Догонять ушедший авангард в количестве пяти кораблей, из обоих колонн, никто не стал. Необходимо было заняться добиванием остановленных судов противника, чем фрегаты с галеонами и занялись, а каравеллы направились, переходя с галса на галс, к основной массе стоящих транспортов, большая часть которых весело горела или уже отгорела, разлетевшись на части от взрыва крюйт-камер или превратившись в потихоньку тонущие обгорелые судовые корпуса. Пощаженные огнем суда отползали подальше от горящих собратьев, пытаясь сделать это любым способом, вплоть до заведения на шлюпки концов и буксировки судов, что с 'толстыми' 'купцами' получалось откровенно плохо, но все-таки отодвигая их от плавающих костров.
Каравеллы ушли, а фрегаты с галеонами приступили к 'потрошению' обездвиженной добычи. Каждый корабль наметил себе по жертве и приступал к её 'разделыванию'. Разрядив орудия одного борта по орудийным портам и палубам 'жертвы', корабль тортугцев, наваливался на борт вражеского судна и к работе приступала абордажная команда. Правда дел для нею обычно было немного. Когда абордажная партия перескакивали на палубу испанского либо английского корабля, то оказывать им, какое-либо организованное сопротивление, особенно на верхней палубе, было практически не кому. Какое-то подобие сопротивление иногда оказывалось, на некоторых судах, только на орудийных палубах. Да и те обычно мгновенно подавлялись картечными залпами из пищалей и светошумовыми гранатами. Что в закрытых, небольших помещениях кораблей, действовало особенно эффективно.
К вечеру все девятнадцать захваченный галеонов, английских военных кораблей и каравелл, в сильно измочаленном состоянии, со переломанным рангоутов, с кое-как поставленным подменным такелажем, дотащились до порта Новгорода-Испанского, на рейде которого, с трудом пройдя через засоренный потопленными судами проход и застыли до утра, среди других ранее приведенных в порт призов.
* * *
Пока Тортугская эскадра добивала уходящие на запад корабли карателей, куча мала из горящих и поврежденных судов в проливе начала потихоньку распадаться. Часть судов взорвалась. Часть затонула. Часть все ещё пылала. Часть, чтобы избежать встречи с морских дном и с зубами акул, не смотря на повреждения, смогли добраться до побережья Эспаньолы, где и выбросились на берег или прибрежные отмели. Единицы, понесшие незначительный урон в оснастке, решили уходит на Кубу. Вот капитан одного такого 'круглого' торгового судна, под 'Святым Георгием', 'Роза Корнуолла', то же решил уходить. Но переосторожничал, отклоняясь от все еще горящих и взрывающихся, разбрасывающих горячие обломки бывших собратьев по армаде и приблизился на недопустимое расстояние к недавно возведенным фортам Порт-Росса. За что тут же и поплатился. Рявкнули тяжелые крепостные 'единороги' и многокилограммовые чугунные шары полетели в забывшего осторожность 'купца'. Ядра весом от сорока до десяти килограммов ударили в борта, по палубным надстройкам, такелажу с рангоутом. И если бортам, удары чугунных ядер, непоправимых видимых повреждений не нанесли, то надстройки разбивали в щепки, рвали такелаж, ломали рангоут. К счастью, как подумал капитан, не одну мачту не сбили и даже бушприт уцелел. Но его несчастье было впереди. Единственная двухпудовая бомба, выпущенная их 'единорога' такого же калибра, почти промазала по судну, не попав в палубу, она ударила в правую скулу судна. И надо же было так подгадать случаю, что фитиль бомбы сгорел как раз в момент соприкосновения корпуса снаряда с носом 'торговца'. Раздался взрыв. Силой взрыва вырвало большой кусок борта, около носа, практически на уровне ватерлинии. В образовавшуюся большую пробоину ворвались воды пролива и пронеслись по нижнему трюму до кормы, по пути взламывая доски нижней грузовой палубы и врываясь в новые помещения, заполняя их водой. Зарываясь носом в воду, при этом, клонясь на правый борт, 'купец' стал быстро погружаться, с наклоном на нос, в воды пролива. И уже через десяток минут на поверхности пролива почти ничего не напоминало о недавно идущем паруснике. Только мелкие обломки дерева и иной легкий мусор покачивались на волнах.
