Страж морского принца Кн. 1

Тяжелая ладонь надавила Джиад между лопаток, заставив почти уткнуться в пах иреназе лицом. Сглотнув, она невольно дернулась вверх, снова почувствовав между лопаток тяжесть руки.

— Что ж ты не шутишь? — хрипло выдохнул сверху иреназе. — Давай... Только сначала приласкай хорошенько. И если я останусь доволен, ты сегодня будешь ночевать в своей постели, а не пойдешь спать в коридоре у моей двери...

— Чтоб ты сдох, — прошептала Джиад.

Она уже почти готова была покориться, замерев от гадливости, но в этот момент зацепившийся за цепочку с амулетом шнурок перекрутился — и тяжелый ключик от спальни Торвальда закачался перед грудью Джиад. И она поняла, что не сможет. Сама, по своей воле — да ни за что!

— Только попробуй, — хрипло повторила она. — Отхвачу сколько смогу — и плевать, что со мной потом сделают.

— Ну и бездна с тобой, — неожиданно выдохнул принц, убирая руку с затылка Джиад. — На спину ложись...

Все-таки не выдержал. Испугался. Что ж, маленькая, но победа. Или просто хочется считать это победой, чтоб не сорваться от омерзения и не натворить того, о чем потом придется жалеть. Ах, если бы не защита твоего отца! Я бы с тобой, мразь хвостатая, иначе поговорила. Но сейчас... сейчас надо подчиниться. Жаль, что на спину — придется видеть лицо.

Неуклюже опустившись рядом, она повернулась, глянула в уже выученный наизусть орнамент потолка. Грубые пальцы развернули её лицо за подбородок к нависающему сверху иреназе.

— Ноги раздвинь, — велел тот. — И неплохо бы попросить...

— Что б ты сдох! — яростно отозвалась Джиад. — Очень прошу! Всех богов, какие есть!

Кажется, в самом конце она все-таки снова прокусила губу. Открыла рот, чтоб набрать ускользающей куда-то воды, попала зубами по губе, задохнулась... с трудом вдохнула, чувствуя, как горят легкие. Рыжий выстанывал на ухо какую-то грязь, а Джиад уплывала далеко на горячих черно-багровых волнах, думая, что нельзя теряться, пока все не закончилось. Нельзя, как бы ни хотелось...

— В следующий раз я все-таки возьму с собой сбрую для салту, — хрипло пообещал принц, силой поворачивая её голову к себе. — И научу тебя работать языком по-настоящему.

— Лучше к тому стручку, что в хвосте прячешь, сбрую пристрой, — упрямо прошептала Джиад. — А то паршиво владеешь... Это наложницы тебя огорчить боятся...

Растянула онемевшие губы, слизывая с них кровь, поглядела на кружащийся потолок. Что-то было не так... Лицо иреназе то приближалось к самым глазам, то удалялось от Джиад, покачиваясь. 'Зрачки у него суженные, — поняла Джиад, цепляясь за эту мысль. — Вот что не так. У людей в страсти зрачки расширенные. Но он не человек. И я не помню, какие они были раньше... Это тоже пока надо просто запомнить'.

* * *

Поднявшись над ложем, Алестар посмотрел на распростертое тело. Бледное лицо в потеках не конца смытой краски, распухшие губы, тень от ресниц на щеках... В голове было пусто, словно вместе с семенем вытекло все: чувства, мысли, желания. Осталась только тупая саднящая боль, вцепившаяся изнутри так крепко, что вытечь ни за что бы не смогла. Двуногая сама виновата — нечего было дразнить. Поплатилась за поганый длинный язык... Алестар вздохнул, вытираясь остатками сорванной с двуногой туники, разжал пальцы, позволив грязной ткани опуститься на ложе — к тускло блестящим комкам золота, так и оставшимся лежать в изножье.

Было мерзко и тоскливо. Да, он прав. Он не может быть неправ, просто потому что не может. Потому что будь эта зараза с ядовитой колючкой вместо языка покорной и ласковой, Алестар бы с ней обошелся мягко — зачем обижать ту, кто сама покоряется?

Повернувшись, он поплыл из комнаты, вяло шевеля хвостом. Открыть тяжелую дверь оказалось нелегко, и тут же из памяти непрошено полезли их с Кассией шуточки, что эту громадину нужно непременно толкать вдвоем, потому они и ночуют вместе. Советника Руаля, помнится, аж передергивало...

