Можно подумать, что Кондор новичок в этом деле, будто бы он не имел дел с туземцами! Будто бы не знает, что самый бросовый предмет в экспедиции может в глазах дикарей иметь огромную ценность! Сколько раз он убеждался, что простая пластиковая бутылка, подаренная шаману, вполне может изменить ситуацию. А уж табак или алкоголь! А яркие тряпки! А синтетические верёвки! Но нет — Маркус войдёт в эту старую деревню, громко именуемую Стамуэном, побудет там с полчаса — и скорей назад, с известием, что ничего у него не получилось с переговорами, но-де старуха что-то обещала.
А говорили, что Маркус Джок — опытный человек в делах общения с аборигенами. И что он прямо-таки незаменим в переговорах с этими загадочными додонами — единственный специалист! И вот теперь этот специалист чего-то цедит, выгадывает, мудрит, занимается обходными манёврами!
Кондору хотелось ткнуть проводника носом в его несостоятельность, чтобы тот почувствовал, во что обходится другим его медлительность, скрытность, безответственность. Но Кондор устал. Трёхдневные поиски и пропажи в результате вымотали его и деморализовали.
— Оставьте меня, — глухо проговорил он, делая усилия, чтобы не сорваться.
Проводник ушёл в свою палатку или ещё куда — профессора это не интересовало — а Мариуш остался сидеть в одиночестве за столом. Кондор не знал, что сказать студентам, если они спросят о своей дальнейшей судьбе. Но никто так и не спросил.
— Профессор!
Он не поднял голову.
— Профессор, я нашёл воду! — зашептал над ухом чей-то голос.
Кондор рывком поднялся. Перед ним в свете нарождающейся луны стоял Заннат Ньоро, продрогший от ночного холода.
— Ньоро! Ты?!
Кондор схватил его за плечи и потряс.
— Где ты пропадал?! Почему вы все убегаете?!
Заннат смутился и немного обиделся.
— Ну я же воду нашёл!
Тут до профессора дошло.
— Что?! Т-ты нашёл ВОДУ?!
Заннат понял, что его больше не будут ругать за самовольную отлучку. Он поведал изумлённому профессору про свою одиссею. Главное то, что пещера найдена и утром в ней будет вода!
Кондор вспомнил недавнюю свою угрозу, в запальчивости произнесённую перед Маркусом: что он пойдёт и отнимет воду. Если нужно, даже будет драться.
Вот случай исполнить обещание. Заннат, конечно, не думает о том, насколько бесчеловечным будет такой акт. Он нашёл воду и простодушно радуется. Но разве сам Кондор не был решительно настроен ещё совсем недавно? И вот теперь перед ним в открытую встал вопрос, нравственная проблема. Кто он: цивилизованный человек или неандерталец? И какой пример он подаст студентам, что за мораль вложит в их головы?
Заннат ждал, а профессор медлил отвечать.
Кондор вдруг представил, как он со студентами собирает из неглубоких чаш скудный дневной рацион туземцев, лишая их всех воды, включая женщин и детей. А с другой стороны, что он ответит, когда всё кончится и его спросят, почему он не предпринял попытки спасти их, даже если для этого требовалось драться за воду. И тут же представил, как его студенты сами устраивают побоище, сражаясь за последние крохи воды. Здесь звериные законы и выживает тот, кто точно знает, когда вооружаться моралью, а когда — кулаками.
Лукавое рассуждение, усмехнулся про себя профессор, но уж лучше он возьмёт на себя этот грех, который сможет пережить, чем ребята озвереют и начнут убивать друг друга.
— Можно я с вами? — горячо попросил Заннат. — Я готов драться!
Эта просьба окончательно всё решила. Кондор отказался от помощи.
— Иди в палатку, — строго сказал он Заннату. — Перед рассветом я уйду. И ничего не говори Маркусу. Понял? Молчок.