* * *
Подойдя к этой 'ораве' судов, каравеллы сами включились в отвод от пожаров не горящих судов, с взятием их команд в плен. Людей не хватало, благо, что из Порт-Росса, после потопления 'Роза Корнуолла', вышла тройка барок с морпехами на борту, которые и стали брать под контроль призы и отводить их на рейд Порт-Росса. За теми десятком-дюжиной транспортов, которые успели отойти от общей массы и изо всех сил улепетывали в сторону Наветренного пролива, решили не гнаться. Тем более, что на некоторых из них палубы были забиты одетыми в кирасы и шлемы солдатами, над которыми поблескивали отполированные владельцами наконечники пик. И взять их на абордаж, экипажи каравелл, просто бы не смогли, из-за своей малочисленности, по сравнению с командами и десантом на уходящих судах. Да и потопить их артиллерией так же было проблематично, по причине малого количества орудий на каравеллах и их небольшого калибра. А на стоящих рядом 'купцах' осталось так много 'вкусного'. В том числе и оба флагмана армады— испанский сорока пушечный галеон 'Сан Мартин' и английский восьмидесяти пушечный корабль 'Принс Ройял', хотя и разбитые и обгоревшие, потерявшие весь рангоут и такелаж, стоявшие с голыми мачтами и курящимися небольшими дымками, покинутые здоровыми членами экипажей, но имеющие в разбитых адмиральских апартаментах и капитанских каютах монеты эскадренных и корабельных касс, а самое главное документы армады. Вот к ним в первую очередь и пошла пара барок, из вышедшей тройки. Уже через полчаса оба флагмана были взяты морпехами под контроль. Раненные перевязаны, в том числе и оба адмирала, документы и кассы собраны, остатки экипажей согнаны в одно помещение и взяты под стражу, очаги тления окончательно затушены. А еще через сорок минут, обе барки отвалили от бортов призов и направились обратно в Порт-Росс, увозя за своими бортами четыре кассы, все обнаруженные документы, и обоих адмиралов с остатками их штабов. Правда штабы были не в полном составе, а только те офицеры и обслуга, кто выжил и не сбежал.
* * *
Пока шла битва на море, высаженный на Эспаньолу испанский десант под командованием полковника дона Эрнандеса Хуана де Грихальвы, очень плохо переночевали на берегу. Солдаты постоянно просыпались от громких непонятных криков, звуках выстрелов, летящих из кустов и втыкающихся в спящие тела стрел, причиняющих, даже при легком ранении, жуткую боль.
С утра десант в четыре тысячи испанской пехоты, двух с половиной сотнях кубинских ополченцев, при двадцати четырех полевых пушках, прошел, под летящими из кустов пулями, стрелами и арбалетными болтами, от места высадки и ночевки, до города, где и остановились в пределах видимости городской стене. Подойдя к стене, дон Эрнандес сразу не стал бросать солдат на её приступ. В течение трех часов, под раскаты орудийных залпов, доносящихся со стороны пролива, испанцы возвели напротив городских ворот земляной бруствер, за которым и установили дюжину своих самых крупных двенадцати фунтовых пушек и начали обстрел ядрами створок ворот. В течение часа испанские пушки обстреливали ворота, измочалив брусья створок, но так до конца и не выбив их из арки, а присоединившиеся к ним мушкетеры, выстроившиеся в пять шеренг, обстреливали верх стен и боевые площадки городских бастионов. Мушкетный обстрел, из двух тысяч стволов, велся беспрерывно. Одна шеренга подходила на необходимое расстояние, делала залп, уходила, на её место заступала следующая шеренга. Пока одна шеренга стреляла, следующая ждала своей очереди, другие, отойдя от стены, заряжали мушкеты и в свою очередь опять выдвигались на огневой рубеж, для производства своего залпа. Защитники города никак не отвечали на испанскую стрельбу. Они по возможности совсем не показывались испанцам.
