Замена. Последнее.

Внезапный шум в ночи прогнал назойливые думы, тем более, что, кажется, в этот раз он раздался во дворе купеческого дома. Послышались голоса — еле внятный бубнеж разбуженного Хавьера, и ровный, требовательный, уверенный в своем праве рык, показавшийся Хорсту очень знакомым. Он меланхолично выслушал короткий диалог, в котором не разобрал ни слова, пропустил мимо ушей звук смачной оплеухи и последовавшие за ней топот и скрип ворот, поглощенный образом юной герцогини, и вновь обратил внимание на происходящие в доме события только тогда, когда за дверью заскрипели половые доски, поддаваясь чьей-то мощной поступи.

Кто-то постучал в дверь, и Хорст, тяжело выныривая из своих грёз, мрачно посоветовал посетителю:

— Пошли вон!

— Ага, сейчас, — из-за двери донесся смешок, а следом за ним произошло сразу несколько событий: во-первых, дверь непостижимым образом открылась. Как-то вся сразу, так, чтобы уже не закрываться — она упала на пол у противоположной от проема стены комнаты. Во-вторых, вынесший дверь удар, от которого дрогнули стены — от кровли до фундамента, оказался оглушающее громок: скорее всего, он разбудил всех вокруг — не только домочадцев, но и соседей, вызвав в Хорсте мгновенную вспышку яростного раздражения. А в-третьих, и именно это не позволило Хорсту броситься по привычке на нарушителя спокойствия с кулаками — на пороге возникла ухмыляющаяся рожа... самого Хорста!

— Будь здоров, купчина! — Весело прорычал вошедший, бесцеремонно усаживаясь на расстеленную кровать.

Хорст беззвучно открыл рот — он, прежде владевший этим телом, вольготно расположившимся на белой перине, никогда не представлял себе насколько оно большое. Если бы в детстве, наслушавшись бабкиных сказок, он встретил на дороге человека таких размеров, то никто и никогда не смог бы его переубедить, что он узрел не великана. Он, никогда не видевший себя прежнего со стороны, всякий раз удивлялся, почему незнакомые ему люди предпочитают убираться прочь с его пути. Теперь ему стала понятна причина их поспешного бегства, потому что человек таких габаритов, несмотря на трогательную улыбку и добрый взгляд внимательных глаз, вызывал в других суеверный ужас.

Следом за великаном в комнату вошел согбенный годами старец, стрельнувший острыми, как коса, глазками по сторонам. Дед застыл каменным идолом перед Хорстом — тем, который всё ещё сидел у окна, придирчиво оглядел его неряшливый наряд, презрительно поджав нижнюю губу.

С первого этажа донесся возмущенный голос Эльзы:

— Я пожалуюсь прево! Уж он-то на вас управу найдет!

Кто-то в ответ мрачно посоветовал няньке заткнуться.

— Рене, — не обратив внимания на совет, заливалась Эльза, — Рене! Где этот гадкий мальчишка? Хавьер, тогда ты! Беги к господину прево, скажи, что на нас напали, пусть высылает сюда стражу! И где эти чертовы оглоеды, которые весь день слонялись по дому и жрали наши припасы? Они же обещали нас охранять!

— Во дворе лежат, — ответил кто-то, чей голос было не разобрать. — Стонут. Жалобно так.

Хорст, все еще сидевший перед окном, медленно начал подниматься.

— Сидеть! — Старик устало и вместе с тем властно махнул рукой.

— Ну, вы пока знакомьтесь, а я порядок наведу, — второй Хорст, Хорст-большой, деловито вскочил с кровати, выглянул к лестнице и гаркнул: — Эмиль! Если хоть одна сволочь поднимется выше первой ступени, или покинет стены этого дома, я лично повышибаю мозги всем, кто мешает нам разговаривать! И сделай так, чтобы бабы заткнулись! Можешь зарезать парочку, этого племени не жалко.

Он вернулся к помятой постели и, не снимая сапог, вытянулся на ней во весь свой немалый рост:

— Мягко, — прокомментировал здоровяк свои ощущения окружающим. — Ладно, наверное уже пора объяснить происходящее уважаемому купцу Первой гильдии Гровелю? Или все-таки крестьянину Хорсту? Конечно же, Хорсту! Ну да, Хорсту. Пора объяснить, кто мы такие и почему ворвались к нему среди ночи, да, Ганс?

