Холодная

Эмма позволила себе помечтать, как Теодор приехал к ней в гости. Вот они идут по дорожкам. Она держит его за руку, и его живое тепло проникает в самое сердце. Он склоняется и нежно целует ее в губы. Именно нежно, не желая физической близости. Потом говорит, что у него для нее есть подарок — и прикалывает на платье луну и звезды.

Эмма остановилась и, закрыв глаза, подняла голову. На щеке ее оказался светлый блик. Она почувствовала тепло и легонько потерла щеку ладонью, представив, что это Теодор погладил ее по щеке.

Но вот уже показался дом. Блаженное ощущение тепла тут же рассеялось. Эмма поплотнее закуталась в шаль и расправила плечи, готовясь встретить очередные трудности. Тропинка выходила к задней стороне дома. Эмма зашла за угол и увидела, как к дому подъезжает незнакомый черный экипаж. Ее пробрала дрожь. Кредитор? Или дурные вести о Теодоре?

Эмма поднялась по лестнице к главному входу в дом и остановилась на верхней площадке, готовая встретить незваного посетителя, кем бы он ни был.

Из кареты вышел Теодор. Эмма не сумела удержать на лице невозмутимое выражение. Если он сюда приехал, то... Что это значит?

— Что это значит? — так и спросила она у него.

Теодор пристально посмотрел ей в глаза и учтиво поклонился.

— Миледи, добрый день.

— Добрый день? — подозрительно уставилась она на него. Для него, может и добрый: Теодор вовсе не выглядел как опустившийся и разорившийся игрок. Костюм, пусть и немодный, был вполне приличным. На лице — решительность, в глазах застыло какое-то странное выражение.

— Вы... плохо выглядите, — наконец решился сказать Теодор. — Вам нужно отдохнуть.

"Я знаю. И ты должен знать, что все это из-за тебя," — все это Эмма выразила одной единственной холодной улыбкой.

— Я сожалею, — сказал Теодор.

— Сожалеешь? — в сердце Эммы всколыхнулись два противоположных чувства: надежда и страх.

Она только сейчас обратила внимание, что Теодора сопровождали два всадника — охрана. Это означало одно из двух: либо у него есть деньги, либо он арестован. Но в таком случае что он делает здесь, если арестован? Позволили попрощаться с женой? Или приставили охрану к нему, чтобы не убежал, пока едет к жене, чтобы попросить у нее денег на оплату очередного долга?

— Мне нужно поговорить с вами, миледи, — решительно заявил он.

Очередной долг, устало решила она и обреченно протянула руку в сторону двери.

— Пойдемте.

Чем она будет платить, Боже? У нее больше ничего не осталось, кроме поместья. Заложить его опять? Продать? Сколько он должен? Осилит ли она эту сумму?..

Теодор прошел вслед за Эммой в гостиную, расположенную ближе всех к парадной двери. Слуги Дербери провожали его ненавидящими взорами.

Эмма присела на изящную софу и взглянула Теодору в глаза. Хоть держалась она прямо, но было очевидно, что это стоило ей огромных усилий. Она куталась в шаль, словно спасаясь от чего-то. Отчаяние безошибочно читалось в ее взгляде, обращенном на Теодора.

— Миледи, я прошу прощения, — повторил он.

— Сколько? — спросила Эмма.

— Что "сколько"? — удивился Теодор.

— Сколько ты проиграл в этот раз? — нетерпеливо пояснила она.

Теодор слегка улыбнулся.

— Нисколько...

— Тогда ты выиграл? — с надеждой спросила она, перебив его.

— Эмма, ты выслушаешь меня до конца хоть когда-нибудь? — с налетом раздражения поинтересовался он. Эмма тяжело вздохнула, поплотнее закуталась в шаль и прикусила губу. Убедившись, что она наконец слушает его, Теодор снова заговорил.

— Эмма, все, что случилось за последние полгода, было ненастоящим. Это была... глупая шутка.

Он напряженно следил за ее реакцией, но, очевидно, Эмма пока не понимала, о чем шла речь.

— Я не играл, — очень медленно сказал он. — Все расписки, кроме самой первой, были ненастоящими.