До рассвета оставалось ещё часа два, когда профессор взял пластиковую канистру и быстрым шагом направился на юг. Едва он покинул сонный лагерь, из одной палатки показались два носа. Переглядываясь и прислушиваясь, Фарид и Калвин выбрались наружу. Они тайком наблюдали за профессором и не понимали, отчего тот всё никак не отправляется спать.
Калвин Рушер и Фарид Гесер давно уже шушукались. Их перебранка закончилась полной консолидацией. Необходимость выжить заставила их все свои небогатые душевные силы обратить на мысль о личном спасении.
Всем не выбраться, это ясно. Приятели не верили, что Эдна не припасла себе воды, поэтому, оглядываясь и приседая, полезли в палатку к спящей врачихе. Обыскали её и точно нашли литровую бутылку с водой. Со своей находкой два приятеля тихонько отошли за лагерь и там, шёпотом переругиваясь, тщательно разделили воду по своим бутылочкам.
Калвин и Фарид обладали достаточной наблюдательностью во всём, что касалось их личного выживания и уже некоторое время подслушивали разговоры. Так и пришли к выводу, что дело нечисто. Профессор и проводник что-то скрывают друг от друга. Речь всё время шла о каких-то скалах и о воде. Всё это было очень подозрительно. Недаром же док с проводником то и дело шатались на север.
Скорее всего, четверо пропавших обнаружили воду и зажались с ней, чтобы с другими не делиться. А тут ещё Заннат куда-то убегал, вернулся обратно и давай шушукаться с доком.
Вывод из всего из этого был один: надо самим идти в горы и отыскать воду. Вот Фарид с Калвином и приступили к исполнению хорошо продуманного плана. В сонном предрассветном мраке, предусмотрительно одевшись потеплее, они отправились на север.
Когда приятели достигли гор, было уже совсем светло, и следовало поторопиться, пока все не припёрлись. Хорошо ещё, что они вышли до рассвета и у них есть несколько часов фору.
Солнце уже поднялось над южной половиной гор. К тому времени Фарид и Калвин порядком углубились в хаотичные скопления громадных скал.
— Эх, мы и дураки! — выругался Калвин. — Фонарь-то не взяли!
— Зачем тебе фонарь? — удивился Фарид. — Уже светло.
— Соображай головкой! Если бы вода была где-то на поверхности, её давно бы уже нашли! Значит, она в горе!
Тут и до Гесера дошло, как они сплоховали. Он в растерянности посмотрел на хаотическое нагромождение мелких скал.
— А это что? — с подозрением спросил он.
Солнце отражалось от чего-то на северной стороне. И было это что-то совсем близко.
— Фонарик Аарона! Всё точно! Они нашли воду!
На небольшом камне, прямо под боком у отвесной стены аккуратно лежал фонарь Коэна. Это был точно его фонарь, поскольку этот паршивый жид метит все свои вещи. Боится, чтобы не украли!
— Не работает! — разочарованно протянули приятели ещё минуту спустя. Теперь понятно, почему Коэн бросил свой фонарь — батарейки сдохли.
— Жид паршивый! — со злостью процедил сквозь зубы Калвин. — Нашёл воду и никому не сказал!
Но делать нечего, и Фарид с Калвином вошли в пещеру, около которой и нашли фонарь.
Пещера была низенькой и длинной, но пол довольно ровный. Сначала было темно и страшно. А потом откуда-то появился слабый свет, и приятели повеселели. Они и не ожидали, что путь будет таким лёгким.
ГЛАВА 11. Царица Савская
Странный сон охватил Маргарет — словно она спала и в тоже время ощущала своё состояние как призрачное. Как будто в пещере пересеклись границами два пространства, доселе изолированные друг от друга и даже не подозревающие о существовании друг друга.
Она удивлялась и смотрела, как стены их темницы изменяются, становясь то высокими резными куполами, то чернильно-чёрным небом с мягко сияющими звёздочками. Едва застынув, стена снова принималась переливаться и перетекать в новое состояние. Плескались нежно-лазурные волны, по которым медленно плыли караваны верблюдов. Вместо солнца в бездонном небе пульсировала голубая медуза. Возникал, пропадал, чередовался, перемежался сам в себе сложный и тонкий геометрический узор.