Старик медленно кивнул.

— Желание на берегу реки загадывал? — Просто спросил здоровяк, устраиваясь на перине.

— Какое желание? — Хорст сидел на своём стуле недвижимо, пораженный напором и хозяйской уверенностью обладателя его прежнего тела.

— Это уж тебе виднее — какое. — Хохотнул громила и подмигнул, — Не стесняйся! Загадывал, значит. И стал купцом Гансом Гровелем.

Хорст растерялся: тщательно оберегаемая им тайна стала известна ещё кому-то! Видимо, он изменился в лице, потому что громила улыбнулся так, словно нашел подтверждение своим заявлениям.

— Не бойся, мы все трое теперь в одной лодке. Я тоже не всегда имел такое... такое большое тело. А дедушка, перед тобою стоящий, вот он и есть настоящий Ганс Гровель. Запутанно как-то звучит, да, Гансы? Давайте начнем с представления. Итак, я — крестьянин Хорст, ранее известный в миру как маршал Бродерик. Вот этот достойный человек, — он показал пальцем на старика, чтобы было понятно всем, — маршал Бродерик, до недавнего времени отзывавшийся на имя Ганс Гровель. Ну и оставшийся участник нашего приключения — Ганс Гровель, несколько дней назад крутивший хвосты быкам. И звали его тогда Хорстом. Вроде ничего не напутал?

— Правильно, — старик, устав стоять, величественно прошествовал к стоявшему в углу креслу.

— Бродерик? — Переспросил Хорст. — Тот самый? Маршал Бродерик, герцог Лана? Непобедимый?

— Он и есть, — просто ответил Бродерик. — Маршал, герцог, Непобедимый. Можно продолжать?

— Маршал Бродерик! — Глаза восхищенного Хорста стали напоминать оловянные плошки: стали огромными и тускло засветились. — Мы же ещё детьми играли "в Бродерика и кочевников", "в Бродерика и нечестивых", "в Бродерика и..."

— Хватит, — оборвал его помолодевший маршал. — Потом расскажешь, как ты ждал этой встречи. Теперь, давайте продолжим наши дела. Ганс, ты не против?

— Нет, — старик, удобно расположившийся в своем любимом кресле, расслабленно кивнул.

— Вот и отлично! — Потер руки Бродерик. — Вот что думаю: чтобы впредь не путаться между собой, и нечаянно не напугать посторонних, предлагаю закрепить имена за носящими их телами. Я буду Хорстом, ты Гровелем, а дед останется Бродериком. Согласны?

Ответом ему было молчание, прерываемое сиплым дыханием маршала. Потом из угла раздалось недовольное:

— Я не дед! Но пусть будет так.

— Вот и славно! Итак, Хор..., тьфу, Ганс, тебя, наверное, мучают догадки — уж не хотим ли мы отобрать твое нынешнее тело, дом, деньги, если они ещё остались, и остальные преимущества, полученные тобой?

— Ага, — нынешнему Гровелю (а теперь, чтобы и нам не запутаться, мы тоже будем называть наших героев соответственно предложению Хорста-Бродерика) стало на самом деле интересно, зачем явились эти люди.

— Наверное, я тебя расстрою, но ответа на этот вопрос нет. И чтобы его получить, мы были вынуждены три дня натирать задницы о сёдла. К тебе, уважаемый, ехали.

— А я ничего не знаю, — развел руками Гровель. — Ничего не докажете!

— Давай-ка сначала. Итак: берег реки, два войска готовятся к сражению. Я молю Всевышнего о даровании мне ненадолго молодости. Потому что твердо рассчитывал погибнуть в том сражении. Дальше — Мерид: купец Первой гильдии Ганс Гровель, разоренный своим нечистым на руку партнером, желает власти, чтобы покарать обидчика. Всего лишь дня на три. Что в итоге? Я молод, и не сложил голову, он стал маршалом, и прошло уже четыре дня. Что там с твоим желанием?

Гровель наморщил лоб, тщательно вспоминая слова, сорвавшиеся тогда с губ и после некоторого усилия начал бормотать:

— Господь-вседержитель, забери меня отсюда! Хоть куда, лишь бы подальше! Я отслужу, как посчитаешь нужным! Молиться буду о славе твоей, только забери меня отсюда, Господь великий, милостивый! — Он на мгновение замолчал, припоминая, что еще что-то говорил о количестве молитв, но здесь память отказала ему в своих услугах, и лже-купец виновато добавил, — вот что-то такое говорил.