Никакой реакции. Она смотрела на него все тем же застывшим взором, полным отчаяния.

— Здесь, в сундучке, — оказывается, он принес с собой в гостиную небольшой сундучок; Эмма скользнула по нему рассеянным взглядом, — некоторая часть твоих драгоценностей и закладная на Дербери... Эмма!

Она потеряла сознание.

— Господи, — пробормотал Теодор, подбегая к софе. Слава Богу, что она сидела! Он как-то не ожидал такой реакции на свое сообщение. Он легонько похлопал ее по щекам.

— Эмма...

Ресницы ее затрепетали, она неуверенно открыла глаза, но взгляд ее все еще был неосмысленным.

— Тебе нужно отдохнуть, — пробормотал Теодор, поднял ее на руки и вышел из гостиной, глубоко сожалея о своей проделке, в результате которой уверенная, красивая женщина превратилась в это тусклое, усталое, отчаявшееся существо.

В холле с каменным лицом стоял Бичем.

— Где ее комната? — спросил Теодор. Дворецкий бросил невозмутимый взгляд на леди Эмму, презрительный — на Теодора, и направился к лестнице, ведущей на второй этаж.

— Сюда, милорд.

Когда Теодор положил леди Эмму на кровать, она вцепилась в его сюртук обеими руками.

— Не уходи! — взмолилась она. Так, как не раз делала в своих снах.

— Пришлите сюда ее горничную, пожалуйста, — сказал Теодор Бичему.

— Слушаюсь, милорд, — степенно выговорил он и аккуратно закрыл за собой дверь.

— Не уходи, — повторила Эмма.

— Не уйду, — тихо сказал Теодор, понимая, что она сейчас не в себе. Он снял с нее туфли, убрал шаль. Вошла Кэтрин.

— Помогите мне раздеть ее, — обратился Теодор к горничной. К счастью, в последнее время Эмма не носила корсет, так что раздеть ее до нижней рубашки не составило труда. Теодор и Кэтрин уложили леди Эшли под одеяло. Не успел Теодор отойти от кровати, как Эмма потянулась к нему:

— Не уходи...

Полагая, что жене сейчас вовсе ни к чему лишние беспокойства, Теодор отпустил горничную (которая, впрочем, вовсе не спешила уходить, оставляя миледи "с этим негодяем" — как называли Теодора слуги в Дербери — наедине, когда не слышала госпожа). Когда Кэтрин все-таки вышла, Теодор снял сапоги, сюртук, жилет, галстук и прилег рядом с Эммой поверх одеяла. Она крепко прижалась к нему, вынуждая обнять. Он гладил ее по голове, сознавая, что она позволяет это лишь от отчаяния, лишь оттого, что еще не пришла в себя после пережитого потрясения. Еще бы: после такой "шутки"! Черт его дернул проделать это?

Яркий солнечный свет бил прямо в глаза, когда Эмма проснулась. Она припомнила все, что было накануне, но не была уверена, не приснилось ли ей это. Если бы все было по-настоящему, то тогда Теодор спал бы рядом. Прошло, наверное, всего два часа с тех пор как она упала в обморок. Или нет, наверное, она даже еще не просыпалась нынче, и ей приснилась прогулка по саду, приснился приезд Теодора, приснился обморок — приснилось, что нет больше долгов. Это был сон, вызванный отчаянием. За последние недели она видела сотни таких снов.

Эмма позвонила Кэтрин, заставляя себя приподняться на подушках и встретить очередной день.

— Миледи, добрый день, — сказала горничная, входя в комнату. — Вы так долго спали, — обеспокоенно заметила она. Эмма слабо улыбнулась: вот бы вовсе не просыпаться! Во сне все так хорошо, во сне Теодор не проигрывал кучу денег и лег с ней спать.

Эмма съела тост с клубничным джемом, оставшимся с позапрошлого года, выпила чашку кофе и решительно встала с постели. Она вдруг засомневалась, а были ли вообще те две недели, когда она не получала требований к оплате?