За два часа испанцы сформировали пару тысячных штурмовых колонн. Изготовили достаточное количество штурмовых лестниц. И через час беспрерывной пальбы, штурмовые колонны, под прикрытием пуль мушкетеров и картечи, присоединившихся к ним остальных двенадцати трех и шести фунтовых пушек, побежали к городской стене. Удар наносился не по самим воротам, а по участкам стены, прилегающих к воротам с обоих сторон. В это время городские стены ожили. Стали раздаваться частые, но разрозненные выстрелы, от которых с пулей в груди или голове стали падать испанские офицеры и мушкетеры, находившиеся не только в зоне поражения мушкетов, но и намного дальше от этой зоны. Это вступили в дело егеря из егерской пехотной роты, вооруженные нарезными 'уралочками'. Одним из первых упал пораженных сразу тремя пулями дон Грихальва. Командование был вынужден принять капитан дон Хуан Понсе де Леон. Но егерская стрельба хотя и эффективная, но не заметная для основной массы атакующих, не могла их остановить. И только слитные картечные залпы расположенных на бастионах 'единорогов', убавили атакующим прыти. Картечь прорубила в атакующих колонах просеки, буквально скосив шесть первых рядов. Однако штурмовые колонны, состоящие их обстрелянных на европейских полях пикинеров, не смотря на значительные потери от картечи, достигли стен и приставив к ним лестницы стали подниматься на них. В это время заговорили фланкирующие орудия бастионов. Своим фланговым картечным огнем, они смели со стен лестницы, с находившимися на них испанцами и прорубили широкие и длинные просеки среди солдат скопившихся под стеной. Очистив таким образом 'мертвое', не простреливающее со стены пространство от конкистадоров. Во фронт атакующим продолжала лететь картечь бастионных 'единорогов', с пулями, из залпов 'сакмарочек' и пищалей стрельцов. И испанцы, не выдержав потерь, отхлынули, устлав свой путь отступления телами своих товарищей. На отходе вступила в дело, прибывшая шестиорудийная батарея двухпудовых 'единорогов'. Орудия которой подняли блоками на бастион, прикрывающий ворота справа, на котором их и установили. И вот теперь крупнокалиберные бомбы начали падать на позиции испанской двенадцати фунтовой батареи, пушки которой были уничтожены в три залпа. После чего огонь перенесся на остальные пушки и на мушкетеров. Вскоре все пушки испанцев были приведены к молчанию, а шеренги мушкетеров разогнаны, при этом изрядно подрядив их ряды осколками.
К этому времени капитану де Леону с оставшимися в живых офицерами, удалось привести отступивших пикинеров в относительный порядок и усилив их ополченцами, под прикрытием, вновь построивших в шеренги мушкетеров и тройки уцелевших шестифунтовок, пошли в повторную атаку. Менее стойкие, чем ветераны французской компании, ополченцы, подгоняемые солдатами, не смотря на потери, добежали до бастиона, прикрывавшего ворота слева и даже установили к нему лестницы, ими же и изготовленные во время подготовки к первому приступу и в ходе его проведения, по которым, под прикрытием мушкетных пуль, полезли пикинеры, вскоре завязавшие наверху бастиона рукопашный бой с обороняющими его стрельцами. В это время по скопившимся у лестниц испанцам и по самим лестницам, со стен, с обоих сторон от бастиона, удалили слитные залпы картечи из пищалей и пуль из 'самарочек'. Шквал металла положил множество конкистадоров, толпящихся под стенами бастиона, снес, переломав приставленные лестницы, с находившимися на них солдатами. И если ветераны все-таки устояли и даже начали заново устанавливать к стене сбитые, но уцелевшие лестницы, то ополченцы после картечной 'метлы', сметшей их товарищей из пристенного пространства, бросились бежать от бастиона. При бегстве, смявших и увлекших с собой, подгонявших их пикинеров, моральное состояние которых, после понесенных потерь и так-то было не на высоте. А когда отворились ворота и из них выметнулась сотня кованой конницы и две сотни конных запорожцев, устремившихся в погоню за бегущими, бегство ополченцев переросло в панику. Которая передалась и остаткам пикинеров с мушкетерами и уцелевшим канонирам. Остановить бегущих и прекратить панику к этому времени было уже практически не кому. Снайперы-егеря сделали своё дело, выведя из строя своими 'уралочками' 97% офицеров и командиров ополченцев, которые были либо убиты, либо ранены. В том числе был убит и принявший командованием десантом, после гибели полковника де Грихальвы, капитан де Леон. Паника, как степной пожар, перекидывалась от одного подразделения испанцев к другому. Солдаты и ополченцы бросая оружия разбегались в разные стороны, не помышляя ни о каком сопротивлении.