Маргарет услышала голос. Даже не голос — у него не было звука, не было слов. Но, тем не менее, к ней обращались. Она даже определила, что говорящий — женщина. Мысль зажурчала в голове спящей девушки так ненавязчиво, что она почти приняла её за свою.
Она должна выслушать и понять.
Да, Маргарет согласна.
От этого зависит её дальнейшая судьба.
Вот как? Спящая почувствовала лёгкий укол удивления. Ну, хорошо, пусть будет так.
Она должна вникнуть в себя. Спросить себя о самом сокровенном своём желании. Нет, не о спасении из этого места — это всё преходяще. То, что составляет её самую дерзкую мечту. То, что недостижимо никакими средствами, что не купить за всё золото мира. Кем она пожелала бы стать, если бы всё мыслимое могущество было в её власти. Нет, нет, не сделать, а стать. Воплотиться. Самый соблазнительный образ. Нарисуй его, облеки его в видимые черты. Окружи его тем, что достойно. Вдохни в него жизнь. Стань им. Сейчас, только сейчас она имеет возможность, за которую все короли готовы отдать короны. Отпусти себя по волнам своей фантазии. Своей мечты. Своего каприза. Ведь сегодня она отпила из Источника Преображения. Сегодня можно всё. Можно одеть небо в алмазы. Можно встать на горе, и все народы мира соберутся у подножия и крикнут "алилуйя!"...
Решайся, Маргарет. Загляни вглубь своей души. Проживи целую жизнь или краткий миг — как пожелаешь.
Возьми счастье, любовь, поэзию. Возьми карающий меч, огненные стрелы. Возьми крылья и купайся в небе.
Выбери образ. Выбери образ, Маргарет...
— Царица Савская! — ответила Маргарет. Тело её не шевельнулось, и губы её не приоткрылись.
Вспыхнули и угасли звёзды.
Пробуждение походило на медленное всплытие из морских глубин. Упоительная прохлада нежно текущего, сладкого, восхитительно благоухающего дуновения ветра. Струя его, словно нескончаемый шёлковый поток, проплывала над ложем, едва ли достойном той, что почивала на нём.
Царица разомкнула веки, и трепетное сияние нежного утра преклонилось пред нею, словно преданная служанка. Длинный луч раннего светила неторопливо скользил по убранству царской опочивальни, по драгоценным драпировкам, по тончайшей инкрустации причудливой, лёгкой, грациозной мебели, по фантастической мозаике полов.
Безмолвный гость добрался до туалетного столика драгоценного ливанского кедра и принялся неторопливо перебирать солнечными своими пальчиками бесценные сандаловые шкатулочки, сплошь заполненные топазовыми, яхонтовыми, опаловыми коробочками с притираниями, кремами, румянами, сурьмой. Бесчисленные кисточки, медные зеркальца в оправе из золота и драгоценных камней. Отдельно стоял столик, на котором небрежно были брошены редчайшие розовые жемчужины ожерелья, множество тонких браслетов, заколок, гребней, золотых сеток, перстней.
Словно испугавшись блеска, затмевающего его, лучик покинул столик и поплыл к высокому, за тонкой кисеей, ложу. Там, среди множества подушек и прекрасных покрывал, на роскошных, привезённых из невообразимой дали, сотканных только для неё и хранящих её имя, возлежала царица Савская.
Солнечный зайчик скользнул по множеству бесценных покрывал и подкрался к её лицу. И восхищённо замер, очарованный изумрудным сиянием длинных глаз царицы, окружённых, словно два лесных озера, сумрачной теменью ресниц.
Утренний ветерок потрепал невидимыми руками кроны пальм и листья роз в саду. Тронул и покачал головки прекраснейших цветов. И сад, проснувшись, запел множеством нежных голосов, сложной полифонией птичьих трелей, журчания фонтанов, ветряных рулад и синих-синих, упоительно бездонных, ликующих небес!
"Придите, придите и взгляните! Придите и возрадуйтесь!
