Горячий июнь. Главы 1-37

— Посмотрите, какие игрушки мы делаем! Правда это опытные образцы, но, надеемся, скоро они станут массовыми.

На верстаках, стеллажах и столах лежало оружие, много. Мама моя родная! Опять я не захочу отсюда уходить...

Тульская командировка продлилась почти две недели. За это время я узнал об оружии столько, сколько не знал за всю предыдущую жизнь. Чертовски интересно общаться с людьми, которые фанатично увлечены своим делом. Иногда аж завидно становилось, когда глядел слушал и смотрел их споры по поводу какой нибудь пружинки. Хорошо им, а тут сидишь две недели и не понимаешь, зачем ты здесь? 13 ноября, вечером, позвонил Мартынов и приказал, к восьми ноль-ноль четырнадцатого, мы должны быть в его кабинете. Наконец-то! Получается, меня не стали сажать в камеру, а отправили в место, где я под постоянным присмотром и могу, теоретически, принести пользу, а теперь, получается, определились, что со мной дальше делать. Надеюсь не расстреляют.

В Москву приехали уже под утро, поэтому поехали сразу в наркомат. Попросив дежурного разбудить нас звонком в половине восьмого, завалились спать прямо в кабинете. Женька, по присущей его нации сноровке, 'прихватизировал' стулья, сотворив из них вполне приличное ложе. А я, не долго думая, составил вместе два стола и улёгся на них. Несмотря на все неудобства, заснули мы почти мгновенно. Услышав сквозь сон близкий телефонный звонок, я протянул руку и — грохнулся на пол. Пока я объяснял всему миру своё отношение к столам, полу, телефонам, не дающим спать — Женька, давясь хохотом, благодарил дежурного. Уже пол-восьмого? Ну ни фига себе, время летит...

Ровно в восемь ноль-ноль, мы вошли в кабинет Мартынова. Глянув на часы, тот одобрительно хмыкнул и заявил, подтверждая мои мысли:

Первое — через два часа, на моём столе должны лежать два отчёта о командировке в Тулу, второе — с завтрашнего дня отправляетесь в другую командировку, длительную. Вы откомандировываетесь в распоряжение армейского комиссара 1-го ранга Льва Захаровича Мехлиса, который направляется с инспекцией на Южный и Юго-Западные фронта. Дальнейшие инструкции получите после сдачи отчётов, на которые у вас остался один час и пятьдесят минут времени.

Через минуту, я и Женька, ошалело смотрели друг на друга в нашем кабинете. Ну ни х...себе! Спохватившись, я посмотрел на часы и лихорадочно принялся писать. Шутки кончились.

Интерлюдия, Москва, Кремль, кабинет И.В. Сталина, 11.11.1941г.

— Значит, Лаврентий, ты уверен, что так будет лучше? Ты же знаешь Мехлиса. Он может залезть к чёрту на рога, если посчитает, что это необходимо? А Стасова он наверняка потащит с собой. Ты понимаешь существующий риск? — задумчиво спросил Сталин глядя в окно.

— Да, товарищ Сталин. Я всё понимаю, — Берия, сидя за столом упрямо вскинул голову, — Мне кажется, что это хорошая идея. Да и без присмотра он не будет, моих людей там достаточно. Мартынов доложил, что узнав о событиях в Ленинграде Стасов впал в шоковое состояние, существовал реальный риск его самоубийства. Хорошо, что он оказался сильней, чем могло показаться и быстро пришёл в себя. Несмотря на коренные изменения хода войны, информация полученная от Стасова не стала менее важной. Огромную ценность для нас имеет и другой аспект его пребывания у нас. Способ мышления Стасова, значительно отличается от большинства наших современников. Он совсем по другому оценивает те или иные события. Особенно хорошо это заметно по его служебным запискам и отчётам. Разница просто бросается в глаза, особенно если сравнивать с отчётами сотрудников, которые выполняли ту же работу, в то же время. Крайне интересны его выводы, сделанные на основе сплава его 'тамошнего' опыта и приобретённого уже здесь.Своеобразная встряска, вызванная поездкой, может пойти на пользу и делу, и Стасову. Кроме того, существует возможность, что он может на месте заметить то, что упустит даже Мехлис и вовремя сообщить ему об этом, тем более, что Лев Захарович знает его лично.

В свете всего перечисленного, я считаю, что необходимо отправить его в инспекторскую поездку Мехлиса. А риск... риск существует даже в камере, не говоря уж о улицах Москвы.

— Ну что же, Лаврентий. Оставь мне бумаги по этому вопросу, я, вечерком ещё подумаю.

Глава 24.

С отчётами успели еле-еле. Когда зашли к Мартынову, он уже тянулся к телефонной трубке, но, увидев нас, отдёрнул руку.

— Ну, писатели, давайте ваши 'гумаги'.

Получив ожидаемое, он принялся изучать наши впечатления. Сначала Яшины, потом мои. В конце концов, он положил их рядышком и стал сравнивать. потом озадаченно хмыкнул и откинулся на спинку стула.

— Ладно, ребятки, хорошо поработали. Теперь слушайте внимательно. Командировка вам предстоит, скажем так, нелёгкая. А если честно, то тяжелейшая. Кто такой товарищ Мехлис и какой у него характер, вам рассказывать не нужно. А в свете последних событий, ситуация может осложниться до нельзя. Временно, командующим фронтом назначен генерал-лейтенант Смирнов. Обстановка там сейчас тяжелейшая. Немцы давят изо всех сил, да ещё эта диверсия, чёрт её возьми! — он раздражённо хлопнул по столу рукой и продолжил, — Ваша задача оказывать всемерную помощь товарищу Мехлису. С момента поступления в его распоряжение, вы выполняете только ЕГО распоряжения. Отменить отданный вам товарищем Мехлисом приказ могут только председатель ГКО и его замы. Естественно, что это распространяется только на период инспекционной поездки. В случае обращения к вам из особых отделов и других органов НКВД, сразу ставите в известность Льва Захаровича, дальнейшие ваши действия будут зависеть от его распоряжений. В общих чертах это всё, более полно инструкции изучите немного позже. Вот, получите, — и протянул нам два толстых пакета, — после изучения сдадите мне. На ознакомление вам даю два часа. Всё, ребята, идите, времени мало.

Вернувшись в кабинет, мы с Яшей молча вскрыли свои пакеты и принялись за изучение содержимого. Судя по инструкциям, нам предстояло участие не просто в инспекции фронтов, а в чём-то большем. Слишком большими полномочиями наделялся Лев Захарович, если верить нашим инструкциям. Ну что же, товарищу Сталину виднее, какую и кому поручать работу. Будем помогать.

К исходу второго часа, мозг уже отказывался воспринимать канцелярские обороты инструкций и я, с огромным облегчением услышал Яшино: — Пора.

Сдав инструкции Мартынову и получив очередную порцию наставлений, уже втроём, направились в канцелярию. Там, к своему удивлению, я получил новое удостоверение — старшего лейтенанта ГБ. Улыбаясь, майор объяснил, что хотел сделать сюрприз, но раз уж так всё сложилось, то и сюрприз такой, не торжественный.

Заполнив кучу бланков и поставив ещё больше подписей, мы, наконец, отправились домой. Слава богу, хоть дали время помыться и вещи собрать. Но к пятнадцати ноль — ноль, мы должны быть на аэродроме. Иначе попа болеть будет, Мартынов нам это очень ответственно пообещал. Поэтому мы действовали оперативно. В темпе помылись-побрились, переоделись, мне пришлось петлицы переделывать, и направились к летунам.

Да, реалии сороковых. Сидим, в ожидании высокого начальства, в домике с летунами, треплемся ни о чём. Чаем хорошим балуемся, правда без плюшек, но и так нормально. Наконец, прямо к самолёту, подъехал Мехлис с сопровождающими. Ёлки-пали! Мы же там быть обязаны! Не сговариваясь, подхватили вещмешки и ломанулись туда. Успели, на наше счастье. Вышедший из авто Мехлис, уже начал оглядываться, когда мы оказались позади машины. Увидев меня и Яшу, Мехлис ухмыльнулся и отдал приказ о погрузке.

В этот раз лететь было комфортней, потому что нам выдали огромные тулупы. Красота! Замотавшись в полученный 'девайс', я, почти сразу, уснул. Сказалась прошедшая бессонная ночь, а проснулся от того, что меня сильно тормошили. Очумело оглядываясь, я увидел Зильбермана, который с диким выражением лица выглядывал из соседнего тулупа. Вокруг стоял здоровый ржач, который возглавлял сам Мехлис. Как оказалось, мы проспали весь полёт, не проснувшись даже тогда, когда садились на дозаправку. Ну и дреманули! И ничего смешного в этом нет, мы почти не спасли сутки. А они ржут, редиски. Естественно, что вслух я этого не сказал, а молча начал выпутываться из недр тулупа.

Отправляясь в эту поездку, я представлял себе инспекцию так: проверка бумаг в штабе фронта, потом в штабах армий и т.д. Ага, счаз! Может если бы проверяющим был не Мехлис, всё так бы и происходило. А на самом деле... Нет, были и бумаги и штабы. Всё было. Но гораздо больше было лазанья по окопам на передовой, допросы пленных, разговоры с рядовыми бойцами. Мехлис оказался настоящим мужиком, в лучшем смысле этого слова. Генералы и командиры рангом пониже буквально выли от него! Так он их замучил. В принципе, правильно и делал. Только за первую неделю инспекции, четыре полка поменяли командиров, больше десятка интендантов пошли под трибунал. Снабжение бойцов изменилось в лучшую сторону, причём кардинально! А сколько речей произнёс Лев Захарович, уму непостижимо! Причём без бумажек! А ночами, когда положено спать, Мехлис вызывал меня и мы разговаривали. Вернее, сначала я рассказывал о своей жизни, о том, что происходило вокруг, а потом слушал его комментарии — едкие, желчные, злые. Во многом, я не соглашался с мнением Льва Захаровича и начинался спор! Какой это был кайф! Я уже начал забывать, какое это удовольствие, поспорить с умным человеком на тему, которая нас, обоих, волнует. Однажды, в пылу спора, я упомянул 'красный террор' во время гражданской войны. Мол, зачем десятками офицеров и дворян расстреливали? Мехлис помолчал, а потом спокойным, тихим голосом начал рассказывать. Про то, как до революции, почти каждый год мёрли от голода тысячи простых людей. Как, не получая никакой медицинской помощи, умирали десятки тысяч. Про полное бесправие и нищету большей части населения страны. Про то, что творили 'их благородия'. Как их всех ненавидели простые люди. В наше время, принято приукрашивать действия 'белого движения' и рассказывать о зверствах 'обезумевшего быдла'. Но не рассказывают, как они использовали пленных в качестве мешков, для отработки штыкового боя и навыков владения шашкой, как жгли живьём, резали, вешали, травили собаками. От рассказа Мехлиса, мне не один раз становилось плохо. Самое страшное, что всё это он рассказывал спокойно, просто вспоминая свою жизнь и то, что ему доводилось видеть. Очень полезными были эти разговоры, во всяком случае для меня — точно. К тому же я заметил, что отношение Мехлиса ко мне изменилось. Нет, плохим оно не было и раньше, просто он стал смотреть на меня как на дальнего родственника, взявшегося за ум. Именно такие ассоциации возникали у меня, после некоторых его высказываний. Однажды, он заметил, что во время пребывания в окопах, я нервничаю от свиста пуль, пролетающих над нами, а вечером он устроил мне выволочку, причём совместил её с лекцией:

— Андрей, пойми одну вещь. Боятся все, кто не боится, тот просто идиот. Но ты, старший лейтенант госбезопасности! Ты не имеешь права показывать свой страх бойцам! Это не значит, что ты должен прогуливаться поверх окопов под огнём немцев. Нет! Ты не должен, ты просто обязан при любых обстоятельствах оставаться внешне спокойным и уверенным! От нас, командиров, зависит уверенность бойцов. Если боец увидит слабость и страх командира — он, скорее всего, проиграет бой. Я много раз сам ходил в атаку, поднимал бойцов под огнём. Думаешь мне было не страшно? Ещё как страшно! Но я не имел права показать людям свой страх! Контролируй себя, контролируй свои эмоции и, что ещё важнее, думай, кому и что ты говоришь! Ты знаешь, что на тебя поступило уже больше десятка доносов? Разве тебе не говорили контролировать свою речь? Все эти твои иностранные и жаргонные словечки? А раз говорили, то какого х....ты......не...... Из-за тебя.......в......и........особисты вместо работы отвлекаются на эти бумажки! Если это будет так продолжаться, то до конца инспекции посажу тебя под арест! А перевозить за собой буду в деревянном ящике! Понял меня, старший лейтенант?

— Так точно, понял, товарищ армейский комиссар 1-го ранга! — охренев от разговора, рявкнул я,— Больше не повторится!

— Ну а если понял, то иди спать. Надеюсь, что на эту тему больше разговаривать не придётся.

Выйдя на улицу, я уставился в тёмное, морозное небо и задумался. Ну, товарищ страшный лейтенант, получил? Сколько раз ты слышал слова — язык мой, враг мой. Теперь придётся смотреть за собой всерьёз. Мехлис не тот человек, который бросает слова на ветер. Ладно, пойду спать, а завтра начнётся новая жизнь .

К концу второй недели командировки, мы были в Новочеркасске. В отличии от той истории, которую я знал, немцы так и не смогли дойти до Ростова, а, тем более, взять его. Вообще, на юге, складывалась интересная ситуация: немцами взято Сталино, но южнее они так и не смогли продвинуться, румынская же армия, вообще непонятно чем занималась. Из документов складывалось впечатление, что они вступают в бой с нашими частями, только чтобы сдаться в плен. У коллег из особых отделов, крыша ехала от идиотизма некоторых командиров противника, правда и наши 'чудили не по детски'. Особенно меня 'убил' один случай, произошедший в районе села Широкая балка, недалеко от Одессы. Начудила там морская пехота. У командира батальона, был День рождения, а недалеко от позиций морячков небольшой винзаводик. Батальон отметил День рождения командира и, уже к концу веселья, вечером, пошёл в атаку на румын. Под сильнейшим пулемётным огнём полёг весь батальон! Многие командиры в тот день готовились к трибуналу, как в наступившей ночи, со стороны румынских окопов, раздалась бешеная стрельба и крики. Выяснилось следующее. Пьяные в дым моряки, залегли под огнём на поле и заснули! Проснувшись уже в темноте, сообразили, что дело пахнет плохо и захватили румынские окопы. Потери батальона составили 17 человек убитыми и 25 ранеными. Охренеть! Когда я читал эти бумаги, то просто обалдевал от идиотизма ситуации. А немецкий инженер — полковник с адъютантом и охраной, заехавший прямо в расположение нашего танкового полка и искренне считавший, что здесь давно штаб немецкой дивизии? Да, бардак был не только у нас.

Интерлюдия, Москва, Кремль, кабинет И.В. Сталина, вечер 20.11.1941

-....таким образом, по результатам проведённого расследования получен следующий вывод. Одновременная гибель товарищей Жукова, Жданова и других, являются трагической случайностью. Одиночный немецкий самолёт, был принят за разведчика и то, что он может провести бомбометание, да ещё бомбами повышенной мощности, никому не пришло в голову. В кабинете Жданова проходило совещание, на котором Жуков докладывал о своих впечатлениях от осмотра оборонительных рубежей наших войск на Ленинградском направлении. Именно в этот момент и произошли два взрыва, приведшие к такому трагическому финалу. Одна бомба упала перед зданием Смольного, в районе кабинета товарища Жданова, вторая — в ста метрах севернее. По заключению экспертов, это были бомбы повышенной мощности, весом от пятисот килограммов до тонны. Именно первая, более мощная, бомба нанесла серьёзные разрушения зданию, в результате чего и были такие значительные жертвы. За последние три недели, было 16 подобных авианалётов, совершаемых одиночными самолётами в ночное время. Большая их часть закончилась незначительным материальным уроном, но есть и серьёзные жертвы. Комиссия считает, что такие действия немецкой авиации вызваны тем, что за последнее время они понесли значительные потери от средств ПВО и истребительной авиации, а одиночному самолёту в вечерне-ночное время проще сбросить на город боеприпас, не требующий особого прицеливания. Редкость таких налётов мы объясняем недостаточным количеством у противника бомб такого калибра. Комиссия выносит предложение, о запрете единовременного нахождения военных и партийных работников высокого ранга в помещениях, не защищённых от подобного рода случайностей. Вот, в общих чертах и всё, товарищ Сталин. Более полная информация со всеми актами и заключениями будет вам предоставлена завтра, по прилёту комиссии в Москву,— Берия закрыл папку и вопросительно посмотрел на Сталина.