День был какой-то бестолковый, она почему-то все бегала и бегала, все ее встречи проходили второпях, потом была планерка и она выслушала о том, что "когда одни рвут жилы, другие где-то прохлаждаются", но Самин уже успел предупредить, что Ильину пришел из Правительства очередной отказ о включении в программу финансирования пары забытых богом и государством музеев, вот он и лютовал, поэтому Кира была невозмутима, и не воспринимала эти слова на свой счет. Нужно человеку прокричаться, всегда пожалуйста. В восемь она все же вырвалась из конторы и смогла заняться выполнением обещанного.

-Леший, ты же Леший?

-Я — Леший.

-Раз ты Леший, значит лес в твоей власти?

-В моей.

-Мне лес нужен.

-Не понял?

-Дерево мне нужно.

-Рубли что ли деревянные?

-Ох, Леший ты совсем в своей избушке одичал. Я к тебе через час приеду.

-Приезжай.

-Номер машины запиши

-Ты его ещё не получила, а я уже знал какой он у тебя будет.

-Прости, глупость сказала.

-Жду.

Леший был ее давним другом, на самом деле его звали Федор, но все уже давно именовали его Лешим. Он мог достать любую информацию, он мог много, очень много, а главное Кира ему доверяла. Их познакомил Кирин отец, очень давно, Леший был один из немногих из прошлой жизни, переживший с ней все ее "жизни". Они были хорошей парой и многие ждали, когда же случится столь закономерное единение, но они были слишком хорошими друзьями, чтобы стать супругами.

Охрана пропустила ее на территорию, машина медленно подъехала к огромному деревянному дому. Если бы Кира не знала, какая здесь охрана и какая роскошь в самом доме, то можно было бы подумать, что она приехала к кому-то на дачу в Карелию.

Леший уже ждал ее на крыльце. Они прошли в дом. Леший привычно обнял ее, его руки расстегивали пуговицы на пиджаке, а губы блуждали по шее.

-Не хочу.

-Как хочешь, — Леший пожал плечами, застегнул пуговицы и повел ее в кабинет.

Кира села в кресло перед камином и привычным движением взяла со столика бокал с бренди.

-Так что тебе нужно от Лешего?

-Лес, в прямом смысле.

-Домик решила построить как мой.

-На реставрацию, а взять можно только у военных.

-Понятно. Тебе или кому-то?

-Подруге. Этим генерал Васильков ведает, не самый приятный тип.

-А что сама?

-У меня на него выхода нет, мы пересекались на раутах, но без рекомендации он не примет. И потом он привык работать напрямую, а я посредник.

-Хорошо, договорюсь о встрече.

-Ещё подстраховать нужно.

-То есть?

-Девушка пойдет, одна, у него не самая хорошая репутация, ты все прекрасно понял.

-Подстрахую, честь твоей девушке сберегу.

Он сел рядом. Он налил себе коньяк и подлил бренди Кире.

-А теперь рассказывай подруга, в кого влюбилась?

-С чего ты взял? Я просто не хочу!

-Ты не просто не хочешь, а ты не хочешь, потому что это измена.

-Глупости.

-Я тебя пятнадцать лет знаю.

-И ты был моим первым мужчиной.

Да, он был первым. Это была "спланированная акция", шикарный отель, розы, шампанское, шелковое белье и умелый любовник, как мечтают многие, но не у многих получается. Она сама обратилась к Лешему, все вокруг давно стали женщинами, а Кира всё не влюблялась и никому не могла "отдаться со всепоглощающей страстью" не было такого кандидата, но был хороший друг и верный товарищ, который согласился помочь. Потом у нее были и другие любовники, был период, когда она очень ловко использовала свое тело. Время от времени она и с Лешим проводила ночи. А потом, потом она придумала себе этот европейский брак, брак по договору, брак расчетливый и безразличный, он мало интересовал ее, она — его, что ещё нужно для стабильной ячейки общества, а для идеальной семьи ещё парочка усыновленных детишек и картинка готова.

-Поэтому я тебя прекрасно знаю.

-И что?

-Кирхен я рад, что ты наконец-то влюбилась, но я хочу быть уверен, что никто не причинит тебе зла.

-Никто не может мне причинить зла, ты же сам прекрасно знаешь я ни в кого никогда не влюблялась, я это не умею, при рождении этого мне не дали. Просто тебе в своей строжке скучно, вот и придумываешь.

