей для того, чтоб совет старейшин тиданей воспринял меня всерьез, — напомнил Ли. — Как там Юдзе?

— Поправиться, хотя лекари больше переживали за его душевное состояние после встречи с проклятым.

— Надеюсь, смерть этого колдуна пошатнет позиции ётёкабу в достаточной мере. Прежде чем отправляться в путь надо закончить с ними.

— Несомненно, к тому же вам и вашим... спутницам не мешало бы сначала поправить здоровье. Тем более что насчет ётёкабу открылись новые детали. Смерть Фуяна будет для них тяжким ударом, монах играл в преступной сети роль душевного наставника и некого идеологического стержня, но вот реальные решения принимали другие. Те, кого уже допросили, ссылаются на человека по прозвищу Медный Воробей, но ни его самого, ни ближайших подручных этой скрытной птички захватить так и не удалось. Они просто исчезли буквально за несколько часов до вашей первой атаки, и я рискну предположить, что их предупредили.

— Мы задействовали множество людей, а у ётёкабу есть самые разные методы получения информации, от простого подкупа до угроз и шантажа, — согласился Хань. — Утечка вполне могла произойти, но тогда странно, что они оставили Фуяна под ударом. Внутренние противоречия? Или действительно посчитали, что он сможет выкрутиться в любой ситуации?

— И у него почти получилось, — заметил Канг. — Просто он не ждал такого противника как вы, тайпэн.

— Моя победа лишь случайность, — отмахнулся Ли.

— Сидите, не двигаясь, — настойчиво попросил лекарь. — Я еще не закончил.

— Но есть еще одна новость, которая касается непосредственно нашей с вами миссии. Погромы в иноземном квартале. Часть задержанных и кое-кто из офицеров стражи, которых купеческие попечители арестовали на основании признаний некоторых преступников, утверждают, что за погромами стояли отнюдь не разгоряченные манеритские молодчики. Медный Воробей лично отдавал приказы о подготовке к этой серии грабежей и поджогов, накручивая соответствующие настроения среди манеритов и городских нищих, и заодно подкупив часть солдат гарнизона, чтобы те в нужное время оказались как можно дальше от кварталов тиданей и ракуртов.

— Просто воспользовались ситуацией из-за возникших плохих отношений в среде степняков или умышленно подогревали конфликт?

— И имеет ли к этому какое-то отношение дзито Додбу? — добавил Канг, напомнив о бездействии и невмешательстве градоправителя.

— Боюсь, что ответить на эти вопросы нам сможет только один человек. Но для этого его сначала придется найти и поймать.

— Начните лучше со здорового долгого сна, высокочтимый, — посоветовал лекарь, закреплявший концы повязки металлическим зажимом.

Глава 6.

В долгие часы празднеств торжественные церемонии в величественном тронном зале сменяли одна другую в бесконечном калейдоскопе, но лишь единственную из них сиккэн Императора счел достойной того, чтобы побывать на ней лично. Бюрократическая машина Империи, несмотря ни на что, продолжала работать в эти дни, причем не самым лучшим образом, и требовала от Сумиёси постоянного надзора и особого внимания к деталям. Последствия ежегодных массовых увеселений еще будут слышаться эхом в Золотом Дворце не меньше двух-трех месяцев, пока доклады дзито и тайпэнов будут стекаться в столицу из самых отдаленных провинций и гарнизонов.

Стоя на открытой обзорной галерее в ожидании выхода правящей четы, Всесильный Тэн рассматривал панораму Хэйан-кё, расстилавшуюся внизу почти до самого горизонта. Со своих самых первых дней, когда будущий сиккэн, еще будучи тогда лишь безусым мальчишкой, сумел осознать всю грандиозность и величие имперской столицы, этот город навсегда запал в его сердце. И пусть многие голоса за пределами древних стен ядовито перешептывались о разврате, коррупции и оторванности обитателей дворцовых кварталов от реальной жизни страны, первый придворный чиновник любил это место. А еще он, как никто другой понимал, насколько же быстро Империя обратится в пепел и пыль, если что-то случится с городом на берегу темноводной Камо, а процветающие провинции охватит пожар всеобщей раздробленности и анархии.