Одевшись с помощью Кэтрин, Эмма подошла к столу, где хранила все личные бумаги, и просмотрела почту за последние несколько недель. Действительно, хоть это не приснилось. Она подхватила шаль и направилась вниз, полная решимости прогуляться — как это приснилось ей. С верхней площадки лестницы она заметила в холле... Теодора — и замерла. Это опять сон? Во всяком случае выглядел он также, как тогда, когда признавался в розыгрыше.

Он поднял голову и напряженно улыбнулся, глядя ей в глаза. Эмма решительно улыбнулась ему в ответ: что ж, если это сон, она насладится им как можно дольше.

— Добрый день, миледи, — поздоровался он, когда она наконец спустилась к нему. — Хорошо спали?

— Спасибо, милорд, — ответила она мягко. — Вполне.

Ободренный теплым приемом, Теодор расслабился. Он подал ей руку, и они вместе вышли в сад.

— Вы... помните, что я вам вчера говорил?

— Вчера?

— Да, вы проспали больше суток.

Эмма улыбнулась. Она же до сих пор спит, разве не так?

— Вы прощаете меня?

— Конечно, — беззаботно ответила она. Потом, зная, что сны всегда заканчиваются неожиданно и не желая упускать ни единого мгновения, повернулась к нему. — Поцелуйте меня.

Теодор нахмурился, и Эмма было испугалась, что сейчас он откажет... Это было бы нечестно, ведь это ее сон... Ей так давно не снились счастливые сны...

Но вот он обхватил ее лицо руками, большими пальцами отвел волосы с лица и нежно прикоснулся к ее губам. Потом отстранился и отпустил, с напряжением ожидая реакции. Эмма закрыла глаза и облизнула губы, пробуя его поцелуй на вкус. Ей понравилось.

— Еще, — с улыбкой попросила она. Но Теодор не стал больше целовать ее.

— Миледи, — с недоумением спросил он. — Что с вами?

— Теодор, не надо, — взмолилась она. — Лучше поцелуй меня еще!

Он снова нежно коснулся ее губ. Эмма поняла, что в этом сне ей, видимо, не дождаться большего. Она с сожалением улыбнулась ему, когда он отстранился, подала руку и потянула дальше по тропинке. С кротким изумлением он шел рядом с Эммой, едва поспевая за ней. Эмма же совсем не следила за тропинкой, хоть и глядела под ноги, поэтому она не заметила небольшой выемки в тропинке и, споткнувшись, упала. Теодор не успел ее вовремя подхватить, и одной рукой Эмма уперлась в гравий, которым были посыпаны дорожки. Она содрала кожу на ладони до крови и потрясенно смотрела на нее. Было больно. Но во сне не бывает больно до слез!

— Простите, миледи, — сказал Теодор и взял ее ладонь в свою. — Нужно промыть, пойдемте обратно в дом.

Эмма послушно последовала за ним обратно в дом, наконец-то начиная осознавать, что это на самом деле не сон!

Кэтрин промывала рану, пару раз убирая из-под кожи маленькие камешки и каждый раз прося прощения за боль, которую причиняла госпоже. Эмма боялась смотреть на Теодора. Господи, а ведь если бы он поцеловал ее по-настоящему, то она не задумываясь попросила бы его овладеть ею прямо там, на тропинке!

Кэтрин перевязала ладонь и оставила Эмму и Теодора наедине в той самой гостиной, в которой накануне состоялся разговор.

— Миледи? — обратился к ней Теодор.

Она потрясенно подняла на него глаза:

— Ми...

— Миледи, что с вами? — по-настоящему обеспокоился Теодор. Она снова сидела на софе. Он подошел к ней, взял ее руки в свои. — С вами все в порядке?

— Так ты не играл? — слабым голосом спросила она.

— Нет, я не играл, — подтвердил он.

— Господи... — она забрала у него руки, встала с софы и прошлась по комнате. Теодор молча ждал ее приговора. — А... где бумаги? Ты показывал мне вчера бумаги?

Она повернулась к нему.

— Они в моей комнате, — с непроницаемым лицом ответил Теодор. — Сейчас их принесут.

Он открыл дверь в холл и попросил Бичема принести небезызвестный сундучок.