-Я ж все равно узнаю.

-Если я с тобой пересплю, успокоишься?

-Я мог бы взять тебя на слабо, но потом ты бы стала мучиться, угрызения совести тебя бы заставили отдалиться от меня, и я потерял бы друга, а нашей дружбой я дорожу.

-Никогда не замечала за тобой такую буйную фантазию.

Леший вытащил сигару, с многозначительным видом ее раскурил и, выпуская дым кольцами, изрек:

-Да я и так знаю, можешь не скрывать. Саврасов.

-Глупости.

-Сначала ты на него досье собирала, а он на твою фирму наехал. Потом он как-то странно загорелся танцами.

-А я-то здесь каким боком? Захотел кто-то научиться танцевать, так он что сразу моя любовь?

-Я вас видел.

-Видел?

-Я был очень удивлен, что ты выдержал три часа джаза, это точно любовь.

-Он просто мой любовник.

-Он мужик нормальный, правильный, я одобряю.

-Мне твое одобрение не нужно.

-Не нужно, но я могу не переживать за тебя, а то с этим европейским браком ты меня чуть не доконала, такую свинью выбрала.

Да, Лешему Иван не нравился, он тогда долго на нее кричал, когда она поставила его перед фактом своего "европейского замужества". И как он радовался, когда Кира с ним рассталась. Обещал найти ей настоящего мужчину, но все предложенные кандидатуры были отклонены. А потом появился Саврасов со своим "я привык получать все, что хочу".

-Леший тебе пора фантастику писать. Ты совсем с ума сошел от одиночества, пора возвращаться в свет.

-Мне и здесь не плохо, если свету надо пусть он ко мне и приезжает. А ты, моя боевая подруга, не переводи тему. И как?

-Что как?

-Он тебя как любовник устраивает?

-А почему я должна с тобой это обсуждать?

-Ты всегда со мной обсуждала всех своих любовников, я как настоящая и верная подружка, всегда всё выслушивал. Ну?

-Любовник он получше тебя.

-Ой, а ты смутилась, вон щеки покраснели. Я тебя смущенной последний раз видел лет тринадцать назад.

-Иди к черту, Леший.

-На свадьбу пригласишь?

-Или к черту!

-Пригласишь?

-Если я выйду замуж за Саврасова, то ты будешь свидетелем.

-Заметано. Выберусь в город, костюм себе присмотрю.

-Присмотри, присмотри, он тебе в гробу пригодится, а так и быть приду на твои похороны одинокая и прекрасная в свадебном платье.

-Тебе где постелить? где обычно или в доме для гостей?

-Я поеду.

-После спиртного? На тебя не похоже.

-Сейчас же можно и я обещаю быть очень осторожной, очень, очень. Про Василькова не забудь.

-Обижаешь. Может тебя все же мой водитель отвезет?

-Дорогу я знаю прекрасно, выпила я немного, да и ехать недалеко.

Одиннадцать вечера, время ещё детское, Кира сначала хотела поехать к Вассе, но передумала, в пансионе свой распорядок и, заявившись туда около полуночи, можно устроить переполох, Белозерская уже скорей всего спит или пытается уснуть и не надо ее лишний раз дергать. Ей все равно придется привыкать справляться со своей болью, тут уже Кира была бессильна. А что если?

-Привет.

-Привет, Кира.

-А ты где?

-Дома.

-На квартире или в особняке?

-В особняке, а что?

-Я здесь недалеко, не возражаешь, если я приеду?

-Возражаю? Да сейчас от радости головой потолок пробью. Приезжай.

-Охрану предупреди.

"Вот и ещё один встречает на крыльце. Один встречал на деревянном, другой на мраморном. Глупости наговорил Леший, ничуть я не влюбилась, ведь ничего во мне не изменилось, я вижу все его недостатки, следовательно, розовых очков на мне нет, я могу быть без него, могу и прекрасно себя чувствую. Просто он классный любовник, просто у нас договор, просто его дом ближе моего". Он обнял ее и проводил в дом.

"Запах. От нее пахло сигаретным дымом и чужим одеколоном. Кто-то был к ней так близок, что она пропиталась его парфюмом". Ревность мгновенно вспыхнула, но он старался держать себя в руках. "Соглашение не предусматривает верность. Она вольна встречаться с кем захочет и не обязана тебя спрашивать. Это только твои проблемы, что ты ревнуешь. И ты справишься. Или потеряешь ее".

