Ученик

Николай посмотрел на учителя.

— Я думаю с десяток.

— Многочисленная компания! А сколько из этого десятка знают, кто этот Джордано?

Джордано на мгновенье задумался:

— Четверо, — и будто про себя добавил, — Если, конечно, с той сволочью никто не разобрался без меня.

— Что тогда тебя не устраивает в 'Фархате'?

— Мне кажется, что ты сам объяснишь Николаю, какая категория бессмертных знает тебя под этим именем. Мне же это просто не нравится.

— Не нравится! — передразнил капитан. — Ты ведь тоже знаешь это имя. И себя относишь к той категории?

Джордано промолчал.

— Ладно, не переживай! Скажу, если нужно будет, — он перевел взгляд на Николая. Усмехнулся. — А тебе, парень, еще доказать надо, что можешь относиться к этой нелюбимой твоим учителем 'категории'. Я ведь, можно сказать, аванс выдал, — напоследок пробурчал Фархат, опускаясь пристегнуть кошки.

Николай стоял, переводил взгляд с учителя на Фархата. Пара вопросов крутилась на языке, и разрасталось глухое, непонятное раздражение против капитана.

— Ну, что ты застыл? — Джордано протянул руку за кошками...

На верхней площадке, еще внизу облюбованной старшими бессмертными, Николай оказался часа через два с половиной, поднявшись по веревкам, проложенным вначале Джордано, а потом капитаном. Уступ оказался таким узким, что он носом упирался в стену, а плечом отодвигал практически висящего на страховке Фархата. Как Николай ни старался, руки, вцепившиеся в веревку, предательски дрожали.

— Хорошо. Передохни немного.

Николай попытался посмотреть на Фархата и зацепил взглядом лежащую под ногами пропасть...

Когда открыл глаза, Фархат всем телом прижимал его к стене.

— Вниз не смотри, — он осторожно отодвинулся.

Николай с трудом заставил себя успокоиться и немного расслабился. Совершенно замерзшие, деревянные пальцы, наконец, перестали дрожать. Все происходящее было каким-то бредом. Карабкаясь по скале, он сто раз проклял туров, всех бессмертных на свете и эти горы в придачу. А теперь этот гад... Он глубоко вздохнул, приводя в норму, все еще колотящееся сердце, и все же посмотрел на Фархата. Нет, в его взгляде не было ни насмешки, ни жалости. Похоже, он тоже устал и замерз.

— Давай меняться местами. Я тебя закреплю и полезу вверх.

Николай отрицательно мотнул головой: этого еще не хватало.

И он опять упрямо полз вверх. Как автомат вбивал крюк, крепил веревку, подтягивался и опять вбивал крюк. Не чувствовал ни рук, ни ног, но в голове просветлело и злость ушла. Главное было подняться вверх, не важно зачем. Теперь он был уверен, что не сорвется.

Вертикальный подъем как-то плавно перешел в покатый, обледенелый склон. Пришлось продолжить вбивать страховочные колья, пока не перебрался через небольшой бруствер и не оказался на практически горизонтальной, покрытой снегом площадке. Он повалился на снег. Только когда почувствовал, что немеет щека, прижатая к снегу, приподнялся на колени и подполз к обрыву подергать веревку, чтобы напарники могли подниматься. Здесь нос к носу столкнулся с уже подтягивающимся на последних уступах Джордано. Он протянул руку учителю и помог вылезти наверх.

— Ты что, уснул? — спросил Джордано, распрямляясь и сбрасывая вещмешок, смотанную веревку и ружье. Пригляделся к физиономии ученика:

— Ну и видок! — Джордано ухмыльнулся. — Не думал, что тебя так развезет.

— Ты о чем?

— Да так. И сбрось, наконец, шмотки. Передохнем тут!

Джордано обернулся к обрыву, присел, протягивая вниз руку. Через мгновение на площадку выбрался и Фархат. Тоже освободился от оттягивающих плечи вещей, опустился на снег. Взглянул на опять прилепившего к нему взгляд Николая.

