"Ни дать ни взять, жирная муха в паутине" — промелькнуло у антарца в голове.
— Что это за Хеггова стряпня?.. — просипел он. — Что вы мне дали?
— Смесь двух зелий, — отозвался один из мужчин, стоявших на поляне. На бившегося на земле Астера он поглядывал со смесью торжества и подозрительности, будто бы прикидывал — можно ли уже без опаски подходить к своему пленнику. — Первое — против Зеленоглазых и тому подобной нечисти. Заставляет каждого принять его истинный облик... Для людей безвредно, а вот против нечисти вроде тебя — прекрасное оружие. Ну а второе зелье — "Слепой Ворлок", оно запечатывает проявления любой природной магии, не позволяя Дару проявиться. Мы решили, что оно замедлит твое превращение и избавит нас от лишних хлопот.
Калариец обернулся к ригу и небрежно похвалил мужчину, с ужасом смотревшего на Астера.
— Хорошо сработано, мэтр Келдеш. Считай, долг уплачен. Можешь отправляться восвояси.
— Ловко вы это придумали, — с усилием произнес Астер. — Какой-то маг сказал вам, что в момент преображения мы почти беспомощны?.. Я в жизни не поверю, что кто-то из вас, безмозглых олухов, умеет читать и узнал об этом из какой-то книги.
Судя по тому, как на секунду исказилось лицо узкоплечего, выпад антарца достиг цели. Астер втайне порадовался этому, хотя, по правде говоря, особых поводов для радости у него не было.
— Мне кажется, я уже знаю, чего вы хотите, — устало сказал он, щупая кончиком языка прокушенную при падении щеку.
— Ну конечно, знаешь. Твое сердце, — отозвался предводитель, подходя к нему вплотную и вытаскивая длинный и широкий нож.
— И, конечно, руку?.. — ухмыльнулся Астер, сплевывая на траву кровавую слюну.
— Скорее, голову. Наместник обещал за твою голову тринадцать марок серебром. Неплохо, правда? Больше ста имперских ассов...
Астер выгнулся всем телом, будто бы пытаясь собственным усилием ускорить превращение, но, разумеется, из этого ничего не вышло. Убедившись в бесполезности любой борьбы, Астер закрыл глаза и расслабился настолько, насколько это позволяла выворачивающая его наизнанку магия.
— До чего же ты жалок, человек... — выдохнул он. — Искренне веришь в то, что через пару минут у тебя в руках будет все золото мира, но все равно размышляешь о какой-то сотне ассов. Впрочем, ты не так уж и не прав. Награда каларийского наместника — это единственное, что ты сможешь выгадать на этом деле. Может быть, она даже окупит часть твоих расходов на дорогу и покупку той отравы, которой вы меня попотчевали.
— Что он говорит, Дармил? — обеспокоенно спросил один из наемников.
— Не слушайте его, — заторопился узкоплечий. — Он надеется смутить нас и заставить усомниться в том, что старые сказания правдивы. В книге было сказано, что эти твари исключительно хитры, и, оказавшись в безвыходной ситуации, начинают подличать и торговаться, предлагая золото в обмен на собственную жизнь. Но чего стоит горстка золота, когда речь идет о Красном Льве?..
— Ну нет. Я лично предпочел бы золото, — буркнул их командир.
Астер хрипло рассмеялся.
— И ты был бы совершенно прав!.. Но я тебя разочарую. Золота у меня нет, и предлагать вам выкуп я не собираюсь. А убив меня, вы очень быстро убедитесь, что Красную тинктуру можно готовить хоть из сердца мертвого Нэери, хоть из собачьего дерьма — толку будет столько же. Да и алхимики из вас, как из козла наместник. А теперь кончайте с этим, и быстрее. Если к смеси двух паршивых зелий добавить еще и ваши разговоры, то выходит слишком много удовольствий сразу.
