Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Но, не смотря на это и даже на столь раннюю смерть, он дал мощнейший толчок дальнейшему развитию Компании.
Едва 17 июня 1801г. закончились переговоры об Англо-Русской морской конвенции, обеспечивающей безопасность морских путей, как уже 27-го посланник в Париже граф Марков получил личное письмо императора с указание как можно быстрее начать переговоры с Испанией. Особенно интересен такой пассаж. "Так как ни с той, ни с другой стороны не велось никаких военных действий, то соглашение кажется излишним и может быть достаточно декларации, восстанавливающей наши отношения на старой основе. Однако, если мадридский кабинет предпочитает заключить какой-либо формальный акт о примирении, я охотно соглашусь на это. Если он сочтет противоречащим королевскому достоинству предпринять первый демарш, не получив с моей стороны свидетельств взаимности, я также соглашусь отправить посланника в Испанию, как только буду официально уведомлен, о назначении посланника, которого отправляет ко мне его католическое в-во." На дипломатическом языке это означает— как можно быстрее и на любых разумных условиях.
В конце октября переговоры в Париже благополучно завершаются и государь отправляет очередное собственноручное письмо. "Господин действительный тайный советник граф Марков. Я с удовлетворением увидел из Ваших последних сообщений, что Вы приняли новые предложения испанского двора с целью достигнуть между нашими двумя монархиями сближения, которого я желал так же, как и его католическое в-во. Принятый Вами образ действий, а также заключенный вследствие этого с послом этой державы акт могут лишь получить полное мое одобрение. Предпочитая избежать всякой видимости торжественности к этому акту, я считаю, что его не нужно ратифицировать в установленных формах, и мне кажется, что вместо этого достаточно будет сделать в вербальной ноте г-ну дАзара заявление о том, что я даю мою санкцию по всем установленным в этом соглашении пунктам и со своей стороны удовлетворюсь подобной декларацией его католического в-ва."
Под актом, который император ни в коем случае не хотел предавать гласности, подразумевался договор о границах. Дело в том, что в 1790г. между Англией и Испанией был заключён "Договор Нутка", согласно которому все земли меж испанскими и российскими владениями в Америке являлись британскими. Россия не присоединилась к договору и потому Петербург был в своём праве не обращать на него внимания. Мадрид же посчитал нуткинский договор, заключённый под мощным политическим и военным давлением Британии, не действительным. Но, тем неменее, обе высокие договаривающиеся стороны предпочли сохранить в секрете своё соглашение, по которому весь запад континента Северная Америка делился меж ними. Всё южнее 42№— Испании, севернее 47№— России, а оставшиеся 5№ признаны нейтральным, т.е. их возьмёт тот, кто окажется сильнее и энергичнее.
Следующий пассаж сей политической игры направленной на благо Р.А.К. находим в инструкции тайному советнику Муравьеву-Апостолу, посланнику в Мадриде. "По сведениям довольно достоверным, кажется, чувствует мадритский двор и ныне все бремя зависимости своей от Франции, и вероятно, что при обстоятельствах благоприятнейших не оставил бы он искать купно с другими свергнуть оное, чувствуя его по соседству еще более других; но, указывая обстоятельства сии, отнюдь не полагаю я , чтоб Вы позволили себе чинить какие-либо министерству мадритскому или бы кому другому внушения. Таковые подвиги были бы совершенно безвременны, и служение Ваше на сей раз ограничиваться еще должно в содержании мадритского двора убежденным в искреннем желании моем иметь с ним наилучшее сношение и споспешествовать всему тому, что взаимные связи укрепить может. В сем намерении доставлены мною будут всякие удобства торговле гишпанской, которая прежде неоднократно была поводом особливых стараний мадритского двора. В доказательство же того можете Вы привести в пример повеления, данные министру моему в Константинополе, чтоб он не только не перечил представлений маркиза Кораля о пропуске судов гишпанских в Черное море, о коих министром сим тайному советнику Тамаре было сообщено, но чтоб он, напротиву того, успеху оных споспешествовал.
Находя подлинно, что торговля сия России полезною быть может, я желаю, чтоб Вы при всяком случае как министерство, так и всех тех, кои по части сей отзываться к Вам могут, обнадеживали полною защитою и всякими поощрениями в портах черноморских всех подданных гишпанских, кои торговать там пожелают. Щитаю, впротчем, полагаясь на осмотрительность Вашу, возможным взаимную торговлю в колониях наших американских. Почитая, однако, во всех разумениях полезным предохранять интересы Гишпании и стараясь соблюсти настоящие с нею связи, имейте согласия к закупке провизии кораблям российским, что окажутся в близи портов гишпанских." Опять же в переводе с дипломатического это означает "иди на любые уступки но добейся права закупать продовольствие в Испанской Америке".*(2)
Заверения Александра I в дружбе и "предохранении интересов Гишпании" не остались голословными. Вступившая в антинаполеоновскую коалицию Россия продолжала сохранять дипломатические отношения с союзной Франции Испанией. А в 1805г, когда, под влиянием Франсиско де Миранда была снаряжена британская военная экспедиция в Венесуэлу, личное письмо императора, возражавшего против "революционизирования" испанских колоний, заставило Питта изменить свои планы. 29 июня командующий экспедиционным корпусом сэр Хоум Попэм был снят с этого поста и направлен во главе отряда кораблей к берегам Южной Африки для захвата голландской колонии Капштадт. Петербург не хотел видеть на своих дальневосточных границах сильную Англию вместо слабой Испании. А для Лондона, на данном этапе, союз с Россией был много важнее возможных преимуществ в Испанской Америке.
