Привет, любимая!

— Это не проблема, — встрепенулась Светка. — Я вас познакомлю.

И о чём говорить? Ей не докажешь, что с такими вещами не спешат, если нет любви. Ее не исправишь.

— На твоем месте, — я налила себе еще чаю — не пропадать же свежей заварке? — я бы не торопилась.

— А я и не тороплюсь, — пожала она плечами. — Это он спешит. Боится — передумаю.

— Ну, хорошо, а где вы жить будете?

— Все продумано. У него окопаемся. Он с мамой живет. Там мама — творческий работник. Полгода в командировках. Остальные полгода или в доме отдыха писателей, или на даче в Покровском.

Я почувствовала, что предсказание Олега начинает сбываться. Еще немного и окажется, что опорой мне вместо ног служат уши.

— Ну, тебя, Свет! Делай, как знаешь. Если не терпится выйти замуж, то соглашайся.

— А я и согласилась, — мило сообщила она. — Мы уже и заявление подали.

Прошло, наверное, не меньше минуты, прежде чем ко мне вернулся дар речи.

— Какого лешего ты тогда всем душу мотаешь?

— Аль! — она с возмущением посмотрела на меня. — Ты такая странная. Это же очень важный шаг. А вдруг я передумаю?

— Но после драки кулаками не машут, — я опять схватилась за чашку с чаем.

— Но могу же я передумать?

Ух! Если потреблять Светку в больших количествах, то запивать ее надо не чаем, а нашатырным спиртом. К сожалению, нашатыря под рукой не было. Пришлось еще два часа довольствоваться индийским чаем со слонами.

* * *

Я не стала пользоваться звонком, чтобы не тревожить тетю Нину. Было довольно поздно. Открыла дверь своим ключом.

Мишка выскочил в коридор.

— Это ты? Все в порядке?

— А что? Что-то должно быть не в порядке?

— Да, нет. Просто ты оч-чень рано приехала, — он повернулся и пошел на кухню. Судя по полотенцу, висевшему на его плече, Рыжий мыл посуду.

— Есть будешь? — крикнул он мне с кухни.

— Нет, — я разделась и пошла за ним, — у Светки чаю с пирожными напилась.

— Ну, что там у них стряслось? — спросил он, не оборачиваясь.

Я не ответила. Я смотрела на него. Мы так редко виделись в последнее время. У Рыжего бесконечные дежурства в клинике, ночные операции, тяжелые случаи. Иногда у меня складывалось впечатление, будто он один оперирует во всем городе. Сама знаю, что он много работает. Гораздо больше, чем другие. Подающий надежды блестящий молодой хирург. Карьерист — вот он кто. Работа, работа, работа ... А если я соскучилась? Его хватало только на то, чтобы утром и иногда вечером чмокнуть жену в нос. В кино не ходим. В театры, на выставки и подавно. Лес и на картинке можем не узнать. Хорошо, хоть изредка ездим в гости к Олегу со Светкой. Или они приезжают к нам. Слава богу, нет ребенка. Он бы рос без отца.

— Я, кажется, спросил у тебя, что там стряслось? Ты не заснула? — Рыжий мыл кастрюлю из-под рыбы.

Вот. Не даст даже немного помолчать.

— Светка замуж выходит.

— Никогда не замечал за тобой склонности острить, — Мишка взялся за ножи и вилки.

Господи. Какой же он все-таки огромный. Заполняет собой все пространство. Кухня кажется куриной клеткой, когда он здесь. Еще бы. Всего четыре квадратных метра. А столовые приборы в руках у Рыжего выглядят просто спичинками.

— Я острить и не пытаюсь. Это твоя епархия. Ей сделали предложение, и она согласилась.

— А тебя зачем звала? — покосился он на меня через плечо.

— Обсудить ситуацию.

Мне надоело стоять. Я прошла к окну, обогнув обеденный стол, и заняла табуретку, стоящую в самом углу. Всеми любимую, а потому спорную. Ее так и называли угловой табуреткой.

Мишка закончил с посудой и теперь вытирал руки чистым полотенцем. Он всегда это делал по-особому — долго и тщательно. Чем страшно раздражал меня. Меня вообще раздражала его маниакальная страсть к чистоте. Все в доме должно быть чистым до стерильности.