— А ты молодец, настырный, — он улыбнулся, глядя ему в глаза.

Это было просто невыносимо. Да когда же кончится это наваждение? Почему присутствие Фархата так выводит его из себя? Стоило ему опять появиться рядом и темный морок поднимается внутри.

Ученик отвел глаза, рывком поднялся и подошел к краю пропасти. Ведь ему всегда казалось, что он не боится высоты. За полгода сам и вместе с Джордано он облазил окрестные скалы вдоль и поперек, ну разве что по отвесным стенкам как сегодня не карабкался. Он обвел взглядом противоположный склон каньона, водопад и ряд дальних вершин, поднимающихся за нешироким плато, на которое они взобрались. Муть, корежившая мысли, начала отступать.

С противоположной скалы поднялся орел и, расправив крылья, медленно поплыл над ущельем. В солнечных лучах было видно, как шевелятся под напором ветра перья птицы. И вдруг вернулось ощущение свободы. Он, как эта птица, — часть огромного вечного мира. Ощущение чужого зова отодвинулось и больше не мешало чувствовать ветер, тепло солнечных лучей, бесконечность окружающего простора. Не оборачиваясь к учителю и Фархату, он с опаской прислушался к себе. Зов не исчез, он, как всегда, чувствовал их обоих, но это был просто факт, такой же, как снег под ногами. И подняв вверх, к небу, голову он счастливо и, наверное, глупо улыбнулся солнцу.

... В 1913 г. в Цивимском уезде Казанской губернии страдали трахомой

70% жителей. В отдельных волостях болело трахомой все население

от мала до велика...

Чувашский обком партии решил полностью ликвидировать трахому

к концу второй пятилетки, т. е. в 1937 г. Намечена постройка

санатория на 150 коек для детей, больных трахомой. Количество

коек для нуждающихся в стационарном лечении будет увеличено с

665 до 945.

М. Гинден. г. Чебоксары

Комсомольская правда. 21.03.1937

Джордано озабоченно следил за Николаем. Слабые всплески эмоций, проявлявшиеся усилением его зова последние дни на станции, здесь в горах вдруг похоже стали почти не контролируемы, вытягивали из ученика силы.

'Монстр. Бессмертный монстр', — сколько раз он так называл Джордано, не подозревая, насколько это может оказаться правдой по отношению к нему самому. После убийства Ляха Николай сильно испугался, не понял произошедшего с ним. Внешне, казалось, все осталось по-прежнему. Даже на следующий день, когда появился Хан, Джордано не заметил ничего кроме естественного любопытства и ощущения опасности. Что-то изменилось вчера.

* * *

* * *

* * *

Джордано не помнил, как добрался до постоялого двора, поднялся к себе в комнату и повалился на постель. Заходила Фатима, тоненькая, как точеная статуэтка, девочка-подросток — дочка хозяина постоялого двора. Что-то ему говорила, улыбалась, предлагала ужин. Одно упоминание о еде вызвало отвращение, и он грубо отослал девчонку. Она лишь взглянула на него в полном недоумении и обиженная убежала. Потом появился Симон. Он опустился рядом, с удивлением и тревогой смотрел на компаньона.

— Что произошло? У тебя украли жемчуг?

— Жемчуг? Причем тут жемчуг?

Но этот простой, меркантильный вопрос немного привел его в чувство. Он поднялся на кровати, расстегнул камзол и потрогал драгоценный мешочек — цену их с Симоном независимости. Все было на месте. Значит, завтра можно будет завершить сделку...

Последняя мысль отозвалась новым приступом ужаса. Он ведь даже не удосужился проверить: жив ли раис.

— У... — Джордано схватился за голову.

Может, сейчас его ищут, его и Симона. Никто ведь не знает, что произошло в конторе раиса на самом деле. Если раис убит, то не сидеть здесь надо, а уносить ноги. Им — еврею и необрезанному европейцу не стоит даже пытаться объяснить произошедшее.

— Собирайся быстро, уходим!