Вся эта деятельность завершилась указом от 16 мая 1803г. "О дозволении кораблям Российского флота закупать нужной им провизии во всех портах гишпанского подданства", которое Резанов использовал в качестве отмычки.
В начале 1808 г. первенствующий директор РАК Михаил Матвеевич Булдаков обратился к Александру I с просьбой "исходатайствовать... согласие мадридского двора" на открытие торговли компании с испанскими владениями в Америке и разрешении "посылать каждый год не менее двух своих кораблей в калифорнийские порты: Сант-Франциско, Монтерей и Сант-Диего".
Представление РАК не осталось без внимания. 20 апреля 1808 г. министр иностранных дел и коммерции Николай Петрович Румянцев дал российскому посланнику в Мадриде графу Строганову инструкции добиваться от испанского правительства разрешения на посылку ежегодно двух (а если возможно, то и более) русских кораблей в калифорнийские порты, что могло бы быть оформлено заключением соответствующей конвенции. Со своей стороны, российское правительство готово было разрешить "тамошним кораблям приходить не только в порты российско-американские, но в самою Камчатку, чрез что и откроются торговые сношения, обеим сторонам взаимно полезные".
Бурные события в Испании весной 1808 г. помешали Григорию Александровичу выполнить инструкции Румянцева, что видно из его донесения из Мадрида от 28 мая. Но это уже не имело большого значения. К тому времени компанейские суда, как правило "Клипер" и "Нева", второй год регулярно ходили в указанные в прошении порты вывозили оттуда до 100 тысяч пуд товаров. В результате этого цены на хлеб, масло, соль и мыло в Охотске и Камчатке упали почти в трое. А охотские богатеи, важничая перед гостями, стали подавать ржаные пироги и смесной хлеб. "Потому как пшеничная мучица у любого есть, а это— дорогая ржанка, чрез тридевять морей привезенная".
С испанской стороны, до 1815г, серьёзных попыток пресечь незаконную торговлю не предпринималось. Оккупированному французами Мадриду было не до всяких мелочей. Вице-король Новой Испании Хосе Итурригараю направил было из Мехико грозное послание с требованием прекратить "это безобразие". Но губернатор Верхней Калифорнии Хосе Арильяга в отчёте утверждал, что: "Подданные русского императора населяют бесплодные северные земли, чрезвычайно богатые дорогими мехами. Потому и не нужны им те дешёвые меха, на которые так падки протестантские еретики. Но из-за суровости климата, придающего красоту шкурам морского и лесного зверя, отмечается у русских значительная нехватка продовольствия. Учитывая их многочисленность и большое количество вооружённых кораблей, было бы неосмотрительно отказывать им в продуктах, не имея в Калифорнии хотя бы двух фрегатов. Ведь обозлённые голодом они могут решиться на пиратский рейд и разорить процветающие города, президио и миссии". Чиновники, отрабатывая немалые подношения и епископ Хуан даКоста, начавший получать из убыточной прежде провинции стабильные доходы, поддержали дона Арильяга. А так как у дона Итурригарая не было на данный момент ни одного пригодного для военных действий корабля, вопрос о незаконной торговле в Калифорнии отложили в самый долгий ящик. Надежды Резанова на то, что торговля с Калифорнией "знаменитые и исполинские шаги делать станет" полностью оправдались. Но его попытка силовыми методами исправить свой политический провал, более 100 лет негативно сказывалась на российско— японских отношениях.
Несомненно, основной причиной неудачи российского посольства было стремление Японии сохранить свою неприкосновенность и не стать колонией. Сыграли свою роль и интриги голландцев, не желавших иметь конкурентов. Нельзя также забывать слова замечательного российского японоведа и синолога Дмитрия Ивановича Позднеева, который в 1909 году писал, анализируя ход переговоров Резанова с японцами: "Сличение документов русских и японских показывает, что русские во многих случаях совершенно неправильно представляли себе поведение японцев и давали действиям последних совсем не тот смысл, какой они имели в действительности".
Во время пребывания в Японии, кое-кто из заинтересованных в торговле с Россией деловых японцев советовал Резанову проявить настойчивость и силой заставить Японию торговать с Россией. В частности, ему подсказывали, что японские купцы уже активно ведут торговлю на острове Сахалин и Курильских островах, на которые Россия претендовала как на свои территории. Для проверки сего по пути из Нагасаки 1 мая 1805 года "Москва" зашла в губу Анива на южной оконечности острова Сахалин. Там подтвердилось, что японцы уже несколько лет во всю торгуют с проживающими на Сахалине айнами.