— И кто сей счастливчик?

— Да какой-то биолог из академического института.

— Похоже на правду.

Он примостился с другой стороны стола. Положил сильные руки на столешницу. Прищурившись, пристально смотрел на меня.

— От тебя она чего хотела?

А кто знает, чего она от меня хотела? Может, кто-то и знает. Только не я. И уж, конечно, не Светка.

— Думаю, сочувствия.

— И как? Ты ей посочувствовала? — в глазах у Рыжего начали плясать смешинки.

— Посочувствовала ... Этому биологу ...

— До чего же ты вредная, Алька! — восхитился Рыжий.

— Я не вредная. Я злопамятная.

Протянула над столом руку и вытерла клочок засыхающей мыльной пены с его щеки. Фу ... Небритый. Успел к ночи обзавестись щетиной.

Мишка поймал мою руку и крепко сжал ее.

— На грубость нарываешься?

Глаза его опасно загорелись. Давненько он так не смотрел на меня. Я уж думала — разучился. Подразнить его, что ли?

— Нарываюсь, Миш. Причем активно.

— Подожди, — усмешливо пообещал он, поглаживая мои пальцы, — вот тетя Нина заснет ...

— А она не спит? — удивилась я.

— Только заснула. Перед твоим приходом. Тебя ждала. Пусть уснет, как следует. Я ей хорошую дозу вкатил ...

Тетя Нина была Мишкиной гордостью. Он сам удалял ей эту чертову опухоль. Сначала он должен был только ассистировать. Но буквально перед операцией профессор Золотов все переиграл. Я потом разговаривала с профессором по телефону, и он пропел моему Рыжему хвалебную песнь:

— Исключительные руки! С головой вашей тетушки больше никогда ничего не случится. Михаил Анатольевич — хирург милостью божьей! Запомните мои слова, Аля. Он сейчас довольно известен, как хирург. А в будущем — это медицинское светило.

Ну, что руки у Рыжего замечательные, я знала и без Золотова. А на счет светила в медицине — в это я поверить не могла. Никак. Все понятно: и Мишка у Золотова любимый ученик, и операция — сложнейшая, шла шесть часов. Но светило? И разве имеет право врач оперировать родственницу? Никогда не слышала о нарушении сего негласного правила. Однако именно мое рыжее сокровище умудрилось нарушить запрет. Хорошо, хоть без гадких последствий. Почему Мишка сам мне ничего не сказал? Я думала, будет делать Золотов. Только после узнала, кто оперировал... Ладно! Как бы там ни было, операция прошла блестяще. Тетя Нина пролежала в клинике еще два месяца, и Мишка выхаживал ее, как малого ребенка. В результате их взаимная привязанность только возросла. Мне пришлось научиться делать уколы, чтобы ходить за теткой. Сколько же воплей издал Мишка за время этого обучения! Естественно, по поводу моих, криво приделанных к туловищу рук.

В общем, теткино здоровье досталось нам, будь здоров как. А реабилитационный период грозил затянуться примерно на годик еще. Конечно, было тяжеловато. После первого обследования тете Нине пришлось продать Милку, зарубить всех кур и переехать к нам. Кур мы съели с большим удовольствием. А вот Милку, вернее, ее потерю, искренне жалели. Хорошая корова. И ласковая.

Тетя Нина, как тяжелобольная, спала на отцовском диване. Из спальных мест оставалась только раскладушка. Пришлось нам с Мишкой срочно покупать недорогую кушетку, назанимав денег у всех подряд. Хорошо, что отец давным-давно переехал к своей Евгении. Не то для нас с Рыжим осталось бы только одно место в квартире — на коврике перед дверью.

Чтобы не беспокоить тетю Нину перед операцией, мы вели себя, как пионеры. Она по ночам не спала. Мучилась страшными болями. Нужно было постоянно вскакивать к ней и давать сильные спазмалитики. А потом она легла в клинику, и Мишка совсем переселился туда. Вернулись они оба домой совсем недавно. Не знаю, как Мишка, а я уже немного озверела от такой жизни. Месяцами не вижу мужа. Но даже намекнуть ему об этом боялась. Уж больно не хотелось видеть, как превращаются в льдинки его глаза.

— Слушай, — прищурился Мишка, — а Светка что, действительно влюбилась?

— Ты меня удивляешь, Рыжий! Человек, с рождения влюбленный сам в себя, не может влюбиться в другого.

— Это она тебе так сказала? — он откровенно смеялся.

Я невольно залюбовалась им. Уж эти мне смешинки в его глазах.

— Это я говорю. А она сослалась на то, что я еще не любила тебя, когда выходила замуж.

— Ох, — вздохнул Мишка, — боюсь, она никогда не поумнеет.

И я с ним согласилась. Этот вопрос даже не подлежал обсуждению. К тому же, мне страшно хотелось спать.

— Бог с ней, со Светкой. У нее семь пятниц на неделе, а у меня только одна. И я хочу спать.

— Так пойдем, — он сразу выпустил мою руку и встал. Но дальше не двинулся.

У меня вдруг перехватило дыхание. Что со мной? Я же не шестнадцатилетняя девчонка. Восемь лет замужем. Может, просто отвыкла от Рыжего за полгода? Нет, вы посмотрите на него. У меня все внутри дрожит от волнения, а он стоит и нахально смеется мне прямо в лицо. Здоров стал — не обхватишь. Вон старенькая ковбойка в красную и зеленую клеточку уже давно мала и трещит по швам. И на плечах ткань вытерлась. Жалко. Я ее так люблю ... Он ведь в этой ковбойке был тогда в овраге.

— Алечка! Что с тобой, золотко? — усмехнулся Рыжий. — Ты, кажется, спать хотела? Почему медлим?

— Ты знаешь, Рыжий, я тебя все-таки слегка побаиваюсь.

— В том-то и соль, — нравоучительно пояснил он, повертев указательным пальцем перед моим носом. — Это придает нашим отношениям особую пикантность. И не тяни время. Знаешь же, бесполезно.

— О том, что тебя динамить бесполезно, знают, наверное, все медсестры в клинике.

— Ну не все, конечно, — ехидно улыбнулся Мишка и перевел взгляд на потолок, — но молодые и хорошенькие знают точно.

Ну вот. Так и есть. Ни одной мало-мальски приличной юбки мимо себя не пропустит. Юбочник! Хотя ... Что с него взять? Такому, как он, пять месяцев без жены — труба! Хорошо, что я ничего не знаю наверняка. После истории со Светкой он бережет мои нервы.

— Почему бы тебе опять не переехать в клинику? — заметила я не менее ехидно, делая попытку выскользнуть из кухни. Пусть катится к своим медсестрам. Не получилось. Он схватил меня в охапку.

— Пока рано. Дома есть одно очень важное дело, солнышко.

— Какое? — я притихла, пытаясь усыпить его бдительность. Да разве его обманешь? Он стиснул меня еще крепче.

— Пора детей делать. Время уже пришло.

— Детей? — растерялась я.

— У тебя что, плохо со слухом?

— Нет ...

-А почему переспрашиваешь?

Хочу и переспрашиваю. И как, скажите на милость, не переспрашивать, если я не верю своим ушам? Нет, со слухом у меня действительно все в порядке. А вот в порядке ли у моего мужа с головой? О детях я уже и не мечтаю. Пока мы учились, нам не на что было прокормить даже одного. Затем Рыжему понадобилась ординатура. Он делал карьеру и становился хирургом с большой буквы. И вдруг — несчастье с тетей Ниной. Мишка всегда был против ребенка. Говорил: "Потерпи. Пока рано". Чего там рано? Время-то уходит. А вот сейчас ... Сейчас — против я. Ведь он опять усиленно займется карьерой. Карьерист несчастный. Благо, тетя Нина теперь дома. Заботы о ней и так полностью легли на мои плечи. Если еще и ребенок ... Я просто не справлюсь. Моя драгоценная свекровь не поможет ничем. У нее даже в долг брать бесполезно. Отец тоже останется в стороне. Он считает, что с таким супругом, как Рыжий, женщине не о чем беспокоиться. Ну и на что мы будем жить? На Мишкины сто тридцать?

— Пусти, