Ролевик: Рыцарь

Владивой вдруг так отчетливо увидел перед собой лицо покойного брата, что весь взмок и, задыхаясь, остервенело рванул ворот камзола на груди. И с накатывающей злобой, прошипел:

— Она сама виновата! Я ж еще не стар. И стал бы Анжелине любящим мужем. Жили б вместе, душа в душу... Извини, брат, но слишком уж дичилась меня твоя дочь. Я не смог бы ее убедить по-хорошему... — сказал и почувствовал облегчение. Будто и впрямь покойный услышал его слова и понял. Не простил, но понял. Он ведь сам был бароном и знал, что часто приходиться поступать не так как хочется, а как надо. И от понимания этого, Владивой успокоился окончательно.

Наверно, не надо было мудрить, а согласиться на план старого отступника? Глядишь: птичка уже трепыхалась бы в клетке. Барон очень сомневался, что сумел бы урезонить строптивую барышню и отвести ее под венец. Но, даже смерть, была бы не в пример лучше той судьбы, что ожидала Анжелину... Во всем Зелен-Логе не было дома или хижины, где б и малом и стар не знали: какой ад предстояло пережить девушке, попавшей в Кара-Кермен. И тем ужаснее была ее участь, чем красивее пленница...

Но человек может лишь подтолкнуть камень судьбы, а по какому склону ему катиться и каких размеров вызвать лавину, предугадать невозможно. Нельзя быть даже уверенным в том, что он окажется у подножья горы, а не наоборот...

Глава восьмая

Единственная дорога, по которой можно было ехать, не забредая в созревающие посевы, извивалась узкой, в пять-шесть шагов, лентой с запада на северо-восток. А вдали, там, где она выбегала на берег полноводной, с большими плавнями реки, — в окружении сотни разнообразных каменных и деревянных домов, взметнулся ввысь нарядный замок, опоясанный отвесными стенами в виде шестиугольника.

Всю долину между лесом и замком на несколько миль вокруг занимали хлебные поля и виноградники. А на западном берегу к реке жались сенокосы и пастбища, будто искали у людей защиты от угрюмой чащи... Мрачные, могучие деревья вздымались темной суровой стеной, сразу же за луговой полосой, затопив бескрайним морем все, вплоть до горизонта. От чего строения казались случайной шелухой, подхваченной весенним паводком.

Начинало смеркаться, и людей на полях уже не было. Женщины в основном хозяйничали возле хат в предместье. Из отдаленных пастбищ пастухи гнали большой гурт коров и овец, а несколько здоровенных псов степенно вышагивали вместе со своими хозяевами и только временами бросались завернуть в стадо отбившуюся скотину. На реке кричали встревоженные чем-то гуси, и доносился перезвон железа в кузне.

Чем ближе подъезжали к крепости, тем заметнее становилось, какие у нее мощные стены, какой широкий оборонный ров, наполняющийся водой из реки. Как высоко вздымаются угловые башни. Над детинцем, на высоком шпиле, реяло на ветру зеленое полотнище, на котором вблизи удалось разглядеть вышитого серебром, могучего секача, вепря-одиночку.

Хозяева замка не пожалели ни времени, ни труда, ни денег, ради безопасности. Даже неискушенному взгляду становилось понятно, что имея достаточно запасов, за этими стенами можно не бояться осады очень большого войска.

Ворота тоже были сделаны не кое-как. Просвет в толстенных, трехметровых стенах закрывался двумя массивными, окованными железом створками, которые запирались толстыми брусьями. А с внешней стороны, при необходимости, могла мгновенно упасть тяжелая решетка, чтобы отрезать атакующий отряд от главных сил.

В отличие от Дубровского замка тут, в Зеленце всюду чувствовалось присутствие рачительной владетельницы. Просторный замковый двор был вымощен плотно подогнанными каменными плитами, а щели между ними выполоты и затерты глиной. Стены всех зданий аккуратно выбелены известью, всюду чисто и подметено. А в вечернем воздухе витали ароматы мясной похлебки, горького дымка и свежескошенного сена.

Сам детинец выдавался в центре крепости отдельным сооружением. А его окна, больше похожие на бойницы, начинались на высоте четырех метров. И единственные двери, к которым вела достаточно крутая и не особенно широкая каменная лестница, были едва не массивнее въездных ворот.

Все это можно было еще долго разглядывать, но слуги уже взяли коней под уздцы, и все спешились.

— Желаешь лично передать графине слова баронеты, или доверишь их мне? — поинтересовался у меня Ставр, жестом отпуская слуг и ратников. Младшего Вепря в сопровождении Вышемира унесли еще раньше, и рядом с лестницей, ведущей в детинец, кроме нас двоих, остался только, переминающийся с ноги на ногу, Лукаш.

— Никаких распоряжений по этому поводу баронета не давала, — ответил я покладисто. — Поступим так, как будет угодно, господину графу.

— Чужих ушей здесь нет, — немного подумав, решил Ставр. — Скажи, о чем речь, а там я сам решу: тревожить графиню или нет.

— Во-первых, намедни умерла баронесса Катаржина. А во-вторых...

— Что?! — вскричал Ставр. — Тетушка Катаржина умерла? Подожди, думаю, матушка должна об этом узнать из первых уст! Следуй за мной, гонец.

Ставр обращался исключительно ко мне, воспринимая Лукаша не то за слугу, не то за подростка, обязанного подчинятся старшим. Я взглянул на товарища, и уже хотел поправить рыцаря, но Лукаш поспешно дернул меня за рукав и прошептал:

— Не надо, я лучше тут, во дворе побуду. Мне палаты без надобности? А ты и сам неплохо справляешься...

— Матушка не слишком требовательна в проявлениях этикета, — даже не заметил короткой заминки Ставр. — Но, все ж помни, скоморох, что не на ярмарочной площади находишься.

Сказав все это, Ставр стал подниматься вверх по лестнице.

За входными дверями оказался узкий коридорчик, которым можно было пройти лишь по одному, и только потом отворялись еще одни дверцы, в которые иначе, чем согнувшись, войти было просто невозможно... В случае нападения, защитникам замка достаточно было стать по обеим сторонам дверей и рубить подставленные шеи. Четверо мечников, усиленных несколькими копьеносцами и десятком лучников, легко могли оборонять вход в зал от целого отряда. Даже закованных в броню рыцарей...

Эти дверцы вели в гридницу, занимавшую добрую половину детинца. Посередине глухой стены, над камином, на толстых цепях с потолка свисал парадный герб семьи, тускло освещенный двумя канделябрами, рассчитанными на три дюжины свеч каждый. Но горело их в настоящий момент не больше десятка. Однако и при таком скупом освещении я сумел разглядеть серебряного вепря, на зеленом поле.

Вдоль всех четырех стен, на уровне окон тянулась галерея, удобная для лучников. Галерею поддерживало двенадцать каменных колонн, метра четыре в высоту. Еще шесть таких же, но значительно более высоких поддерживали купол кровли.

В нескольких шагах от входа начинался невысокий помост. На нем, ближе к камину, стоял т-образный стол, душ на сто, обставленный крепкими креслами, хотя и грубой работы. Стол был уже накрыт для ужина, и проворные служанки расставляли последние подносы с едой. Похоже, здесь было заведено ужинать вместе со всеми обитателями замка, потому что огромный трапезный зал постепенно заполнялся шумной толпой разночинного люда, и стал вроде даже немного тесным, а так много дворян не могло жить в столь небольшом городке. И пока все расседалась по своим местам, Я получил возможность разглядеть вблизи графиню Звениславу.

Госпоже замка никак не могло быть больше пятидесяти. Потому что, невзирая на строгость черт, ее правильной формы лицо, с полными, будто налитыми вишневым соком устами, зеленые, с карими блестками глаза, еще хранили свежесть, присущую лишь молодым или тучным людям. Одета графиня была в опрятное бледно-синее платье, украшенное единственной серебряной розой на левом плече. Парадно во всем наряде выглядела только легкая парчовая накидка, что полностью покрывала ее пышные волосы.

