Рыцари Белой мечты -4. Вихри враждебные

Тут же Дмитрий ударился о дверцу: до чего же узко! Капитан, казалось, занимал все пространство, оставляя водителю и Бобреву жалкие крохи.

Грузовик загрохотал по улице. Несмотря на ранний час, в городе было заметно бодрое шевеление. Люди, кажется, вошли в настоящий вкус. Переулки обрастали баррикадами, появились синие полотнища (откуда только их раздобыли в столь короткий срок? Явно не обошлось без подготовки!), реявшие в ключевых точках города.

— Это еще откуда? — спросил Бобрев, провожая взглядом очередной синий флаг, который местные как раз вешали над отделением жандармерии.

За действом спокойно наблюдали бойцы сводной роты, препятствуя малейшим попыткам учинить погром.

— Ребятки? — переспросил Рогов.

— Да флаги же. В кладовых, что ли, заготовили целые штуки синего...эхм...ситца, или льна...Не силен я в тканях, — тут Бобрев пожалел, что рядом не было жены. Она была замечательным специалистом в этом вопросе.

— А, это! — Рогов отмахнулся, едва не заехав по шее Бобреву своей ручищей. — Знакомцы из местных говорили, что такие флаги делали себе будители.

— Будители? — недоуменно переспросил Дмитрий.

— Так точно.

— А кто это? — голос Бобрева задрожал от прыжка на очередном ухабе. Улица и "ровная дорога" — две большие разница, особенно в предгорьях Карпат.

— Не имел ни малейшего интереса к таким подробностям. Больше предпочитал говорить о расположении арсеналов и воинских частей австрийцев, — пожал плечами капитан, и так двинул плечом по щеке Бобрева.

Дмитрий Петрович уже прикидывал, насколько же опасен Рогов в бою, если даже "своим" причиняет такие неприятности?

На очередном повороте — грузовик чуть не занесло, и из кузова посыпались проклятья — дома словно бы разъехались. Дорога к вокзалу шла через огромный пустырь, днем занимаемый ярмаркой. Вот и сейчас первые торговцы уже раскладывали балаганчики. Они надеялись, что восстание принесет новых покупателей, благо, здесь не всякие там венгры разгулялись, а свои же.

Двухэтажное — с мезонином — здание красного кирпича в столь ранний час дымило тремя своими трубами. Навес, пристроенный ровно к линии разделения этажей, стоял на твердых деревянных опорах. Путеец в плаще (значит, работал еще с ночи, — одежда должна была ограждать от холода, шедшего перед рассветом с Карпат) прохаживался по путям, проходившим буквально в четырех шагах от порога вокзала. Иногда он прислонялся к стволам росших по краю колеи буков, чтобы передохнуть. Но вот путеец заприметил грузовик, и метнулся к сараю, стоявшему отдельно от вокзала. В считанные мгновения он вновь оказался на виду Бобрева, только теперь в его руках развевалось на утреннем ветерке синее знамя.

— Наши, — впервые водитель прервал молчание.

Бобрев довольно улыбнулся.

— Высаживаемся! — прикрикнул Рогов, отчего уши Бобрева заложило.

В душе "простого русского инженера" все сильнее становилось желание повидать капитана в бою.

Послышался стук сапог по кузову, и на пустырь высыпали бойцы. Бобрев с удивлением наблюдал, как двое "нижних чинов" тащат на треноге "шварцлозе".

— Я же говорил, кроме этих сволочей, больше нет ни черта! — с чувством выразился Рогов, спрыгнувший вслед за Бобревым на землю.

Столь выразительная реплика заставила Дмиттрия замолчать ненадолго и просто наблюдать за происходящим. Русские солдаты (русины, в силу неопытности, терялись, не зная, что делать) цепочкой окружили вокзал. Ефрейтор завел разговор с путейцем, отчаянно жестикулировавшим, отчего синее полотнище заметалось туда-сюда, что морской флажок.

Пулеметный расчет, напротив, спокойно, чинно и благородно закатил в здание вокзала пулемет. Через несколько минут открылось окошко мезонина, ровно над дверьми здания. Пулеметчик махнул рукой.

— Сашка, — Рогов назвал пулеметчика по имени, — говорит, что все в порядке. Обзор хороший. А теперь пойдем, что ли, с путейцем поговорим. Может, что путное расскажет.

Обогнув кучи щебня, лежавшие между вторым и третьим путями, "простой русский инженер" и капитан приблизились к русину, как раз закончившему разговор с ефрейтором.

— Ваше Высокоблагородие, говорит, на вверенном ему пункте все спокойно. Просит обеспечить охрану от мародеров. Ну и, конечно, всецело с народом, — отрапортовал низенький ефрейтор, вытянувшись в струнку.

Штопанная-перештопанная форма придавала унтеру вид старого вояки, а огонь, горевший под кустистыми бровями, только усиливал впечатление.

— Доброй ранко! — поприветствовал Рогов здешнего смотрителя.

— Доброй ранко! — кивнул путеец.

Он быстро смекнул, что перед ним командир отряда, и быстро затараторил просьбы. Более всего он волновался, чтобы из здания ничего не пропало: никого из работников там не было. Кто-то ушел на вечерний митинг и еще не вернулся, а иные ночью разошлись. Главный — из венгров — пропал еще позавчера. Русин пожаловался, что имущество дороги в опасности. А это ведь народное достояние!

Бобрев прямо-таки перенесся не в семнадцатый, а аж в пятый год. Лозунг был уж очень похож. Интересно, куда зайдется закарпатское противостояние?.. Дмитрий отгонял от себя нерадостное сравнение прошлых и нынешних событий. Но все-таки главное различие было: здесь близкий, практически тот же, народ стремился высказать право на собственное существование. Тогда же — ряд лиц просто хотел получить власть над страной. И часть из них уже обрела свой кусок земли. Навечно.

— Все будет в полном порядке, — доброжелательно кивнул Бобрев. — Солдаты здесь для установления порядка. А потом, Бог даст, и полиция вернется.

Рогов поскреб подбородок (отсутствие времени, да и места для бритья сказывалось), оглядывая железную дорогу.

— А скажи-ка, милейший, когда первый состав на Чоп пойдет? — с глубоким интересом спросил Владимир Николаевич, закончив с осмотром места возможных боевых действий.

Выяснилось, что состав пойдет не раньше полудня.

— Вот и хорошо. Благодарю за службу! — Рогов пожал мозолистую руку путейца. — Всего доброго!

— За русскую землю! — попрощался тот, расплывшись в улыбке.

Кто из них еще неделю назад думал о чем-то подобном? А сейчас через Ужгород словно бы электрический разряд пустили. Народ волновался, рвался куда-то вперед, в будущее, еще толком не зная, что же будет.

— Главное не разочаровать... — пробормотал Бобрев.

Сейчас они стояли вместе с Роговым на платформе, осматривая пригороды.

В уголках глаз капитана залегли морщины, но глаза уже полнились ярким блеском.

— Сюда бы мешки с песком, ряда два окопов, с бруствером, а может даже "лисьими норами", несколько орудий, огнеприпасов побольше, — мечтательно произнес Рогов.

— Да где ж их здесь возьмешь! — вздохнул Бобрев.

— Ну авось да удастся случайно их найти на перевалах. Знаешь, Дмитрий Петрович, в таких вот неказистых ящиках зарядных...Их, бывает, соседи оставляют случайно, ну, по забывчивости, а потом нуждающиеся их находят. И все довольны: соседи — избавились от лишнего, и сами нуждающиеся, — дело спорится, винтовки стреляют...

Рогов вздохнул.

— Я не могу ничего обещать, — пожал плечами Бобрев, не глядя на Владимира Николаевича.

Но про себя добавил: "Еще бы пластунский полк и несколько пулеметных рот. И саперов". Никто ведь не знал, что вскоре начнется. Пока суд да дело...

— И не надо. Ты сделай, Дмитрий Петрович, сделай! — Рогов в порыве эмоций затряс плечо Бобрева. Хватка у капитана была по-настоящему железной. — Христом Богом прошу.

— Империя русинов не бросит, я уверен, — тем более Кирилл не стал бы зря посылать сюда людей. — Не бросит.

— Я знаю. Но...эти... — Рогов не говорил, — плевал. — Союзники могут поднять вой. Вмешательство в дела..! В общем, как на Балканах. И конечно же, гибели трехсот тысяч болгар они в упор замечать не будут, говоря о суверенном праве турецких башибузуков...я хотел сказать, конечно же, правительства, на резню... то есть наведение порядка. Нет, спасибо! Мой отец в той войне погиб, мне три года было. Он еще в шестом, не в седьмом, с Черняевым поехал... А болгары...Братушки с германцами на нас пошли. Эх, братушки-братушки...

Владимир Николаевич передернул плечами. Его рука судорожно полезла в нагрудный карман и достала пачку сигарет, — ту самую, что Бобрев ему передал. Осталось только три сигареты. Ну и мастак же Рогов был курить! Чиркнул спичками, затянулся. Лицо его прояснилось, движения стали спокойнее.

— Я на Румынском фронте с братушками столкнулся... Побили они нас под Добричем знатно. Да. Наверное, тогда вспоминали Шипку и Плевну... А, ладно, — Рогов выпрямился.

После четвертой затяжки он вернул себе спокойствие духа.

— Хорошие сигареты. Давно не курил чего-либо лучше местной дряни. Ну не умеют здесь хорошие сигареты делать, не умеют! — с былым добродушным жаром выпалил Рогов. — Ладно. Дмитрий Петрович, тут без нас разберутся, чай, не из кадетского училища или запасного батальона. Они кто год, кто два, а кто и все три ждали этого дня. Теперь-то уж удаль свою покажут!

Рогов гаркнул "Становись!" — и буквально в три-пять секунд на перроне выстроился весь небольшой отряд, все двадцать человек (пулеметчики остались на месте, как и было заведено, дежурить). На левом краю, переминаясь с ноги на ногу, стояли ополченцы из русинов. В рабочих блузах, с охотничьими ружьями за плечом, они старались ни в чем не отставать от бойцов императорской армии. Интересно, выдержат ли первый артиллерийский обстрел?..

Бобрев понадеялся, что до этого не дойдет, — если, конечно, все будет идти по плану. Но так как планы на то и создаются, чтобы нарушаться противником...

— Молодцы, бойцы! — гаркнул Рогов, на что те дружно и лихо ответили:

— Рстраться!

— Слушай мою команду. Вокзал занять, оцепить. Начать шанцевые работы! Полного профиля!

Русины непонятливо воззрились на Рогова, а вот солдаты радостно гаркнули. Они и впрямь рвались в бой! Бобрев подумал, что причиной тому их сидение в плену, когда вся остальная армия громила австрийцев. Теперь же все ждали, что придут мадьяры, — ну, те же самые враги, но под другим флагом, — и выпадет шанс поквитаться. Но нельзя было отрицать и общего подъема после вчерашнего вечера. Только вот — надолго ли хватит?..

Бобрев был уверен, что до первого серьезного столкновения с противником. И чем позже это будет, тем лучше.

— Составы, идущие на Чоп, останавливать, передавать в... — Рогов на мгновение задумался. — В бывшую ратушу. Там мы развернем штаб обороны города. Не пропускать составы до соответствующего приказа. Те, что идут на север, не трогать. По возможности сообщать о народном русинском восстании. Выполнять.

— Т-точно! — рявкнули уже куда радостнее бойцы. Даже русинские ополченцы расплылись в улыбках.

Наконец-то дело! До первого боя их окрыляла радость первого, чрезмерно легкого успеха.

— А мы с тобой, Дмитрий Петрович, поедем в этот самый штаб, — Рогов с Бобревым вернулись в грузовик. — Трогай!

Машина завелась, хоть и не с первой попытки. Они снова попрыгали по кочкам.

— Я отправил бойцов, в основном из ополчения, в окрестные поселки. Их здесь не менее десятка. Там уже должны были узнать о восстании, уж о мадьярской революции — точно. Мы должны успеть перехватить могущее там возникнуть движение. Противник может пойти с любого направления. Что там с этой самой...Республикой Чехословацкой? — едва ли не по слогам произнес капитан. Он еще не привык к этому молодого государства на старинный манер. — Сунутся?

— Не сразу. Там у русинов и России есть друзья.

— Значит, с той стороны тоже придется занимать оборону, — напряженно вздохнул Рогов. — У России редко бывают друзья. Светлой памяти император Александр Миротворец это правильно сказал.

— Но мы можем их сами создать, — разве руками Бобрев. — Постоянная, ежедневная работа...

— За день русский сделает то, что немец и за неделю не сделает. Но за месяц немец сделает то, что русский за полгода не сделает, — отмахнулся Рогов, на этот раз задев кепку Бобрева. — Вычитал у одного умного человека. Характер у нас такой. Сидим-сидим зимой, а по весне и осени спохватываемся, да так, что еле живы остаемся. Одно слово — зимняя, снежная страна...

Рогов вздохнул в этот раз куда более грустно.

— Вот, возьмем в пример болгар. Народ, вроде, к нам хорошо относится, помнит и Черняева, и Александра Освободителя. Казалось бы, куда лучше! Даже избрать царем предлагали Аксакова. Но! — Рогов для большей важности поднял указательный палец правой руки. — Избирают-таки немца! Баттенберга, вроде как нашего. Но он вовсю интригует против России, его свергают, вроде бы наши сторонники, — и опять немец! Снова немец на троне, да какой! Хуже Баттенберга! Почему нельзя было Аксакова или кого-нибудь из единомышленников его продвинуть?Или, опять же, взять Румынию. Кабы не Освободитель, такой и страны не было бы. У самой нашей границы страна, а к власти пришел родственничек Вильгельма, чтоб ему в той Голландии до конца жизни под проливным дождем ходить. Православный народ — по властью, по большому счету, протестанта. А, политика, тьфу! — Рогов сделал вид, что плюнул. — Будь моя воля, вздернул бы всех, кто отвечает за нашу политику на Балканах и у самых границ страны. Найдется за что.

— Ну это уже не нашего ума дело, — пожал плечами Бобрев.

Выходило так, что и его, по мысли Рогова, следовало вздернуть, так как он был, мягко говоря, причастен к этой самой политике.

— Не нашего, как же! — Рогов снова начал заводиться. — Когда все эти дипломаты проигрывают в дурацкой игре, за дело приходится приниматься нам. И когда дело могло ограничиваться...как его...демаршем? — капитан продолжил после утвердительного кивка Бобрева. — Да, так вот, когда не могут вовремя устроить демарш, потом кладут сотни, тысяч солдатских голов. Мы одерживаем победу. И что же? Все эти политиканы опять проигрывают! Тьфу!

Рогов в этот раз натурально плюнул, отчего водитель недовольно заверещал.

— А ты не вмешивайся! Душа за Россию болит! — зыркнул Рогов, и водитель замолчал, уткнувшись в руль и изредка бросая недовольные взгляды на капитана.

— Все это, конечно... — начал было Бобрев, думая сказать, что просто надо набраться опыта русской дипломатии, но Владимир Николаевич его тут же прервал.

— Что, авось да лучше будет? Шиш! — всплеснул руками Рогов, но в этот раз Бобрев вовремя увернулся от казавшейся неизбежной оплеухи. — Не будет! Хлеб не подымется, если его по весне не посеять!

За сим Рогов предпочел замолчать и не проронил ни единого слова до самой ратуши.

По сравнению со вчерашним вечером, площадь практически пустовала. Однако появилась какая-никакая, а организованность. То тут, то там бегал Гецко, командуя добровольцами. Дровосеки и работники кирпичного завода, они деловито возводили баррикады на подъездах к ратуше. Окна первого этажа уже давно были заложены, виднелись только узкие бойницы. Видно было, что руку к организации приложили офицеры, побывавшие не в одном бою. И точно: рядом с Гецко постоянно находилось несколько бывших военнопленных, унтеры.