В коридоре маячили близнецы. Надо же, отыскали. Он нарочно сказал, что будет у Санлии, а сам, выпив несколько глотков тинкалы, ускользнул через комнаты для слуг. Просто так! Надоело, что все время таскаются следом!

Не обращая внимания на тревожно дернувшегося к нему Кари, Алестар опустился на пол у стены коридора, свернул хвост кольцом, подвернув его внутрь. Обнял себя за плечи и замер, уткнувшись лбом в предплечья. Что ж так противно, а? Раскаленный хмель возбуждения отступал, тело ныло как-то неправильно и мерзко, а изнутри поднималось... Алестар судорожно вздохнул, понимая. Запечатленные чувствуют друг друга. То есть двуногая тварь, конечно, ничего не чует — не приспособлена. А вот ему сейчас достаются отголоски чужой боли. Ну и пусть! Все было правильно!

Он вспомнил захлестнувшую с головой ярость, требовавшую рвать, бить, вламываться... Хотелось порвать бьющееся под ним тело на клочки, вцепиться зубами в гладкую темную плоть, грызть и сосать теплую кровь... Это чувства двуногой? Ну, тогда она точно получила то, что причитается. Ничего, еще пару раз — и будет, как молодой мох: нежной и мягенькой.

Алестар поднял голову. Кари медленно шевелил хвостом в нескольких гребках слева, боясь и потревожить, и оказаться слишком далеко, если позовут. Дару просто плавал в конце коридора. Он, в отличие от брата, никогда не старался чем-то услужить, потому Алестар с особым удовольствием давал поручения именно ему. Но сейчас пререкаться с охранником было лень. И двигаться тоже. И вообще...

Внутри ворочалась глухая ненависть непонятно к кому, потом накатывало желание расплакаться, взвыть в полный голос, свернуться в комочек и лежать, лежать... А следом тут же возвращалась такая жажда чужой боли и смерти! Нет, это его, Алестара, двуногая хотела убить, значит, сейчас Алестар ненавидит самого себя?

Во рту пересохло, совсем как тогда, после разговора с отцом. Будто и не был он только что со своей запечатленной. Алестар пошевелился — тело словно превратилось в комок слепящей боли. Да и кракен с ней, с болью — на охоте сильнее доставалось. Но так хочется плакать. И стыдно, как никогда в жизни... Это уж точно чужое! Алестар встряхнул головой, понимая, что едва ли доплывет до своих комнат сам. И когда он вообще в последний раз спал у себя? Когда плавал в горячке после смерти Кассии. А потом ложился то у Санлии, умевшей немного отвлечь от горьких мыслей о собственной вине, то в этой комнате, пытаясь хоть мельком почувствовать ускользающую тень присутствия Кассии. Бездумно перебирал перед сном безделушки, что дарил ей, гладил покрывало... Словно Кас выплыла на минутку и вот-вот вернется. А теперь там двуногая — и даже это фальшивое утешение навсегда исчезло.

— Мой принц, — приблизился, наконец, Кари. — Позвольте вам помочь?

— Брату своему помоги, — огрызнулся Алестар. — А то он никак не решит, в какую сторону плыть: ко мне или от меня.

Рывком развернувшись, он проплыл несколько гребков, чувствуя, как с каждым движением становится легче. Дикий салту, рвущий его изнутри, растаял, оставив тупое болезненное бесчувствие, словно Алестара хорошо приложило о скалу при быстром повороте. Плакать хотелось по-прежнему, но уже не всерьез, а так... будто его, маленького, обидел кто-то, и он хотел заплакать, потом отвлекся и вот знает, что обида была, но кто и чем обидел — уже не помнит. К концу коридора прошло и это гаденькое ощущение. Алестар вздохнул полной грудью, зашевелил хвостом быстрее.

— Плывем в город, — сообщил он подплывшим сзади охранникам. — Хочу поговорить с тем целителем, что приходил к Галифу...

— Не слишком ли поздно, ваше высочество? — бесстрастно поинтересовался Дару.

— Не ваше дело, — вспылил Алестар. — Вернее застанем его дома.