Стараясь не высовываться вперед, я поклонился вместе со всеми, но графиня даже не заметила его, не сводя сурового взгляда со Ставра.

— Что ж, граф, поведайте нам, почем нынче пуд мяса Змия? — насмешливо поинтересовалась она. — И почему я не вижу Любомира? Что с ним?

Ставр слегка поклонился.

— Не стоит сердиться на Любомира, матушка, — заступился он за брата. — Убить Змия трудная задача, не каждому рыцарю по силам. Тем более самостоятельно... Повезло еще, что лишь переломом отделался.

— А я о чем? — возмутилась графиня. — Удача постоянный спутник храбреца. Беда в том, что однажды, она может отвлечься, и одним героем станет меньше. А с меня достаточно бессмысленной, хотя и не подобает так о покойнике, смерти вашего отца! И мы еще вернемся к этому разговору, — пообещала она в завершение тоном, который ничего хорошего не предвещал молодому рыцарю и поинтересовалась. — А теперь, будь любезен, объяснить: что это за человек в одежде харцыза, прячется за твоей спиной?

— Гонец из замка Дубров, — поспешил объявить Ставр. — Именно на него напал Змий, которого убил Любомир.

Я выступил вперед.

— Госпожа графиня, я не гонец, но именно мне назначено сообщить вам, что баронесса Катаржина умерла. И это печальное известие, еще не самое важное из того, что я обязался передать вам...

Я уважительно поклонился, переждал тихий шепоток быстро пронесшийся среди слуг и прочей дворни, и продолжил.

— Госпожа графиня, баронета Анжелина моими устами извещает о том, что после смерти ее матери, барон Владивой затеял крамолу, направленную против чести и жизни баронеты. Поэтому баронета была вынуждена бежать из собственного замка и спрятаться. Баронета Анжелина просит тебя оказать ей помощь по восстановлению ее законных прав на графский венок. А также — для возвращения наследных владений и надлежащего наказания узурпатора. Просит, как родственницу и как, равную ей по чину, дворянку Зелен-Лога.

Я произносил слова громко и внятно. Настолько отчетливо, что последнюю фразу уже договаривал в полной тишине. Потому, что все присутствующие в гриднице, поняли, какая, следом за этими новостями, на Зеленецкий замок надвигается беда. Конечно, поход малой дружины, это еще не Война, и все же — опять засверкают клинки, вспаривая живую плоть. В селениях появятся молодые мужчины, украшенные свежими шрамами, и обездоленные калеки, а бабушки будут рассказывать внукам страшные истории.

Дослушав до конца известие, графиня поднялась из-за стола и сурово произнесла:

— Я услышала тебя, гонец! Скажи, сейчас, сию минуту, жизни и чести баронеты что-либо угрожает?

— Нет, госпожа графиня. Баронета Анжелина находиться в безопасном месте, где ее никто не найдет, а потому, в ближайшее время, ей ничего не угрожает.

— Хорошо! — облегчение явно доминировало в ее интонациях. — Сейчас же, не мешкая, уведомить Владивоя голубиной почтой о том, что замысел его раскрыт. Уверена, это удержит баронесса от опрометчивых поступков. Ставр, готовься в поход. Завтра и выступишь. Гонец, ты исполнил, что должен. Присоединяйся к трапезе. Будь нашим гостем.

— Спасибо, госпожа графиня, — я еще раз поклонился. — Но если в этом нет урона гостеприимству дома Зеленых Вепрей, с вашего позволения, я хотел бы умыться с дороги и... лечь спать.

Есть хотелось так, что требовательное урчание моего живота мог не услышать только глухой, но при одной только мысли, что придется делить трапезу со всей этой, безудержно галдящей толпой, мне становилось дурно. Слишком резким оказался переход от лесного затворничества, до многолюдья.

