Дело огня

Ато покачал ладонь над огнем, поморщился. Посмотрел на инженера. Нет, не на инженера, конечно, на того, кого видел на месте инженера.

— Мы поговорим об этом позже.

Разговор действительно приходилось отложить — потому что в караулку влетел господин Мияги — и тут же возмущенно замахал руками.

— Что это вы наделали! Что это вы себе позволяете! Это был мой охранник, а не какой-нибудь крестьянин! Он, кроме всего прочего, спас вашу скверную жизнь!...

— Мне нужно было встать на ноги, — раздраженно бросил Ато. — Я не могу вести отряд с дырявой грудью.

— У вас же есть он! — закудахтал господин Мияги, показывая на инженера. — Мы потеряли шестерых — а ведь каждый штык на счету! И теперь вы выпили моего охранника!

— Он годится на большее. В отличие от вашего охранника.

Асахина посмотрел на господина Мияги и подумал, что на его месте хотел бы оказаться даже меньше, чем на своем. Много меньше. А господин Мияги по-прежнему ничего не понимал. Так бывает с глупым фазаном, который продолжает распускать хвост, не видя, что его уже заметила лиса.

— Из-за вас, — он ткнул пальцем в Ато. — Из-за ваших старых счетов погибли высокопоставленные чиновники, а мы вынуждены выступить на двое суток раньше задуманного! По-вашему, хозяин так это оставит?! Не подходи ко мне! — заметив, что Ато шевельнулся, промышленник выхватил из рукава пистолет. — У меня серебряные пули!

Ато усмехнулся. Он явно хотел, чтобы Мияги замечал его движения. До того момента, когда он окажется рядом, — быстрее, чем пуля.

— Супруг мой, — проворковала женщина и, едва Мияги развернулся к ней, — ударила его своим пистолетом по скуле.

— Супруг мой, — пропела госпожа Мияги, — вы позволяете себе слишком много. Толстый болтливый дурак.

Ему бы стрелять сейчас — но он какую-то долю секунды пытался выбрать между Ато и изменницей женой, и этого Ато вполне хватило, чтобы взлететь над очагом и, рванув пистолет, сломать заодно и руку. Господин Мияги закричал, но крик тут же задохнулся в ледяных пальцах Ато.

— Если бы ты не угрожал мне, — просипел Кагэ, — ты бы пожил немного дольше, болван.

Оба — и Ато, и госпожа Мияги — стояли теперь к инженеру спиной, а прижатый к стене господин Мияги был повернут к нему помучневшим лицом.

— Видишь ли, — любезно пояснил Ато, — твой охранник мало на что годился. Ты тоже душонкой не вышел, но вдвоем вас хватит, пожалуй.

Лица Ато инженер видеть не мог, но знал, что тот улыбается.

— Ты что, и вправду думал, что господин потерпит таких, как ты, на нашей земле хоть на минуту дольше, чем нужно?

Ато склонился к шее господина Мияги. Для этого пришлось отпустить горло — и бедняга опять закричал, но уже намного тише. Его выкаченные от ужаса и удушья, мутные глаза встретили взгляд инженера — и перестали метаться из стороны в сторону.

Да, господин Мияги. Именно так и бывает. Я убил слишком многих, чтобы не знать этого. А вот вы, кажется, считали, что это происходит со всеми, кроме вас... Мне очень вас жаль.

Глаза, полные тоски и ужаса, закатились. Даже в тусклом свете очага было видно, что лицо несчастного предателя сравнялось в белизне с лицом его убийцы. Пистолет упал — госпожа Мияги проворно его подобрала.

— Ну вот, — сказал Ато. — У всякого существа в мире есть подобающее место. Главное — уметь его правильно определить.

Господин Мияги сполз по стене беспорядочной грудой плоти и шелка. Асахине даже показалось, что он похудел, — хотя этого не могло быть.

— Как он мне надоел, — госпожа Мияги тронула мертвое тело ногой. — Как хорошо, что теперь между нами никого не будет.

Кагэ обнял ее и прижал к себе. Хитоэ упало на пол — одно, другое...

— Не здесь, — выдохнула госпожа Мияги.