Кровь бурлила в жилах, и Алестар искренне недоумевал, как несколько минут назад ему могло быть плохо. Плакать? Что за глупость! Да у него хватит сил проплыть весь город, и плевать, что ворота дворца на ночь запираются. Уж ради него Ираталь сделает исключение! Когда вернётся отец, пусть знает, что Алестар занимался делом, ведь расследование покушения на самого себя — это точно дело. И первостепенной важности!

Он быстро поплыл по коридору, прикидывая, где найти Ираталя, чтобы не терять время на пререкания с внутренней стражей. Заодно и адрес целителя можно будет узнать... И вообще, как можно спать в такое раннее время?

— Ваше высочество, — нудил Дару, — вам бы следовало переодеться и привести в порядок прическу.

Кари благоразумно помалкивал, предоставляя брату высказываться за обоих. Алестар немного замедлил движения, только сейчас заметив, что набедренная повязка у него мятая и чем-то заляпана, волосы спутались и висят на спине мочалкой...И в таком виде он собирался ломиться к Ираталю, а потом плыть по городу? Алестар потер виски ладонями, разрываясь на части. Ему позарез необходимо было рвануть куда-то, что-то делать, расспрашивать, вытряхивать ответы! Но сейчас ночь. И что? Он же прав! С утра этот целитель обязательно отправится куда-нибудь. Но...

— Глубинные боги, — с отвращением простонал Алестар.

— Ваше высочество, — подал из-за спины голос Кари. — Почему бы вам не послать господину Ираталю записку? Пусть отправит стражника за целителем прямо с утра...

— Сегодня, — упрямо прервал его Алестар. — Пусть отправит сейчас и приведет его ко мне. А я...

Что он будет делать в ожидании целителя, Алестар не знал. Почему-то мысли путались, ускользая, как угри в илистом садке. Отправиться к Санлии? Или к кому-нибудь из младших наложниц... Он совсем их забросил, девочки скучают без внимания. Набрать с собой украшений, сладостей, и пусть наложницы расчешут его, разомнут спину, крутятся рядом, гладя хвост и перебирая волосы. Может, тогда Алестар уснет, отдохнув, наконец, от того, что спряталось внутри и ноет, ноет, ноет, как сорванная до мяса чешуйка. Что это с ним? И о чем он говорил только что? Ему нужен был целитель... Но зачем? Ведь Алестар здоров, совершенно здоров...

Он посмотрел в настороженные глаза Кари, потом сбоку появился Дару, решительно обхватил его за плечи, Алестар принялся отбиваться — поначалу молча, но затем возмутился, что эти двое себе позволяют! А потом... потом, кажется, было только горячо, темно, больно и неимоверно тоскливо — до все-таки прорвавшихся рыданий.

Глава 10. Силки и цепи

Проснулся он почти в полдень, медленно и с трудом выплывая из тяжелого сна, цепкого, как силки травы руш, ловящие маленьких рыбок и крабов. Заплывет неосторожная рыбешка в куст, запутается, и останутся вскоре от глупышки тонкие голые косточки. А если трава разрослась давно и пышно, сил у нее хватит и на кого побольше. Подлая руш прикоснется к коже рыбины или маару длинными плетями, выпустит яд, от которого тело замирает в сладкой истоме и даже боли нет, когда вслед за мягкими отростками в ход пойдут жесткие ветви с крючками-присосками на конце.

Алестар видел, как это бывает: несколько раз находил в зарослях руш крупных рыбин, слабо колышущих плавниками, и всякий раз содрогался от вида изъязвленной кожи, сочащейся влагой под присосками мерзкой травы. Сок руш растворяет тело жертвы, а та, млея от дурмана, даже не понимает, что ее жрут заживо. Потом он как-то раз попробовал жвачку травы руш, о которой сверстники говорили вполголоса и совершенно по-разному: кто-то с явной брезгливостью, кто-то завистливо и восхищенно. Было до жути любопытно, однако чуть ли не впервые в жизни Алестар не смог получить желаемого. Слуги бледнели и дрожали хвостами, уверяя, что никогда в жизни даже не слышали, где такое можно купить, и он сообразил, что скорее выдадут отцу или Ираталю, чем принесут опасную забаву. На Арене тоже ничего не вышло: те, кто продавал дурманное лакомство молодым каи-на, травить запретным зельем самого наследника боялись.