— Пусть будет так, — графиня все еще придерживалась официального тона, но видно было, что эта часть разговора уже позади. — Ты наш гость и волен поступать по своему разумению. Подтверди только, что Анжелина в безопасности.

— Клянусь честью, госпожа графиня. Лучше она могла бы чувствовать себя только рядом с вами.

Странно, но вместо того, чтоб успокоиться, графиня как-то странно и очень пристально взглянула на меня. Всего лишь за несколько секунд в ее глазах недоумение сменилось удивлением, а потом подозрением. Хотя, вполне возможно, что все это почудилось мне из-за скудного и мерцающего света, которые давали свечи и факела.

А мгновением позже, повинуясь ее жесту, Ставр подхватил меня под руку и почти силком потащил куда-то за собой, приговаривая при этом:

— Отдыхать, так отдыхать... Твой юный друг уже сыт, чуть пьян и завалился спать без задних ног на сеновале над конюшней. Не хотел далеко от лошадей уходить. Сказал, они к стойлу не привычные, пусть хоть дух знакомый чуют. Если б на ночь не выставлялся караул, и не опускалась решетка, я подумал бы, что вы удрать собираетесь. Ха-ха-ха! — засмеялся граф. — Ну, вот мы и пришли, заходи, гостем будешь... — с этими словами, Ставр открыл какую-то совершенно незаметную в стене дверцу, пропустил меня внутрь и зашел следом.

Я удивленно огляделся, потому что эта комната походила больше на, покинутую не так давно, темницу Дубровского замка, нежели на гостевую комнату или опочивальню. Даже для оч-чень нежданных гостей.

Тот же деревянный лежак с зажимами, те же устрашающего вида орудия пыток на стенах, похожий на гроб, ящик. Только все какое-то пыльное, затянутое паутиной, не обжитое что ли, если можно так выразиться про допросную комнату. Даже от камина тянуло сыростью и плесенью, словно огонь в нем не разводили уже, как минимум, несколько лет.

— Тут нас не потревожат, — жестом заботливого хозяина обвел странное помещение граф. — Присаживайся, где удобнее и не удивляйся. Извини, Игорь, но слишком много вопросов вокруг тебя, образовалось и — слишком мало ответов. Так что, ничего не поделаешь, но пока мы с тобой, в дружеской или какой иной, на твое усмотрение... — он сделал весомую паузу, — беседе не наведем ясность, из этой комнаты ты не выйдешь. Если всему виной моя чрезмерная мнительность, и ты чист, в своих помыслах и деяниях — извинюсь. Ну, а подтвердятся сомнения — не обессудь, повесим.

— Видать, планида у меня такая, — вздохнул я, устраиваясь на каком-то ящике, больше похожем на гроб, — ночи в темницах коротать. Спрашивай, Ставр... Только у меня просьба будет, можно?

— Конечно, мы же с тобой, пока, не враги. И совсем не обязательно должны такими становится.

— Спасибо. Я так понимаю, что наша беседа затянется, и спать мне не придется вовсе. Так нельзя ли хотя б умыться и перекусить?

— Это даже и не просьба, — почти обиделся Ставр. — Сейчас все принесут. Я ведь и сам еще не ужинал.

Как раз в этот миг в дверь комнаты негромко постучали.

— Вот и угощение, — граф посторонился, пропуская внутрь двух слуг с ведром воды и принадлежностями для умывания. Те немного замешкались, соображая куда все поставить, потом примостили таз на деревянном топчане и посторонились. Свое удивление они либо удачно прятали, либо подобные причуды хозяина были не вновь.

Я, поспешно сбросив с себя кафтан и рубаху, с удовольствием заплескался в теплой, чуть пахнущей мятой воде. Умывшись и вытершись насухо, куском мягкой выбеленной ткани, потянулся было за своей одеждой, но вместо нее на лаве лежал другой костюм.

— Не думаю, что после умывания приятно одевать грязные тряпки. От них за версту разит кровью и потом... — ответил на мой, невысказанный вопрос, Ставр и махнул слугам. — Уносите.