-Надеюсь, не разбудила?

-Я работал. Что-нибудь хочешь?

-Чай.

Они прошли на кухню, она села за стол, а он стал заваривать ей чай. Кира сидела на высоком табурете, Холодкова позволила себе на секунду расслабиться в этой уютной кухне и надежной компании, стресс и усталость, накопившиеся за эти дни мгновенно проникли в каждую клеточку тела. Алкоголь прекратил свое тонизирующее действие, и Кире как-то резко захотелось спать, она старалась бороться со сном, но это получалось плохо.

-Иди спать.

-Не, я нормально.

-Сейчас со стула грохнешься.

-Не преувеличивай. Где мой чай?

-Вот.

-Спасибо.

Саврасов сел напротив и смотрел на Киру, она смотрела в чашку, хотя ему казалось, что она уже дремлет.

-День сегодня дурацкий. Меня полдня директор песочил, — пожаловать ему Кира, устало размешивая сахар в чашке. — Так устала. Я не думала, что так устала. Нет ничего хуже, чем пытаться решить неразрешимое, столько сил ушло.

Еще чуть-чуть и она уснет прям за столом. Саврасов взял ее на руки и понес в комнату для гостей, она и не сопротивлялась.

-Ещё к другу ездила, не надо было мне бренди пить.

Он осторожно положил ее на кровать, раздевать он ее не стал, только обувь снял, накрыл покрывалом. "Потом, позже, когда уснешь, раздену, когда я успокоюсь, когда ревность уляжется".

-Что ж друг тебя отпустил? Не мог предложить тебе переночевать?

-Он предложил... и не только переночевать.

-А ты?

-А я...я к тебе поехала. Я так устала, ужас.

Она натянула покрывала и мгновенно уснула.

Кира проснулась и резко села в кровати. Она не сразу поняла, где находится и как здесь оказалась. Как раздевалась, она не помнила, помнила только, что усталость как-то резко на нее навалилась, и бороться совсем не было сил, Саврасов ее отнес в гостевую комнату и все, на этом воспоминания заканчивались. Холодкова вылезла из постели, и прошла в ванную. Волосы пропахли сигарным дымом и сейчас ее это немного раздражало. Кира завернулась в махровый халат и вернулась в спальню. Ее вещи и сумка были аккуратно сложены в кресло, она вытащила телефон и посмотрела время. "А спала-то я всего час, может чуть больше. Вот уж не думала, что эти две недели была в таком напряжении. Как только позволила себе немного расслабиться, тут же и отключилась". У нее так бывало после трудных проектов, когда не спишь ночами, потом она просто ложилась и отрубалась, но всегда она была у себя дома и одна, а тут у Саврасова, даже как-то неловко. Кира бесшумно шла по коридору, вот и кабинет Константина, он все ещё работает, полоска света выбивалась из-под двери. Холодкова пошла дальше, спустилась вниз и оказалась на кухне. Поднос ей не удалось найти, пришлось нести чашки с чаем в руках.

Странный шорох у дверей привлек внимание Саврасова, он распахнул дверь и увидел Киру.

-Чуть не пролила. Ручка тугая, никак локтем не могла ее надавить. Вот чай, с лимоном и огромным количеством сахара.

-Спасибо. Что не спишь?

-Проснулась. А ты все работаешь?

-Работаю, ты же в это время тоже обычно работаешь.

-Обычно да. Можно я здесь побуду, обещаю не мешать.

-Как хочешь.

Константин вернулся за стол, а Кира устроилась в кресле. Она наблюдала за ним поверх чашки, немного усталый, немного не бритый, ее мужчина. "Мой? Мой, но на время; на время, но мой. Вчера большие, но по пять, сегодня маленькие, но по три".

-Иди спать, ты же устала.

-У меня так бывает. Когда сильно устаю или нервничаю, отрубаюсь на время, а потом свежа как майская роза.

-Ты решила свои проблемы?

-Не уверена что решила и не уверена, что правильно поступила, но уже не вернешь. Ты ещё долго собираешься работать?

-Да.

Кира прошлась по кабинету, достала с книжной полки приглянувшийся том и вернулась в кресло. Николо Макиавелли "Государь" она обожала эту книгу. "Ибо умы бывают трех родов: один все постигает сам; другой может понять то, что постиг первый; третий — сам ничего не постигает и постигнутого другим понять не может. Первый ум — выдающийся, второй — значительный, третий — негодный".

"Что-то последнее время все больше негодные умы попадаются: жадные и бестолковые чиновники, не желающие даже понять проблему, главное, чтоб им откат отхватить, и гори всё синим пламенем; бестолковые законы, всегда забывают продумать механизм исполнения этой самой буквы закона, а бедные люди расшибаются в лепешку о бюрократию; надоевшие игры в демократию. Есть же теория, что демократия, ведет к автократии. Пусть уж лучше будут одни и те же, может им надоест хапать, хапать и хапать, и они начнут работать? Нет. Сомневаюсь. "Время светлое настанет, только нас уже не станет". Что-то меня не в ту степь, сейчас раздражаться начну, или ещё хуже разглагольствовать о несовершенстве мира, а это уж самое последнее дело. А может ну ее, эту Родину, и уехать навсегда в Бельгию, бороться с глобализацией, с парниковым эффектом, поддерживать митингующих и помогать сливать молоко в реку? Круглогодично есть устрицы, ведь теперь их там разводят и можно есть не только в месяца с "р", пить пиво. Ездить в Париж на скоростном поезде, когда вздумается, всего-то час в пути, уж приятней, чем московские пробки. Ходить на рауты, петь романсы, рассказывать байки. Может все бросить? Сможешь? Нет. Вот и не строи предположений, читай дальше".

"Итак, из всех зверей пусть государь уподобится двум: льву и лисе. Лев боится капканов, а лиса — волков, следовательно, надо быть подобным лисе, чтобы уметь обойти капканы, и льву, чтобы отпугнуть волков. Тот, кто всегда подобен льву, может не заметить капкана. Из чего следует, что разумный правитель не может и не должен оставаться верным своему обещанию, если это вредит его интересам и если отпали причины, побудившие его дать обещание. Такой совет был бы недостойным, если бы люди честно держали слово, но люди, будучи дурны, слова не держат, поэтому и ты должен поступать с ними так же. А благовидный предлог нарушить обещание всегда найдется. Примеров тому множество: сколько мирных договоров, сколько соглашений не вступило в силу или пошло прахом из-за того, что государи нарушали свое слово, и всегда в выигрыше оказывался тот, кто имел лисью натуру. Однако натуру эту надо еще уметь прикрыть, надо быть изрядным обманщиком и лицемером, люди же так простодушны и так поглощены ближайшими нуждами, что обманывающий всегда найдет того, кто даст себя одурачить". Эту науку Кира хорошо усвоила в Академии, и блестяще применяла ее на практике, через скольких она переступила, когда шла наверх, сколько лживых соглашений заключала, сколько лицемерия было в ее поступках, "любой ценой вверх и только вверх" учили ее, и она шла, шла, сметая все на своем пути. "Итак, государь должен бдительно следить за тем, чтобы с языка его не сорвалось слова, не исполненного пяти названных добродетелей. Пусть тем, кто видит его и слышит, он предстает как само милосердие, верность, прямодушие, человечность и благочестие, особенно благочестие. Ибо люди большей частью судят по виду, так как увидеть дано всем, а потрогать руками — немногим. Каждый знает, каков ты с виду, немногим известно, каков ты на самом деле". То, что сейчас называют пиаром, выражено в этих строках. "Адресовано Лоренцо Медичи, правда не Великолепному, а первому Герцогу Тосканскому, но от не оправдал ожиданий, а читать нужно каждому, у кого хоть немного есть серого вещества, это на века, это мудрость и простота, гениальная простота. Опять Лоренцо, он меня преследует". Ее Лоренцо упорно смотрел в монитор и правил своим государством, и он знал мудрость Николо Макиавелли, он знал много чего, он странным образом знал ее лучше, чем она себя. Они были так похожи, и так несхожи, он собирался "получить всё, что хотел", и она знала, что он не остановится, он будет уничтожать, угрожать, ломать, в этом они были похожи, и она была готова к этому, но ... но он с ней был другим, терпеливым, нежным, заботливым, словно с ней он мог быть самим собой, с ней он мог сохранить, то хорошее, что в нем было и ещё не исчезло, она когда-то так и сделала, а он этого не понимает. А если рассказать, поймет? А она, может она себе позволить быть слабой? Она никогда не была хорошей, в ней всегда было столько всего, она прекрасно знала темноту внутри себя, мало кому известную, спрятанную и ждущую.