Выручила его тогда Кассия: она Алестару отказывать не умела. Вот и в тот раз после долгих горячих уговоров купила и принесла маленькую серую пластину с резким, каким-то колючим вкусом, а потом охраняла Алестара, пока тот пробовал — и разочаровывался. Нет, разморило и в самом деле на славу, тело стало горячим и томным, мысли расплылись в разные стороны, и показалось, что он парит в горячей воде, ласкающей не только снаружи, но и изнутри... А потом пришла брезгливость. Хваленое удовольствие оказалось фальшивым и скучным, как якобы влюбленные взгляды очередной красотки, мимоходом уложенной на песок и возомнившей, что принц теперь заберет её во дворец. Дрянь, в общем. Больше он Кассию о подобном не просил.

А вот сейчас — это было очень похоже на руш, только без удовольствия, с одним лишь послевкусием. Алестар лежал на постели, свернувшись так плотно, что даже хвост затек, и чувствовал, что не может пошевелиться. Тело болело и ныло, а на душе было гадостно и тоскливо, и, почему-то, хотелось плакать. Озлившись, он рывком развернулся, насильно разминая мышцы, всплыл над ложем. Дернул рычаг вызова, не переставая шевелить веером хвостового плавника. Тело слушалось с трудом, движения казались замедленными и неточными. Алестар поморщился, понимая, что сам виноват: знал же, что разделит с двуногой её боль. Запечатление, чтоб его...

В спальню вплыла молоденькая светловолосая служанка с кувшином тинкалы, склонилась в робком поклоне, колыхая короткими, до плеч, прядями прямых волос. Алестар отпил, смывая боль горячим пряным вкусом, пригляделся к незнакомому личику:

— Ты кто такая, малышка? Что-то я тебя раньше не видел.

— Прошу прощения у благородного принца, — пролепетала светленькая, поднимая на Алестара красивые, но испуганно-глупые глаза. — Я недавно во дворце...

— Ах, недавно... — протянул Алестар, присматриваясь уже внимательнее. — Ну-ка плыви сюда, золотце...

Торопливо взмахнув хвостом, девчонка подплыла ближе, вытаращилась восторженно. Алестар, забавляясь, похлопал по ложу ладонью, лениво погладил нежное гладкое плечо покорно опустившейся рядом девушки, спросил:

— Тинкалу ты варила?

— Да-а-а-а... — выдохнула светленькая, глядя ему в лицо и приоткрыв пухлые губы. — Ваше высочество недовольно?

— Мое высочество думает, что меда маловато, — усмехнулся Алестар. — Давай-ка подсластим.

Запустив руку в светло-золотистые волосы, он лениво пропустил пряди между пальцами, притянул девчонку ближе. Неторопливо поцеловал, прислушиваясь к себе: дрогнет ли хоть что-нибудь? Оторвавшись, взглянул в бирюзовую голубизну глаз, полных умиленного восхищения. Служанка разве что не облизывалась, подавшись навстречу и явно ожидая, что вот сейчас... Сейчас принц уложит её на постель. А потом будут покои для наложниц, сытая спокойная жизнь, дорогие ткани и побрякушки. Пусть и недолго, до появления законной супруги, но...

Все это читалось на смазливом глупеньком личике так явно, что Алестара чуть не стошнило от чужой готовности отдаться, растечься под ним медузой, старательно ублажать и радоваться, что снизошли...

— Нет, невкусно, — усмехнулся Алестар, отталкивая так и норовящее прильнуть к его груди тело. — Плыви, позови госпожу Санлию.

Разочарование, мелькнувшее на мордашке служанки, выглядело, пожалуй, забавно, но Алестар только сморщился, снова опускаясь на ложе и отхлебывая остывающую тинкалу. Меда, кстати, было достаточно, даже многовато — во рту остался неприятный приторный вкус. Надо передать на кухню, чтобы эта... как её там? Алестар вспомнил, что так и не спросил имя служанки, хотя, вроде, собирался. А, какая разница? Еще одна смазливая мордашка, пристроенная во дворец в надежде, что девчонка попадется на глаза каи-на, ищущему наложницу. Или даже, чем глубинные боги не шутят, кому-то из гостей города... На здоровье, только тинкалу пусть больше не варит.