Эмма снова села на софу.

— Так это не сон... — пробормотала она, все еще не доверяя своим чувствам. Она даже надавила на раненую ладонь, причиняя себе боль, чтобы убедиться в реальности происходящего.

Теодор позволил себе незаметно усмехнуться. Итак, в саду она полагала, что все еще спит.

Бичем сам принес сундучок и, поклонившись почтительно в сторону Эммы, вышел.

Теодор положил чемодан на столик, открыл его.

— Можете убедиться, — сказал он, жестом приглашая Эмму к столику. Она нерешительно встала и подошла поближе, с опаской заглядывая внутрь. Бумаги... Еще плотные футляры, в каких обычно хранят драгоценности. Заметив ее нерешительность, Теодор открыл один из футляров. Там оказался ее бриллиантовый гарнитур. Дрожащими пальцами она коснулась холодных камней.

— Я не привез с собой все, — нарушил молчание Теодор, — побоялся быть ограбленным, но скоро вам пришлют все ваши драгоценности. По крайней мере, я надеюсь, что сумел найти все.

Полными слез глазами Эмма взглянула на него.

— Теодор, вы правда не играли?

Он твердо кивнул.

— Это была лишь шутка? — снова спросила она.

— Да, миледи.

— Как вы могли? — первая слеза скатилась у нее по щеке. Эмма присела на стул, стоявший рядом со столиком. Теодор молчал. — Как вы могли так... шутить? Вы хоть представляете, что я пережила?!

Поняв, что вот-вот сорвется на крик, Эмма заставила себя замолчать и отвернуться от Теодора. Он обошел столик, встал перед ней на колени и платком, оказавшимся у него в руках, аккуратно вытер слезы с ее лица.

— Простите, мне очень жаль.

Эмма старалась не расплакаться в голос.

— Не плачьте, — попросил он. — Оно того не стоит.

Он снова попытался вытереть ей слезы, но Эмма отвернулась, лишь плотнее кутаясь в шаль.

— Миледи, простите меня, — еще раз проговорил он, встал и вышел из комнаты, справедливо полагая, что она не хочет его видеть. После этого Эмма позволила себе зарыдать в полную силу.

Глава 14.

Теодор сидел на кровати в своей спальне — то есть в комнате для гостей, которую он занял накануне в Дербери. Слуги отказались ему прислуживать, но выгнать тоже не посмели: как-никак их хозяйка носила его фамилию. Он не особо надеялся, что Эмма по-настоящему простит его, но не собирался уезжать прежде, чем убедится окончательно, простила она его или нет. И есть ли хоть какая-то надежда.

В дверь постучали.

— Войдите, — сказал он.

— Милорд, миледи просит вас спуститься в гостиную, — без эмоций произнесла Кэтрин.

— Прямо сейчас?

— Да, милорд.

Теодор отправился вниз. С тех пор, как он покинул гостиную, прошло чуть более часа.

Эмма невозмутимо сидела на софе. На самом деле она боялась, что Теодор уехал после того, как она отвернулась от него и он вышел из гостиной. Она испугалась и обрадовалась, когда Кэтрин сообщила, что милорд все еще в своей спальне.

— Миледи, — склонил он голову. Она сделала едва заметный надменный ответный кивок.

— Здесь больше, чем... чем я заплатила по распискам, — немедленно сказала она.

Теодор глубоко вздохнул.

— Здесь кроме того половина доходов Эшли-парка за последний год, как мы и договаривались. Плюс пятьдесят тысяч, которые я получил от вас по брачному договору, плюс счета поместья, которые вы оплачивали.

— Откуда у вас такие деньги? — подозрительно спросила она.

— От Джонаса, — улыбнулся Теодор. — В Индии он случайно спас жизнь одному радже, закрыв его от пули своим телом. В благодарность раджа щедро рассчитался с ним драгоценностями. Некоторую часть Джонас прислал мне, я продал их. В результате оказался почти на двести тысяч богаче.

— Двести тысяч... — потрясенно пробормотала Эмма. — Но вы не должны возвращать мне... приданое. Это ваши деньги по закону.

— Но не по совести, — возразил Теодор.