Уже по дороге в Охотск, на борту "Юноны", Резанов подготовил секретную инструкцию, которую должны были осуществить суда "Юнона" и "Авось" под общим командованием лейтенанта Хвостова. Об этой инструкции из 10 пунктов, российские, а позже и советские историки предпочитают подробно не говорить, а вспоминают о ней вскользь. Для понимания того, что же такое произошло почти 200 лет назад между Россией и Японией, определившее русско-японские отношения на последующие 50 лет, следует полностью прочитать инструкцию. (см. приложение 14) Здесь же мы дадим лишь выдержки из неё.
"Надеюсь, что внутренний ропот скорее принудит горделивую державу сию к снисканию торговых связей с нами, когда сама она увидит, что вредить нам не в силах, но чувствовать от нас вред всегда должна будет, не имея при том ни малейших к отвращению оного способов..."
Принимая это решение, Резанов не имел на то каких-либо полномочий от российского правительства. Лучше всего об этом говорят его письма Александру I ("Воля Вашего императорского величества со мною, накажите меня, что, не сождав повеления, приступаю я к делу ...") и министру коммерции Николаю Петровичу Румянцеву ("Может быть, почтен я буду преступником, что приступил к началу сего проекта моего, но готов я принять наказание, а объясню здесь, что побужден был к тому славою государя и любовью к отечеству, для которых всегда собою жертвовал...").
В ходе этого плавания корабли "Юнона" и "Авось" должны были "войти в губу Анивы... истребить находящиеся там японские суда и захватить в плен годных к работе японцев". Не способным же к труду японцам следовало "разрешить перебраться на Хоккайдо, сказав, чтоб никогда они Сахалина как российского владения посещать иначе не отваживались, как приезжая для торга". В случае высадки на берег русские моряки должны были "обласкать" сахалинских айнов, одарить их сукнами, платьем и другими вещами, айнским старшинам вручить медали. Японские магазины было велено сжечь, предварительно разграбив
Эта инструкция была вручена лейтенанту Хвостову в сентябре 1806 года. Однако, накануне отплытия "Юноны" из Охотска, ему доставили очень расплывчатое дополнение к инструкции, в которой отразились терзавшие Резанова сомнения в правильности того, что он предписал исполнить. Но Хвостов, проигнорировав невнятное дополнение Резанова к инструкции, решил ревностно выполнять предыдущий приказ. Возможно он просто не хотел замечать слабость в человеке, которым искренне восхищался.
"Вот человек, которому нельзя не удивляться!.. Признаюсь, я не говорил и не приписывал одному патриотизму, и в душе своей гордился: вот была единственная моя награда! Теперь мы должны лишиться и той, встретившись с человеком, который соревнует всем в трудах... Ничто не в силах было остановить его предприимчивого духа. Мы сами хотели возвратиться на барке в Россию, но гордость, особливо когда сравнили чины, почести, ум, состояние в ту же минуту сказали себе: идем, хотя бы то и стоило жизни, и ничего в свете не остановит нас... Я не могу надивиться, когда он спит! С первого дня нашей встречи я и Давыдов всегда при нем, и ни один из нас не видел его без дела. Но что удивительнее: по большей части люди в его звании бывают горды, а он совсем напротив, и мы, имея кой-какие поручения, делаем свои суждения, которые по необыкновенным своим милостям принимает".
Хвостову в тот раз пришлось отправляться "на дело" в одиночестве так как Давыдов получил другое задание. Узнав, что из Петропавловской Гавани вернулся командуя казённым транспортом "Охотск" лейтенант Владимир Штейнгель, сын секретаря Главного Правления, Резанов пригласил того на обед для знакомства. Следующие три дня тесно общаясь с молодым офицером Николай Петрович составил о нём представление и приказал немедленно оставить службу и отправиться в Америку для исследования бассейна реки Орегон. Доставить его туда на "Авось" должен был Давыдов.
Покинув 27 сентября порт Охотск, "Юнона" взяла курс к сахалинской губе Анива, в которой оказалася 6 октября. На следующий день лейтенант Хвостов в сопровождении 17 вооруженных матросов высадился на берег, где произошла его первая встреча с сахалинцами, которым он пытался жестами внушить, что корабль нуждается в питьевой воде. На следующий день лейтенант Хвостов вновь высадился на берег. "Показывая на судно, одарил всех платками и разными безделицами, на тоена или старшину селения надел лучший капот и медаль на владимирской ленте при троекратном из шести ружей выстреле, с судна на каждый залп ответственно из одной пушки. Старшине при медали дал лист, на котором написано "1806 года октября 6-го дня Российский фрегат "Юнона" под начальством флота лейтенанта Хвостова, в знак принятия острова Сахалина и жителей оного под всемилостивейшее покровительство российского императора Александра I, старшине селения, лежащего на восточной стороне губы Анива, пожалована серебряная медаль на владимирской ленте. Всякое другое приходящее судно, как российское, так и иностранное, просим старшину сего признавать за российского подданного".
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |