Когда мы с раненым добровольцем достигли леса, был я мокрый словно мышь, после купания в ледяной речке. Но это не помешало дотащить, так и продолжавшего изредка стонать солдата, до ближайших кустов, где нас наконец то заметили наши и несколько человек из них помогли мне доставить его к санитарам.

Люди, стоявшие рядом и разглядывающие меня, были мне не знакомы, стало быть выполз я в расположение остатков второй сотни.

— А пятая сотня далеко? — спросил я у одного из бойцов, одновременно с этим приводя форму в порядок.

— Нет. Рядом они. Туда иди, метров через сто увидишь — ответил он, махнув рукой мне за спину.

Среди наших потери тоже были. Сотня, после атаки, не досчиталась двенадцать человек убитыми, меня, по возвращении, из этого списка вычеркнули и семнадцать раненых тоже в строй навряд ли скоро встанут. Потери огромные, по моим меркам. За десять минут нас стало почти на треть меньше. А что же тогда дальше будет?

— Я же видел, как ты возле воронки лежал, когда обратно бежали — сказал мне капрал, при встрече. — И твои говорили, что того тебя, прямо во время взрыва. Как же тебе удалось в живых остаться, да ещё без единой царапины?

— Повезло — ответил я просто, не став вдаваться в подробности своего странного везения.

— Это здорово, что повезло. Хорошо, чтобы каждый раз так везло — вздохнув, проговорил Свистунов и замолчал.

— Дальше то чего? — спросил я его, через какое то время.

— А чего дальше. Скоро снова пойдём. Приказ то не выполнили — ответил он и посмотрел мне в глаза.

Слова капрала добили меня окончательно. И так состояние лучше некуда, а тут снова в пекло лезть. Как же так? Я же чудом выбрался только что оттуда и снова мне туда же? Да за что же мне такое? Но предъявлять претензии человеку, от которого мало чего зависит, не стал. Ему, наверное, также, как и мне, совсем не хочется ещё раз испытывать судьбу, но делать то нечего, мы же солдаты, люди подневольные. Наше дело приказ исполнять.

— Игнат Петрович — впервые назвав капрала по имени отчеству, обратился я к нему. — Теперь ты меня держись, чего то кажется, что снова мне повезти должно будет.

Капрал ничего не ответил, а только удивлённо посмотрел на меня.

— Нет, я серьёзно говорю. Чувствую просто, не убьют меня сегодня — сказал я ему, поняв о чём он подумал.

Не могу объяснить, как, но как то дошло до меня, что не с проста лёд во мне образовывался. Чувствует моё тело, куда ползти не надо и когда упасть требуется, чтобы не пострадать.

Хутор взять, сегодня, не удалось, очередная атака захлебнулась так толком и не начавшись, а снова идти туда, ночь не позволила. Хотя кажется мне, не будь её, посылали бы нас на этот проклятый рубеж снова и снова, несмотря на огромные потери. Но с природой не поспоришь. Решила она, что кому то из нас ещё не настало время помирать, то значит так тому и быть.

Капрал, во второй атаке, бежал сзади меня и делал всё точно так же, как и я. Когда надо было падал, когда я, в очередной раз почувствовав холод в груди, сворачивал влево или вправо и он за мной туда же двигал. Вот так мы с ним и остались живыми, хотя в этот раз, в нашей сотне, потери были ещё большими. Пристрелялись видать турки, вот и ложили добровольцев по чём зря.

Десятку моему повезло больше всех. К сожалению моей заслуги в этом нет абсолютно никакой. Просто мужики у нас подобрались серьёзные и бывалые, вот и не лезли они без разбора, куда попало. А вот студентиков обоих потеряли. Их сразу, наповал срубило. Одному прямо в сердце пуля вошла, а второму голову размозжило так, что его мы с трудом опознали, среди убитых. Хорошо, что парни хотя бы не мучились перед смертью так, как наш прапорщик. Он две пули в живот поймал и жил ещё довольно долго при таком тяжёлом ранении. Да, некому будет обо мне словечко, перед начальством, замолвить, так видно и придётся воевать здесь безвылазно.

После двух атак от сотни осталось меньше половины, если считать убитых и раненых, а приказ никто так и не отменял. Младший унтер, ставший на место прапорщика, боится идти с докладом к командиру полка, а вестовой из штаба принёс приказ ничем не отличающийся от старого, атаковать и всё тут. Вот и получается, сил у нас в два раза меньше, а делать надо тоже самое. И как это понимать?

Хутор отбили только через четыре дня и то лишь потому, что командиру нашего полка удалось выпросить для себя две пушки, у кого то из строевой части и отдать их нам на пол дня. К этому времени в сотне насчитывалось двадцать семь человек, остальных или поубивало, или увезли в лазарет. Самым старшим, по званию, был у нас Свистунов. Поэтому мы сильно не удивились, когда ему приказом командира присвоили младшего унтер офицера и официально поставили над нами командовать. Моё назначение капралом тоже никого не удивило, потому что из рекрутов я тоже был один, а значит достоин следующего звания. Но я то знаю, что в живых остался не потому что такой умелый или очень грамотный, а от того, что просто очень везучий. Мой командир, по этому поводу так прямо и сказал:

— Ты Тихомиров просто колдун какой то. Не видел я в своей жизни ни одного человека, чтобы ему везло точно так же, как и тебе.

Сотню нашу расформировывать не стали, это случилось со второй, там людей осталось меньше, чем у нас, вот на ней временно крест и поставили, объединив с нами. Из командиров от них нам достался только капрал, а остальных дали совсем новых, вытащив их откуда то из штаба. Правда комплекта всё равно не получилось. В сотне сейчас только сорок шесть добровольцев, два капрала, два унтера и прапорщик, которому всего то двадцать лет отроду и который дальше штаба нигде не был. И вот такими силами нам поручено держать оборону на отбитом хуторе. Даже мой бывший капрал считает, что сделать это будет невозможно. Так почему этого не понимает командир полка? Правда есть у нас небольшое преимущество перед турками, патронов вдоволь, как своих, так и вражеских, да и оружия, того и другого, штуки по три на брата имеется, так что сразу вытурить отсюда нас, у них не получится.

Оборону стали делить ещё с вечера, наш юный прапорщик, прихватив своих унтеров, обходил хутор до темна. Вот только будет ли от этого толк?

Гадать о том, какой у нас новый командир сотни, долго не пришлось, возвратившийся Свистунов мне прямо так и заявил:

— Здесь нас и похоронят.

— Чего, совсем плохо? — поинтересовался я у него.

— Не то слово. Этот наш, новый, одно твердит, как попугай, уставом так положено, значит и делать надо так. А то что в сотне меньше половины состава, это как?

— Так ты бы ему Игнат Петрович, так бы и сказал — предложил я, своему непосредственному командиру.

— Думаешь не пробовал? Ответ один, раз командир полка приказал, стало быть наша задача всё исполнить и весь сказ.

Мы только вздохнули по этому поводу, а что тут скажешь, неопытность нашего нового командира, в первую очередь, на нас отразится и только потом на выполнении этого самого приказа. Хорошо, что хотя бы кухня к нам прибыла без опоздания, об этом прапорщик позаботился, вот бы где ему своё умение прилагать, а не на фронте.

Ощутить слабые стороны нашего командира, сотне довелось прямо с самого утра, после того, как турки, вполне ожидаемо, пошли в атаку. Правда перед этим они какое то время кидали в нас снаряды, из своих пушек, о чём и предупреждал наш унтер, но парню это было уже всё равно, его первым же выстрелом накрыло.

Отбиться мы смогли, хотя людей потеряли на много больше, чем требовалось для выполнения поставленной задачи.

— Ну что делать будем? — спросил Свистунов, во время временного затишья, обратившись ко всем, оставшимся в живых, командирам, нашего подразделения.

— А сам то чего думаешь? — задал ему вопрос второй унтер, воевавший, до перехода к нам, капралом в первой сотне.

— Не знаю. Можно кого то отправить в штаб, за новым командиром, а можно и самим пытаться отбиваться. По мне так лучше самим, чем с такими командирами, каких сюда отправляют.

— А если потом командир полка за это взыскание наложит? — спросил капрал второй сотни, воюющий теперь вместе с нами.

— Думаешь будет на кого? — поинтересовался я у него.

— Вот в том то и дело — ответил он и добавил: — На нас же потом всё и свалят.

— Хорошо. Сделаем так. Отправлю я вестового с донесение, но скажу ему, чтобы не торопился. Согласны? — предложил Игнат Петрович.

Мы дружно закивали головами. А что ещё остаётся делать? Прав конечно капрал, о нас потом ноги и вытрут, все, кому не лень.

Отбились мы ещё один раз, до обеда, не подпустив турок ближе, чем на пятьдесят шагов к своей обороне, а потом удача отвернулась от нас.

Началось все с того, что вернувшийся вестовой, вместо очередного командира, принёс лишь приказ, держаться до последнего. Его мы восприняли спокойно, но в душе всё же надеялись на то, что, хотя бы пару десятков добровольцев нам все таки подкинут. Однако кроме кухни с обедом, у нас так никто и не появился. Повар, раскладывая кашу по мискам, сообщил, что обстановка везде такая и людей не хватает на всех участках, где стоит наш полк, испортив нам впечатление от своей стряпни, таким заявлением, окончательно.

Турки идти, в новое наступление, не спешили, наверное, тоже обедали. Они предприняли его часа через полтора после того, как наши позиции покинула кухня и обслуживающий её доброволец. На этот раз стрелять из пушек, с той стороны, не стали. Удовольствие это не дешёвое и надо думать, в штабе противника решили, что и так нас выкурят из, принадлежавшего всего лишь день назад им, хутора.

Левый фланг нашей не очень крепкой обороны просел почти сразу, несмотря даже на то, что командовал там сам Свистунов. Как неприятелю удалось за одну перезарядку заставить добровольцев отступить я не знаю, скорее всего турки бросили на него свои основные силы, вот наши и не смогли их удержать. Ну а после таких событий и нам ничего не оставалось делать кроме, как отступить и засесть прямо в хатах, в которых давно уже выбиты окна, а саманные стены, в некоторых местах, наполовину раскрошились, из-за обилия пуль, попадавших в них. В результате этих событий получилось так, что наша оборона превратилась в три отдельных островка, которые со всех сторон были окружены противником. Нам оставалось одно, либо биться до конца, либо после того, как закончатся пули и порох, сдаваться в плен. Как там в плену, я уже слышал, поэтому попадать туда нет у меня никакого желания, а вот как биться, когда кончатся все припасы, про это мне никто не рассказывал, придётся самому чего то придумывать. Хотя я точно не знаю, имею ли право заставлять тоже самое делать остальных, тех, кто оказался вместе со мной, в такой непростой ситуации.

Моему, правому флангу, досталась самая просторная изба, из которой окна выходили на три стороны. Поэтому разместиться в ней одиннадцать человек смогли спокойно, тем более четверо из нас были ранены и занимались только тем, что снаряжали патроны, занимая в помещении совсем мало места. Соломенную крышу, сами турки, здесь уже давно раскидали, в связи с этим боятся, что нас смогут поджечь нам не стоило. И глухая стена меня тоже не очень волновала, выходила она к нашему лесу, так что стрельнуть из пушки в неё не получится, даже если бы кому то из нападавших пришла в голову такая шальная мысль. У нас только одна проблема, патроны, порох для которых почти закончился, а так бы мы здесь могли хоть до ночи сидеть.

— Чего делать будем, мужики? — спросил я парней из своего десятка, во время краткой передышки. — Скоро порох кончится и всё, взять его негде будет.

— У этих надо отобрать — предложил кто то из них.

— А отдадут? — спросил его товарищ, оборонявшийся у противоположной стены.

— Если хорошо попросим обязательно отдадут. Ты же, когда на улице вежливо просил кошелёк отдать, тебе же всегда отдавали.

Все дружно заржали, даже несмотря на то, что не все среди нас сюда попали из тюрьмы. Договорить нам не дали, видать туркам не очень понравилось, что мы ещё и смеяться успеваем. Они начали стрелять по нам со всех сторон сразу, хотя до этого предпочитали делать это с перерывами.

— Капрал, всё! Пороха нет больше! — крикнули от раненых.

— Ну нет, так и нет — сказал я, больше для себя.

Остатки боеприпасов разделили по братски, мне, как самому лучшему стрелку отдали десять, а остальным досталось по шесть. На десять минут хорошей стрельбы и то при условии, если не предпримут очередную атаку на нашу избушку.

— Я ещё раз спрашиваю, чего делать будем?! — крикнул я во время секундного перерыва в стрельбе.

— А я тебе снова отвечаю, у них патроны возьмём. Винтовок турецких у нас на всех хватит — ответили мне.

— Тогда всем стоп! — заорал я. — Прекратите стрелять, пускай подходят ближе! Ждать будем.

Наш вынужденный перерыв в стрельбе заставил и турок замолчать. Образовавшаяся тишина, хотя и была очень своеобразной, но передышку и возможность подумать, нам предоставила. Сидя возле окон и контролируя передвижение противника, мы слышали, как рядом с нами стрелял кто то из наших, как им в ответ стреляли нападавшие, потом до нас донеслись ещё более дальние выстрелы, значит и Свистунов, пока ещё, не сдался. Держимся. Как бы турки и не старались задавить нас, а сделать это им пока не удаётся.

Глава 8

Точно сказать не могу, что повлияло на изменения в нашем первоначальном плане, но они произошли. Приняли мы их единогласно, проголосовав обычным поднятием руки, за коллективное решение. Хотя, наверное, я имел полное право этим людям и просто приказать, делать именно так, а не иначе. Но посчитал, что в данной ситуации каждый должен сам для себя всё решить. Мы же обычные добровольцы, а не регулярная армия, в которой, наверняка, всё по другому.

План у нас очень простой и хочется верить в то, что выполнимый. Согласно его, четверо наших раненых, двое из которых ходячие, при поддержке ещё троих, боеспособных добровольцев, будут прорываться к лесу, а остальные в это же самое время попытаются отвлечь от них противника, интенсивной стрельбой. Затем оставшиеся, в доме, люди попытаются захватить патроны у атакующей стороны и последовать за теми, кто должен будет укрыться за дальним сараем, и оттуда прикрывать отход ударной группы. Всё поменять решили, как раз из-за раненых, им без нашей помощи не уйти однозначно, а нам оставлять беспомощных людей на растерзание врагу, как то тоже не по воровскому закону, как сказал один из добровольцев, призванный на службу прямо из тюрьмы.

Теперь я точно знаю, чем отличается хороший план от плохого. Хороший, он потому такой, что его никогда выполнять не приходится. Так случилось и в нашем случае. Не успели мы проголосовать "за" и подготовиться "к", как со стороны леса послышалась дружная стрельба, а затем произошло дружное бегство, турецких солдат, вдогонку которым мы выпустили весь оставшийся боезапас.

На помощь к нам пришло пятьдесят солдат второго Смоленского полка, срочно отправленных из резерва какого то очень высокого начальника, после слёзной просьбы нашего командира полка. Видимо внял он нашим мольбам, попросил кого следует и благодаря этому остались мы живы, оставив на всегда, в своей памяти такой замечательный план, которым, к всеобщей радости, не пришлось пользоваться.