Удивитесь и воздайте хвалу и почести, благословение и восхищение,
любовь и преданность прекраснейшей из всех земных владык!
Невозможной, немеркнущей, блистательной красе царицы Савской!"
Она отвела рукою невесомую кисею полога и встала прекрасной, тонкою ступнёю на самоцветные мозаичные полы своей опочивальни. Сквозь высокие арочные окна, ликуя и веселясь, пробивался яркий свет утра. Колыхалась, вздувалась, опадала, как живая, золотая плёнка занавесей.
Царица смотрела вдаль, на юг. Туда, где до линии разграничения земли и неба простиралась её земля, благословенная Сабея. Прекрасная, как сон счастливца. Роскошная, как райские холмы, богата плодородием своим. Тучные стада пасутся на сочных пастбищах. Колосятся, зреют и плодоносят трижды в год пшеницы лучшие сорта, что славу и богатство несут Сабее.
Сады диковинных деревьев с плодами невиданными привлекают в этот край купцов из всех далёких стран. Произрастают лучшие плоды в земле, осиянной лучами благодати и милости с небес.
Рудники, в которых добывают золото и серебро, копи изумрудов, самоцветы в горах. Богатое купечество, искусные ремёсла приносят несметные богатства, летящую быстрее ветра славу земле Сабейской.
Здесь нет несчастных, нет бедных, нет недовольных и больных. Все счастливы, и век короткий человека здесь протекает, как три жизни, как поток глубокий спокойной, величавой и щедрой реки. Здесь даже старость благородна и прекрасна.
Такой дивной негой и чувственностью наполнен до избытка каждый день. И кажется, что от рассвета до заката проходит год, каждый миг в котором — радость, наслаждение, покой.
Кто бы не польстился, не пожелал овладеть сим благодатным краем, в котором властвует не муж, мечом и войском хранящий мир, а женщина? Прекрасная, но слабая. И сама царица, словно венец, венчает эту дивную страну. Словно солнце днём, словно ночью — круглая луна. Кто из владык не пожелает украсить ею свой дворец?
Разогреты сплетнями и байками в пути, своей фантазией и невоздержанностью плоти, думают увидеть одалиску, которой лишь ленивый не говорит слов лукавых, льстивых и неверных.
И вот при виде ослепительной красы немеют и теряются. Пугаются, стыдясь, своих нечистых мыслей. Но более, чем лик небесный, покоряет их проникновенный ум в сочетании с великолепием достоинства и простоты. Приветливости и недоступности. Света и глубины.
И отъезжают, с благоговением храня прекрасный образ, воспевая в песнях и стихах ум и красоту царицы Савской.
"... воспойте и прославьте, восхититесь и удивитесь уму, заботе,
милости, защите своего счастливого народа, мирно живущих сабейцев —
великой и могущественной царице Савской!"
Царица улыбнулась и отошла вглубь опочивальни. Рукою в драгоценных перстнях она коснулась тонкой тарелки гонга. На мелодичный звон к ней поспешила любимая служанка, старая Сатора. Только ей могла доверить царица свои ночного цвета кудри. С ней вместе вошла толпа служанок, и тихая дотоле спальня огласилась весёлым щебетом и смехом. Царица любила видеть вокруг себя довольство, радость, приветливость.
Освежась в своей купальне, что выложена яхонтовой мозаикой и целиком полна пахучей розовой воды, царица села к зеркалам и отдала себя в заботы чутких рук Саторы.
Девицы, расположившись на коврах и подушках с цитарами и лютнями в руках, нежно пели песни, стараясь усладить слух своей царицы.
— Послы из аравийской, персидской и египетской земель собрались сегодня в залах твоего дворца, чтобы приветствовать тебя, прекраснейшая из цариц, — сказала ей Сатора.
— Я прибуду скоро, — велела передать через прислугу царица. — Пусть подадут гостям из лучших фруктов земли Сабейской, напоят вином из виноградников моих. Пусть песни их услаждают слух, а взоры — искусный танец множества танцовщиц эфиопских.