— Почему?

— Он смотрит.

— Он такое видел. И не такое тоже видел, правда, Тэнкен?

— Правда, — сказал Асахина. Нужно было попытаться убрать их отсюда — не по причине стыдливости, а чтоб без помех заняться веревками. — По весне, когда спариваются собаки, такого зрелища полно на каждом углу.

— Ну вот, — Ато был доволен. — Мы его не удивим, а он за это время не развяжется.

— Неужели некому за ним присмотреть, — по голосу женщины было слышно, что присутствие Асахины, конечно, досадная помеха — но не более.

— Я никому не доверяю, — Ато уложил госпожу Ёко на пол, на упавшие хитоэ. — Это Тэнкен. Научил ли его Кацура испаряться — не знаю, но осторожность не помешает.

Нет так нет. Хотя, если госпожа Мияги так хороша, как она о себе думает, они могут и увлечься. Асахина закрыл глаза — не то чтобы ему было особенно противно, а просто так легче сосредоточиться на собственном теле. Техника связывания, которую к нему применили, оказалась знакомой. У нее были достоинства: растягивая путы в одном месте, человек неизбежно натягивал их в другом — и терял сознание из-за притока крови к голове. Были недостатки — перетереть веревку означало разрушить все хитросплетение. Конечно, вязали его основательно, и руки наверняка для верности прихвачены еще одной веревкой — но об этом можно подумать позже...

— Очнись, — сказал ему Ато. — Мы вообще-то закончили.

— Кажется, эти глупые скоты связали его слишком туго, — госпожа Мияги не стала надевать многочисленные однослойные накидки, а просто обвязала одну вокруг пояса. — Посмотри, как потемнело лицо. Чего доброго, он убьет себя.

— Они его правильно связали. Это он увлекся немного. А провозись мы с тобой еще часть колечка — и, глядишь, столкнулись бы с чем интересным.

— Тогда его нельзя оставлять одного, — насупилась женщина.

— Можно, — Ато засмеялся. — Нужно только знать как. Тот парень, который вязал тебя, Тэнкен, явно знаком с началами ходзё. Но только с началами, — Ато развязал узел на животе пленника и размотал веревку, стянувшую ноги. Асахина не шевелился — все равно помимо этой веревки, щиколотки стягивал ремень. — Труднее всего развязаться подвешенному, но для этого нужно перевязать наново: узел "крест" и вправду задушит. Ты, может, на это и согласен, да я не хочу. Пока.

Тело подчинялось слишком плохо, чтобы что-то предпринимать. Так что инженер позволил Ато ворочать себя с боку на бок и в конце концов оказался придавлен коленом в спину. Ночной убийца затянул узел, завершающий все дело — между лопатками, — и поднялся. Инженер сжал зубы, ожидая рывка — он догадывался, что Ато не откажет себе в удовольствии, и был прав. Перекинув веревку через потолочную балку, Кагэ подтянул его так, чтобы носки еле касались земли. Тело закачалось, поворачиваясь. Пока Ато закреплял свободный конец длинной веревки, госпожа Мияги подошла к Асахине и взяла его за волосы, останавливая вращение.

— Интересно, — сказала она, разглядывая веревку. — Он как бутылка в оплетке.

— Самый надежный способ не дать человеку удрать, — закончив, Ато обнял любовницу за плечи. — А хитрость в том, чтобы не пресекать кровообращения. Я не скажу, что освободиться невозможно, Тэнкен, но если тебе это удастся — придется признать, что Кацура и вправду знался с нечистой силой.

— Да, он знался с тобой, — разлепил губы Асахина. — И знал тебе цену.

— А какова твоя цена, Ран? — Ато отступил назад, чтобы полюбоваться работой. — Сколько тебе нужно, чтобы присоединиться к нам?

— А что ты мне можешь предложить?

И даже госпожа Мияги поняла, что на самом деле было сказано "что ты можешь предложить мне", и удивилась. Немного.

— Бессмертие, — сказал Ато.

— Я был бы кучей навоза, а не буси, если бы боялся смерти. Еще что?

— Возможность решать.

— У меня она есть. И я знаю, с чем справлюсь, а с чем нет.

— Как насчет семьи? — госпожа Мияги провела пальцем по его щеке. — Двух очаровательных детишек и женушки? У вас интересный вкус, господин Асахина. Вам нравятся женщины со шрамами?

— Мне нравятся женщины, — сказал инженер. — Но они смертны. И дети смертны.

— Я буду бессмертной, господин Асахина, — улыбнулась женщина. — Мои лицо и тело никогда не увянут. Я обрету силу четырех мужчин. Власть над своим и чужим страхом. И моему мужчине не нужно будет бояться, что с годами я переменюсь к нему и подурнею.

— Ему уже сейчас не нужно этого бояться, сударыня. Ваш любовник избавил его от всех страхов.

— Я сказала "мужчине", а это мужчиной не было. Но вы, господин Асахина... Вы нравитесь мне все сильнее.

— Мне очень жаль, госпожа. Я вряд ли буду вам нравиться долго.

— Достаточно долго, господин инженер, — пропела женщина. — В любом случае. Так или иначе, но я отведаю вашей крови. Дзюнъитиро обещал вас мне. Выбрать вы можете лишь одно: что будет после. Смерть или бессмертие. Как там говорил покойный инспектор — гвозди и свечи? Что бы вы ни выбрали, вы доставите мне море удовольствия.

Инженер вспомнил спокойную пустоту справа. Фыркнул.

— Я ему потом это припомню. Ну кто его тянул за язык...

— За эти годы ты стал тверже, Тэнкен, — на лице Ато изобразилось уважение. И даже, кажется, неподдельное. — Ладно, шутки в сторону. Вот настоящая цена: голова того, кто заказал мне Дракона. Ты сам назвал его имя, и назвал правильно. А то, что я его произнести не могу, — доказательство моей правдивости. Тебе даже не нужно становиться одним из нас — наоборот, ты должен оставаться человеком. Что скажешь на это?

— Что для этого тебе не стоило меня брать — достаточно было просто вызвать меня сюда и уйти. Если бы ты нырнул в тень, я бы не стал тебя искать потом. Моя работа — строить дороги. Ты все это знал и раньше. Так что ты о чем-то другом со мной торгуешься.

— Да нет, именно об этом, Тэнкен. А без меня ты не приблизился бы к нему и на ри. Он прожил так много, потому что был осторожен. У тебя и со мной-то не шанс, а слезы. Я ненавижу тебя, это правда, но его ненавижу сильнее. Он убьет тебя? Я не буду плакать. Ты убьешь его? Отлично, у тебя будет возможность посчитаться со мной. Если бы ты не был мне нужен — что мешало бы мне отдать тебя милой Ёко прямо сейчас и насладиться твоими стонами?

— Предчувствие, что никакого особого удовольствия ты не получишь.

— Получит она, получу и я, — улыбнулся Ато. — Мы чувствуем друг друга. И будем чувствовать еще лучше, когда она станет моим продолжением.

— А уж я-то получу, не сомневайтесь, господин Асахина, — сладко проворковала госпожа Мияги. — С вами — особенно. Та штучка, что я бросила в огонь, — она знакома мне с детства. Я с малых лет слышала, что добренькие Иэсу-сама и Мария-доно любят меня. Но когда моих родителей арестовали за то, что они поклонялись распятому дураку, а меня продали в бордель — где они были, эти добренькие?! Когда меня избивали за пролитую чашку или за то, что недостаточно быстро поворачиваюсь, — где они были?! И почему я должна гореть в аду за свое ремесло, если не я его выбирала?! Что ж, я все сделала, чтобы выбраться из этой проклятой страны и вернуться сюда богатой и свободной. И я отомщу этой стране — но с особенным наслаждением — тебе, который жалеет сирот и берет в жены изуродованных крестьянок. Тебе — за то, что я столько лет верила, что однажды Иэсу-сама пошлет мне защитника. И когда я отправлю тебя туда, — она снова сгребла Асахину за волосы и, прижавшись щекой к щеке, жарко зашептала в ухо, — передай, что дьявол успел ко мне раньше. И оказался лучше.

Что-то, видно, на лице инженера отразилось не то, потому что госпожа Мияги коротко вздохнула, сделала было шаг к жаровне — потом улыбнулась и осталась стоять, где стояла. И вправду незаурядная женщина, жалко.

— Ладно, Тэнкен, — улыбнулся Ато. — Время есть. Повиси, подумай. Меня ждут дела, а ты, радость моя, смени этот маскарад на что-нибудь более подходящее. Да и поспи немного. Пока ты в этом нуждаешься.

Они вышли. Асахина опустил голову.

То, что уловил в нем Ато, то, что он принял за колебание, — и в самом деле почти что было колебанием. Обещание отдать господина Уэмуру, помочь отомстить за Сакамото-сэнсэя, попало очень близко к центру мишени, а лет пять назад легло бы прямиком в яблочко.

Но с тех пор Асахина научился лучше смирять свои чувства и теперь мог отпустить их ровно настолько, чтобы ввести в заблуждение опасного врага, который силой врага еще более страшного умеет слышать несказанное.

Ато он сейчас больше жалел, чем ненавидел. А бывшего дайнагона — все же больше ненавидел, чем жалел. И убить его было с любой стороны хорошим делом. Но вот уступать, соглашаться — невозможно никак. Если Ато нужна сначала свобода, а уж потом месть — он вернется и разрежет эту веревку сам. Если нет — он просто будет выжимать уступку за уступкой, пока не останется ничего.

Время текло. Боль нарастала — сначала рвущая, потом давящая. Волны ломоты прокатывались по телу. От этого путались мысли, уголья в очаге вдруг начинали плясать перед глазами, дробясь и множась до бесконечности, а мертвец в их отсветах корчил рожи и улыбался. Сквозь шум в ушах Асахина слышал далекий гул паровозных топок, пропиточных котлов, доменных печей — огня, поставленного человеком себе на службу... Человеческий разум, превосходя любую сказку, и вправду сумел запрячь пламя в колесницу. Но здесь, в Кадзибаяси, машины не сделали людей счастливее — напротив, обрекли на новые муки. Машина — всего лишь орудие; огонь, запряженный в колесницу, везет туда, куда правит человек, — но по мере того, как машины будут становиться мощнее, станет ли меньше таких людей, как супруги Мияги, Синдо, Ато?

Темнота сжимала его так же туго и мучительно, как веревка. Погас очаг? Или он теряет сознание? Уже на грани забытья он услышал крики:

— Пожар! Пожар!

Это было в прошлой жизни — этот запах гари повсюду, везде, днем и ночью, только другой немножко, здесь было больше настоящего дерева, больше смолы, меньше бумаги и бамбуковых реек, меньше людей, а металлический вкус все тот же, ни с чем не перепутаешь, металлический вкус и сухой, шелушащийся, бурыми чешуйками осыпающийся запах. Конечно, должен быть пожар, раз они хотят, чтобы все стало, как раньше... Хорошо, что в кладовке душно, хорошо, что сюда потянуло дымом, — иначе он вышел бы из этой мути рывком, и, наверное, привлек бы внимание одного из... как их все-таки называть — правильно, не торопись, скользи вниз, вниз, по кругу. Нельзя фокусироваться. Огонь мог быть случайностью, а мог не быть. И слишком сильная надежда, слишком сильная радость могут приманить кого не надо...

Потом был удар. Словно плоской доской хватили по всему телу. Скрип волокна под лезвием — пришельцу не хотелось возиться с узлами. Испустив горестный вздох, боль ослабила объятия. Асахина смог втянуть приправленный дымом воздух полной грудью и тут же закашлялся.

— Выпейте, — в губы ткнулась фляжка. Сакэ. Рука была холодной.

— Хорошее сакэ у господина Мияги, — пробормотал Асахина после трех глотков.

— Да, — согласился невидимый. — Сакэ хорошее. Вот все остальное с наветренной стороны не положишь.

— А что так, — вдох-выдох, — хорошо горит?

— Усадьба, — невидимка придержал флягу. — И сторожка. И все, что подвернулось. Мы вот сейчас загоримся. Я вас понесу.