Меньшая часть испанцев бросилась бежать в сторону пролива, к месту высадки десанта, где, по их мнению, беглецов должны были ожидать транспорты, барки и галеоны со своими пушками. Большая часть, видимо наиболее обезумевшая, бежала вглубь острова. И быть бы испанским десантникам всем истребленным, так как вслед за конницей, на зачистку местности вышли и стрельцы, усиленные одной батареей трехфунтовых 'единорогов', если бы не подоспевшая вовремя испанская кавалерия, пришедшая по суше из Санто-Доминго. Которая, жертвуя собой, сразу с марша, частями, мелкими группами, до полусотни шпаг, бросалась в самоубийственные атаки, на вставших в оборону две сотни стрельцов, усиленных орудийной батареей. Из всей тысячи вышедшей из столицы Эспаньолы всадников, назад вернулось менее половины и большинство из них были ранены и пешие, потерявшие лошадей в этих безнадежных атаках. Стрельцы специально целились только в седока, оберегая лошадь, чему благоприятствовало малое число кабальеро, атакующих русский строй, позволяющих подпустить их на дистанцию гарантированного попадания в точку прицеливания. Но все-таки иберийские всадники, дали возможность своей пехоте убежать от преследующих их кавалеристов противника, задержав, связав боем и их, и подошедшую им на помощь вражескую пехоту с артиллерией. И только благодаря мужеству испанской конницы, в Санто-Доминго сумели вернутся более полутора тысяч пехотинцев.
Пока русская кавалерия, при поддержки стрельцов, гнали испанскую пехоту, а потом отражали бешеные наскоки мелких отрядов конницы кабальеро, за стену вышли еще полторы сотни стрельцы, которые, построившись в шеренги, приступили к зачистке местности. Прижатые к стене и отрезанные от своих пикинеры, не поддавшиеся общей паники, увидев приближающиеся к ним стрелецкие цепи и видя нацеленные на них оружейные стволы со стен, не стали оказывать какого-либо сопротивления, а сразу сложили оружия и сдались противнику.
Ворвавшихся на бастион испанцев, обороняющие его стрельцы встретили бердышами. Легкие шпаги испанцев не могли противостоять тяжелым бердышам стрельцов. При парировании удара, они просто вминались в испанскую плоть и еще до выхода русской пехоты за линию городских укреплений, вражеские пехотинцы были сброшены с бастиона. Хотя нужно отметить, что бой с иберийцами был труден, частенько дело не ограничивалось бердышами и воины сходились грудь в грудь и тогда стрельцы пускали в дело сабли, ножи, кистени.
К месту высадки смогли добежать не все конкистадоры, но даже с учетом потер, на пляже их скопилось более тысячи человек, в надежде поскорее сесть в поджидающие их суда и отплыть с этого ужасного острова. Но их надеждам не суждено было сбыться. Вместо своих кораблей они увидели крейсирующие по проливу корабли ушкуйников, которые проходили мимо пляжа, конвоируя захваченные военные транспорты. И капитаны ушкуйников не упустили своего шанса. В мечущуюся по пляжу толпу идальго полетела крупная картечь, ядра из корабельных орудий галеонов и фрегатов 'витязей'. Свинцовый 'ураган' положил передовых, самых шустрых испанцев, находящихся на самом береговом урезе. Последующие орудийные залпы 'витязей' не добавили оптимизма находящимся на пляже карателям. А когда к пляжу вышли передовые группы стрельцов и малая часть кованой конницы, у испанцев осталось только два выхода, либо погибнут на этом песке, либо сдаться на милость победителей. И большинство гордых кабальеро выбрало второй путь, стали бросать оружия и сдаваться в плен.