Предводитель каларийцев рассмеялся странным, булькающим смехом, и Астер еще успел спросить себя, что уж такого остроумного тот обнаружил в его шутке, когда изо рта наемника внезапно хлынула на подбородок ярко-алая струя. С каким-то отстраненным интересом Астер наблюдал за тем, как его несостоявшийся убийца медленно, как будто нехотя, заваливается вперед. Только в последнее мгновение Астер сообразил, что калариец стоял слишком близко и поэтому убитый рухнет прямо на него. Он яростно рванулся и почувствовал, что его самоощущение мало-помалу изменяется. Должно быть, во взаимоустраняющем воздействии двух зелий, наконец, возобладало то, которое должно было остановить начавшуюся трансформацию.
Оставшиеся три наемника, как по команде, обернулись к человеку, который так вероломно зарубил их предводителя мечом. Между их плеч и спин антарец различил узкий и невысокий силуэт темноволосого мальчишки, и запоздало догадался — Рик! Похоже, тот выслеживал его еще от лагеря.
Только зачем?..
Но размышлять об этом было некогда. Не приходилось сомневаться, что отбиться от взбешенной троицы имперцу не удастся.
Астер из последних сил пытался выпутаться из наброшенной на него сети и сбросить с себя тяжелое, как камень, тело мертвого наемника. Никогда в жизни время еще не казалось Астеру насколько издевательски-неторопливым, как в эти несколько минут.
Когда ему все же удалось подняться на ноги, антарец был уверен, что мальчишке уже вряд ли можно чем-нибудь помочь. Но, к его удивлению, южанин был все еще жив и даже, судя по всему, не ранен. Пользуясь тем, что у него было достаточно пространства для маневра, Рик старался держаться так, чтобы один из каларийцев постоянно заслонял его от двух других, и, без особого азарта отбиваясь от своих противников, все время отступал, все дальше уводя их за собой. Троица явно разгадала суть его маневра, но южанина спасало то, что он был не в пример проворнее всех трех и не носил стеснявшую движения кольчугу. Астер вдруг подумал, что, если бы энониец вздумал бросить меч и побежать, его наверняка бы не догнали. Но Рик этого не сделал. Предпочел серьезно рисковать, чтобы отвлечь наемников от Астера.
Ну что же, теперь все получат то, чего достойны. И трое охотников за золотом, и Рик... и Келдеш, который так незатейливо и просто продал его этой каларийской швали.
Когда Рик увидел Астера, он чуть не пропустил направленный ему в плечо удар. Должно быть, вид у предводителя Лесного братства в самом деле был довольно впечатляющим. Настоящего преображения не получилось, но Астер чувствовал, что кое-что успело измениться. Например, он видел мир вокруг себя не так, как видел его в человеческом обличье, а глазами своей второй сущности. Антарец попытался мысленно представить, как должны смотреться глаза сокола на человеческом лице, и передернулся. Следовало признать, что потрясение имперца было вполне извинительным.
Другой человек окликнул бы своего первого противника, прежде чем нанести ему удар. Но Астер не считал, что люди, собиравшиеся заколоть его, пока он был беспомощен, заслуживали таких реверансов. Он перехватил руку щуплого имперца, рассуждавшего о Красном Льве, и мгновение спустя перерубил ему горло его собственным мечом. А потом заслонился телом умирающего от второго каларийца, и, перехватив у него меч, рубанул каларийца снизу в верх, от паха к ребрам. Третий наемник обернулся к Астеру, подставив южанину незащищенный бок, но тот — то ли от потрясения, то ли из-за бессмысленного чистоплюйства — этим не воспользовался, так что третьего противника Астер прикончил, как и первых трех, без посторонней помощи. И тоже меньше, чем за два удара сердца.
Рик смотрел на Астера чуть ли не с ужасом, а когда тот, заметив на рубашке энонийца кровь, шагнул вперед, чтобы удостовериться, что тот не ранен, то имперец неосознанно попятился. От этого, пожалуй, даже становилось чуточку обидно. Вот от этих трех подонков, собиравшихся его прикончить, парень так шарахаться не стал бы.
— В чем дело? — хмуро спросил Астер. — Ты что, никогда не видел, как кого-то убивают?..
Энониец успел овладеть собой и впервые с начала этой сцены посмотрел ему в лицо.
— Так — еще не видел, — признал Рик.
— Если уж приходится что-нибудь делать, я предпочитаю делать это хорошо, — пожал плечами Астер. — Кажется, я сейчас должен выглядеть... ну, скажем, не вполне обычно. Почему же ты не спрашиваешь, кто я?
— Я знаю, кто ты.
— Вот как. Догадался? Или кто-то подсказал?
— Я видел раны часового, который стоял в дозоре в Летних водах. Было ясно, что его убил не человек. Еще я нашел там перо... и вспомнил одну сказку, которую слышал в детстве.
— Сказку? — хмыкнул Астер.
— Да, — серьезно сказал парень. — Сказку о Короле-Оборотне. А тут мне как раз сказали, что ты пошел встретиться с одним доверенным лицом, и никого не взял с собой... а я вдруг вспомнил, что в истории, которую рассказывали мне, все тоже кончилось предательством.
Антарец рассмеялся.
— Получается, ты испугался, что со мной все будет, как в той старой сказке, но совсем не испугался, что я жуткая лесная нечисть, от которой отвернулись Всеблагие?..
— Но ведь это же не так, — возразил "дан-Энрикс" удивленно. — В истории, которую рассказывала моя мать, нигде не говорилось, что Нэери были нечистью.
— Хм. И правда — раньше все эти истории звучали как-то по-другому, — вспомнил Астер. — Но последние несколько лет о нас рассказывают так, будто Нэери — это что-то вроде волколака. Волколакам-то, положим, наплевать, поскольку их не существует, а вот нам от этого — одни сплошные неприятности.
— А эти люди — они из-за этого хотели тебя убить? — спросил южанин.
Астер скривил рот.
— Конечно, нет, за кого ты их принимаешь? За странствующих рыцарей?.. Существует очень живучая байка о том, что, если кто-нибудь убьет Нэери в минуту его преображения и возьмет себе его сердце — сердце Сокола — то он сможет обращаться в птицу, когда пожелает, даже не испытывая таких затруднений, которые испытываем мы. Впрочем, версий много. Кто-то говорит, что такой человек станет бессмертным и непобедимым, а другие утверждают, что ему во всем будет сопутствовать удача... Но самая пакостная выдумка гласит, что сердце Сокола — это и есть недостающий элемент приготовления Tinctura Magna, состава, превращающего свинец в золото. Полоумные алхимики и толпы жадных проходимцев истребляют нас на протяжении десятков лет, как будто мало было честолюбцев, пожелавших стать непобедимыми.
— Значит, все, что говорят про сердце Сокола — неправда?
— Честно говоря, не знаю. В старину Нэери было больше, и иногда людям удавалось их убить, но я пока не слышал, чтобы кто-то из них потом купался в золоте или завоевал весь мир. Теперь скажи: что ты хотел бы получить от меня в благодарность за свою услугу?
— Ничего, — немного растерялся Крикс.
— Не годится, — с ходу отмел Астер. — Ты когда-нибудь задумывался, почему в глубокой древности спасенная жизнь принадлежала тому, кто ее спас?.. Тайная магия гласит, что в этом случае между двумя людьми, независимо от их собственной воли, возникает связь, даже если ты ненароком спас своего злейшего врага. Подобные долги надо платить.
— Тайная магия — всего лишь аллегория.
— Ты очень ошибаешься. Точнее, ты напрасно веришь в чушь, написанную Эйтом из Гоэдды. Тайная магия — одна из сил, которые незримо управляют нашим миром, и при этом — самая могущественная из них. Так что ты должен решить, чего ты хочешь.
— Тогда, может... тхаро рейн? — предложил Крикс, помимо воли посмотрев на мертвых или умирающих наемников.
Астер взглянул на него с непонятным энонийцу выражением.