Хорст, присевший на кровати, и Бродерик, поднявшийся из кресла, смотрели друг на друга, осмысливая сказанное, и на лицах их проступало недоумение.

— И всё? — Спросили они в один голос.

— Ну да. Даже не выругался. — Гровель пожал плечами.

Повисла непродолжительная пауза, пока двое гостей придумывали толкование его словам, а Гровель соображал, чем ему это грозит.

— Однако, — первым раскрыл рот нынешний Бродерик. — Сумасшествие какое-то! Почему?

Хорст сначала левой рукой почесал свой затылок, потом, когда это не помогло — правой. Рук оказалось недостаточно, чтобы решить задачу, и он изрек:

— Недоступны пониманию дороги, которыми ходят боги. И все же, — вновь возвращаясь к образу деловитого парня, заметил он, — нам, любому из нас, нужно быть уверенным, что обратное превращение, если оно возможно, не окажется столь же внезапным. Согласны?

Гровель быстро кивнул, соглашаясь, а Бродерик, оглаживая бороду о чем-то напряженно размышлял: на его лбу, и без того похожем на кору столетнего дуба, морщины собрались волнами. Наконец и он согласился:

— Да, это так. Значит, старый план в силе?

— Какой план? — Проявил любопытство Гровель.

Хорст недоуменно посмотрел на купца, вспомнил, что тот ещё ничего не знает о принятом решении искать колдуна и терпеливо объяснил:

— Мы с Бродериком немного поразмыслили и сошлись в том, что ответ на наш вопрос могут дать только эльфийские мудрецы или орочьи шаманы. К ним нам и предстоит вскоре отправиться.

— А-а-а, — понимающе протянул Гровель, — вон как! Я-то чем могу помочь? Коней вам дать?

Хорст несколько долгих мгновений непонимающе смотрел на Гровеля, потом почти беззвучно расхохотался. К нему присоединился Бродерик — из темного угла раздались звуки, напоминающие те, что издает собака, поперхнувшаяся сладкой костью. Гровель молчал, искренне недоумевая, что могло вызвать такое веселье.

— Молодец! Ну вот молодец! — Сквозь смех заявил Хорст. — Держу пари, что дела у этого барышника в полном порядке!

— Да, кстати! — Встрепенулся в своем кресле нынешний Бродерик. — Я во дворе видел людей Езефа. Что здесь происходит с моим хозяйством? Менялы уже, поди, всё описали?

Гровель поерзал на табурете, соображая, стоит ли отчитываться перед бывшим хозяином, но под вопросительным взглядом Хорста не смог удержаться и похвалился:

— Дела в порядке. У меня не забалуешь. Думаю вот ещё воловьими шкурами заняться. Говорят, зольно-дубильные мастерские теперь на подъёме.

— Чего? Как это в порядке? — Опешил старик. — Что ты сделал?! Как это дела могут быть в порядке, если ещё два дня назад нужно было отдавать лихву по займам!! Где ты взял деньги?! А! Понимаю-понимаю-понимаю... Продался Езефу и Сальвиари? Точно! — Он схватился за голову. — Молчи, молчи, землекопская рожа! Всё, что собирали Гровели четыре поколения! Всё! Он всё отдал этим негодяям!

— Не отдавал я ничего! — Пробился сквозь его причитания Гровель. — Сами принесли и ещё спрашивали — не мало ли?

Довольный Хорст следил за диалогом купцов — прежнего и нынешнего — с нескрываемым удовольствием. Он уже понял, что крестьянин совсем не так прост, как ему представлялось ранее, и это открытие почему-то наполнило его сердце радостью — такой же, какая много лет назад возникла в нем, когда его старший сын победил на своем первом турнире.

— Кто принесли? Сальвиари? Езеф? — Распалялся Бродерик. — Где это видано, чтобы эти падальщики несли деньги своим жертвам? Что ты несешь!