Видя состояние напарника, Симон, привыкший за последние два года ему безоглядно доверять, вскочил и уже готов был кинуться в свою комнату за нехитрыми пожитками судового врача, сошедшего на берег для краткого отдыха, когда на лестнице послышался шум. Джордано вскочил на ноги, схватил шпагу, в бессилии оглядел узкие, похожие на бойницы окошки под самым потолком комнаты.

Успел подумать, что еще одного рабства просто не вынесет — окончательно сойдет с ума, потом вдруг, почти не играя, непринужденно рассмеялся и бросил шпагу в ножны. Никакого рабства не будет: их просто разорвут на части. Так что вопрос с бессмертием решится на удивление просто.

В дверь вежливо постучали.

Джордано кивнул Симону на резное, итальянской работы креслице, сам улегся на кровать, закинув ноги на спинку, и до конца расстегнул камзол.

— Войдите!

Согнув спину и низко кланяясь, в дверь вошел хозяин заведения — принявший мусульманство раб мавританского капитана.

— К Вам пришли, господин! — хозяин склонился еще ниже, отступая в сторону и пропуская высокого, сероглазого янычара из личной охраны адмирала Хасана. В дверях были видны несколько воинов, сопровождающих офицера.

Янычар почтительно поклонился:

— Филипп де Эрвиль, если не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь! — Джордано поднялся с кровати и склонил голову в вежливом поклоне, поспешно застегивая камзол.

— Мой адмирал приглашает Вас на ужин.

— Я польщен столь лестным приглашением, — Джордано поклонился, — но мы с другом имели другие планы на нынешний вечер.

— Я думаю, что от подобных предложений не отказываются!

— Это означает, что я должен следовать за Вами?

— Нет, но адмирал ждет Вас в восемь вечера у себя на флагмане.

Янычар поклонился и уже в дверях добавил:

— Адмирал будет рад видеть также Вашего друга.

Когда за хозяином гостиницы закрылась дверь, Джордано тяжело опустился на кровать.

— Что все это значит? Может, мы еще сумеем уйти? У нас в запасе три четверти часа! — в голосе Симона звучала неуверенность.

— Приведи лучше себя в порядок для званого обеда!

-Что произошло?

Что произошло! Джордано попытался навести порядок в растрепанных мыслях. Они с раисом Аруджем обсуждали сделку на веранде внутреннего дворика его конторы. Тихий плеск фонтана, фрукты и легкое вино. Здесь в центральной части Алжира все было мило и по-восточному изящно. Говорили на французском. Бумага, скрепляющая покупку сорокапушечного шебека, уже была полностью обговорена и написана. Жемчуг, которым Джордано расплачивался за корабль, взвешен, и качество жемчужин было по достоинству оценено. Осталось только поставить подписи. Остальной жемчуг Джордано должен был отдать Аруджу при передаче судна.

Дальше произошло то, что просто было невозможно предположить в центре города, в хорошо охраняемом доме. Банда нападавших была многочисленна и хорошо вооружена, главарь был бессмертным. Джордано не помнил, когда последний раз так дрался, вернее..., помнил слишком хорошо, только запретил себе вспоминать. Когда вокруг осталась лишь неподвижные тела, его глаза на мгновение встретились с глазами главаря, излучавшего зов такого накала, что Джордано показалось сейчас у него закружится голова. Он лишь краем глаза увидел, что к дворику подтягивается внутренняя охрана дома, когда они начали короткий бой.

— Почему ты мне не сказал, что происходит в момент убийства? — Джордано в отчаянии смотрел на Симона.

— Но... Симон замялся, я же этого не знаю! Мой учитель сказал, что будет вспышка святого огня, — Симон виновато смотрел на друга, беспомощно хлопая длинными как у девушки ресницами, — я же сам этого никогда не делал!

— Это не просто огонь. Это... как будто в тебя льют раскаленное масло или входят демоны. А вокруг все горит, горит... И внутри все горит.

Джордано сидел без движения, закрыв лицо руками.