— А ты умнее, чем все эти каларийцы... хотя хочешь, в сущности, того же самого, — сказал он, наконец. — Упоминавшееся в древних книгах Сердце Сокола, дарующее своему хозяину непобедимость — это не кусок окровавленного мяса, за которым столько лет охотятся разные идиоты, а искусство тхаро рейн, идущее, как говорят наши легенды, от начала мира. Что ж, ты произнес свое желание, а я пообещал его исполнить. Но ты должен зхнать, что тхаро рейн не научить за пару месяцев, а времени у нас будет немного. Либо кто-нибудь из нас двоих погибнет, либо жизнь разбросает нас в разные стороны, после чего мы больше никогда не встретимся, либо случится что-нибудь еще — но, в любом случае, ты навсегда останешься обыкновенным недоучкой. Я учился вдвое больше лет, чем ты успел прожить, но все мое искусство — только бледное подобие того, что раньше умел мой наставник.
На лице "дан-Энрикса", скорее всего, слишком явно проявился скепсис, потому что командир повстанцев выразительно пожал плечами.
— Рано или поздно ты это поймешь. Муки художника и скульптора, стремящегося к совершенству цвета или формы, отчаяние менестреля, осознавшего, что, сколько бы он ни пытался, ему никогда не передать собственных чувств в стихах — это примерно то же самое, что ощущает тот, кто силится постичь искусство тхаро-рейн. Всякое настоящее искусство по самой природе требует от исполнителя стремиться к совершенству. Прикоснувшись к этому однажды, ты всегда будешь осознавать, чего лишен.
— Мне кажется, что меня это не пугает, — возразил "дан-Энрикс".
Астер усмехнулся.
— В твоем возрасте вообще мало что пугает. Не сердись; я говорю это не для того, чтобы тебя задеть... Когда-то, много лет назад, я был точно таким же. Боюсь, ты сейчас вообще не понимаешь половину из того, о чем я говорю, как я не понимал своих наставников. Я верил, что способен разобраться во всем если и не лучше, чем они, то уж, по крайней мере, и не хуже. В этом — слабость юности... и ее сила. Еще одна вещь, которую ты должен знать, прежде чем я начну тебя учить, это что тхаро рэйн — часть Тайной магии. У всех действительно значительных вещей есть свое истинное имя. То, что мы сегодня называем "тхаро рэйн", раньше произносили по-другому: Dhar o Reyn, что значит — "Смерть и солнце".
— Почему именно так?
— Я расскажу... чуть позже. А теперь, если тебя все это "не пугает", мы вернемся к Оленьему броду. По дороге у нас будет полчаса для первого урока.
— Прямо на ходу?
— Да, прямо на ходу. Начнем с умения правильно двигаться. В нашем искусстве это называется "Нэери ндаро эши". "Сокол ловит ветер".
* * *
Когда Ильт растолкал его на утреннюю вахту, Крикс с трудом заставил себе выбраться из-под плаща. Ему мучительно хотелось спать, а предрассветный лес казался особенно неуютным и промозглым. Крикс отчаянно завидовал Ильту, который, разбудив его, тут же нырнул под его плащ, занял нагретое имперцем место и мгновенно захрапел. Но делать было нечего.
Впрочем, когда он увидел у кострища Пчелоеда, настроение у Крикса поднялось, и он ускорил шаг, почти забыв про боль в усталых мышцах.
Опустившись у костра на корточки, целитель раздувал огонь при помощи большого куска промерзшей коры, которым он размахивал, как веером.
— Давай лучше я, — вызвался Крикс, представив, каково немолодому лекарю сидеть в подобной позе.
Пчелоед отдал ему кору, неловко распрямился и сказал, что пойдет отмерять пшено на кашу. Крикс раздул костер, наполнил котелок водой, подвесил его над огнем и, наконец, уселся на один из наколотых Саймом деревянных чурбаков. Возясь со всеми этими делами, он успел согреться и почувствовать себя значительно бодрее. Но теперь, когда им с Пчелоедом оставалось только наблюдать за закипающим котлом, он вновь почувствовал, как на него наваливается сонливость. Лекарь косился на "дан-Энрикса" то ли сочувственно, то ли неодобрительно.