— Спокойно! — Хорст решил вмешаться в спор. — Спокойно, господа негоцианты! Сейчас Ганс сам, толково и по порядку расскажет, как так случилось, что менялы пошли ему навстречу. Да, Ганс? Отлично! А уважаемый Бродерик будет при этом молчать, пока Ганс не закончит. Да, господин маршал? Ну вот и славно. Начинай, Ганс.

— Ну, в общем, сначала так всё и было, — шмыгнув носом, заговорил Гровель. — Пришли эти люди, стали угрожать, требовать возврата долгов. Шумели. Потом я попросил Рене всё посчитать. Или сначала я попросил, а потом пришли эти люди? А, неважно! Словом, когда я сообразил, что очень скоро у меня могут отобрать всё — Рене пришлось хорошенько побегать. Он вообще молодец, всё сделал правильно. А самое главное, именно он объяснил мне, каким образом я получил займы у менял! Н-да, чтобы я без него делал? Так вот, перво-наперво я поговорил с Аароном Пти и Иеремией Флоддом.

— Кто это? — Спросил Хорст.

— Нотариус с адвокатом, — пояснил Бродерик, внимая откровениям недавнего крестьянина.

А тот продолжал:

— Не знаю, зачем ты платил им деньги? Эти прощелыги не дали мне никакого толкового совета — только грозили долговой клеткой, вякали что-то о том, что они много раз предупреждали. Словом, когда они уехали, я понял, что дела-то совсем плохи! И тогда я вспомнил опись моего имущества, которой тыкал мне в нос пройдоха Флодд. Вот здесь в голове что-то щелкнуло, и я понял, как мне выйти из положения!

— И как же? — Хорст довольно улыбался, глядя на Гровеля.

— Я поехал к менялам и предложил им новую сделку! — Видя, как затихли слушатели, Гровель выдержал паузу, затягивая интригу. — Я сказал им: господа, если вы желаете получить назад взятые у вас деньги, вы должны дать мне ещё столько же!

— Что?! — Хорст приложил к уху ладошку, думая, что ослышался.

— Бред какой-то! — Хлопнул себя по тощим коленям руками Бродерик. — Никогда не поверю, что Сальвиари вот так просто взяли и дали тебе еще пятьдесят тысяч!

— А я и не говорил, что это было просто! — Возмутился Гровель. — Совсем непросто! Сначала они смеялись надо мной! Опять грозили долговой клеткой, распродажей имущества, королевскими галерами... Как же они выли всего через час!

— Не тяни, — поморщился Хорст.

— Не буду, — Гровель встал со своего табурета, потянулся, расправляя занемевшие руки и ноги. — Ты же помнишь, как брались займы? — Спросил он у Бродерика.

— Конечно, — кивнул тот, — сначала под залог моих монет, потом, когда золото было истрачено, залогом выступили имеющиеся табуны, потом те табуны, что были выкуплены на займы...

— Ну да, Рене мне это все объяснил. И я объяснил это Сальвиари. Но он, что-то быстро посчитав, отмахнулся от предупреждения, сказав мне, что этот риск учтен в ставках. Не знаете, что это такое?

— Потом. Рассказывай. — Бродерик весь подался вперед, прислушиваясь к словам хитрого крестьянина.

— Ладно, потом, так потом. Ну так вот, я, сидя напротив хохочущего мне в лицо Джузи Сальвиари, вызвал Хавьера и велел передать Карлу и Жакому, чтобы начинали кормить лошадей желтой волчанкой.

— Они же сдохнут! — В один голос воскликнули Бродерик и Хорст, оба считавшие себя знатоками в коневодстве.

— Конечно сдохнут, — согласился Гровель. — Да не просто сдохнут, а их мясо будет отравлено, а шкуры высохнут и полопаются. Ни для мясников товара, ни для кожевенников. Словом, если бы это случилось, то уже к полудню от табунов остались бы только копыта. Зато очень много копыт! Ну, само собой, Хавьер-то знал, что я отдам такой приказ и сделал вид, что исполнен решимости привести его в действие. А бедняга Джузи всё еще смеялся... До тех пор, пока я не начал рассказывать ему в самых точных подробностях, что происходит со скотом, обожравшимся волчанкой. Вот тут-то его ослиная морда вытянулась и смеяться пришлось мне. Он быстро сообразил, что пока лошади живы — есть надежда на возврат монет, а когда они сдохнут, никакой надежды не останется. Мне даже не пришлось сообщать ему, что дом я решил сжечь.