— Ты сейчас тоже светишься.

Джордано поднял голову и посмотрел на Симона долгим, непонимающим взглядом.

— У меня есть настойка корня валерианы. Хочешь, я тебе ее принесу? Смертным помогает успокоиться.

Он отрицательно мотнул головой:

— Не известно, что еще случится у адмирала. Я слышал разговоры, будто Арудж — его сын от одной из итальянских наложниц.

— Там остался кто-то живой?

— Арудж отбивался достаточно долго, но в конце я его не видел, а потом там начался пожар.

— А жемчуг то как ты успел забрать? — Симон вдруг улыбнулся, — Ну, ловок!

— Не помню...

Симон достал луковицу голландских часов, открыл крышку.

— Если через пятнадцать минут мы не выйдем, наши головы не спасет даже чудесное спасение Аруджа.

— Ты думаешь, он мог остаться в живых? — в голосе Джордано мелькнула слабая искра надежды.

— Если бы адмирал считал тебя виновником гибели сына, нас бы уже расстреляли через эти амбразуры, — Симон кивнул в сторону узких проемов окошек.

— Это слишком просто, если он решил отомстить.

— Велика птица, чтобы тебе еще и мстить! Кончай киснуть. Нам пора идти!

Под бой корабельных склянок они поднимались на борт адмиральского фрегата. Охрана безмолвно их пропустила, лишь предложив отдать оружие, и сам Хасан спустился с юта на несколько ступенек. Джордано и Симон низко склонились перед адмиралом, тот кивнул в ответ и жестом велел следовать за ним. Они вошли в адмиральскую каюту, где оказался стол, накрытый на троих.

— Садитесь, господа!

Вежливая форма обращения не скрывала жесткости тона, не терпящего возражений.

— Извольте объяснить, что произошло в доме капитана Аруджа?

Джордано изложил правдоподобную версию случившегося.

— Как оказалось, что вы были вооружены?

— Я не был вооружен в момент нападения.

В глазах адмирала мелькнуло недоверие. Он щелкнул пальцами и в каюте появился давешний офицер из его личной охраны.

— Разоружите его!

Джордано поднялся, поклонился хозяину, сбросил кафтан. Выйдя из-за стола, поклонился готовому к бою янычару. Начиная движение, отметил кошачью грацию движений молодого воина, успел подумать, что жаль губить такую красоту.

Через пару мгновений человек лежал с заломленными руками лицом на палубе, сабля валялась рядом. Джордано перевернул тело, дотронулся до сонной артерии. Поднимаясь, кивнул Симону:

— Он, кажется, жив. Посмотри!

Адмирал остановил врача:

— Не стоит. Он проиграл бой.

— Адмирал! Я видел вашу гвардию. Они достойные воины, но кто из них лучше Селима?

Лицо адмирала пошло пятнами. Человек на полу слабо застонал, и Симон кинулся к нему.

Через пару минут приведенный в чувство Селим склонился на коленях перед адмиралом. Правая поломанная рука бессильно висела вдоль туловища.

— Прочь с глаз, собака!

Даже не поднявшись с колен, Селим выполз из адмиральской каюты. Джордано следил за происходящим с каменным лицом.

— Я назначу тебя начальником охраны!

Заставив себя вернуться к реальности, Джордано отвесил адмиралу очередной поклон:

— Премного благодарен за оказанную честь, но я не могу принять это предложение, — он видел, как бешенство закипало в адмирале. — Позвольте спросить! Капитан Арудж — мертв?

Адмирал заставил себя успокоится:

— Капитан Арудж — жив! Пара ожогов!

— Адмирал! Я безмерно счастлив, и смею напомнить, что мы подписали соглашение. Правда, в пылу схватки я был вынужден забрать жемчуг, — Джордано достал мешочек и высыпал жемчужины перед адмиралом. — Я надеюсь, вы позволите нам завершить сделку!

Хасан поднял самую большую жемчужину, покрутил в пальцах и посмотрел на просвет. После долгой паузы произнес: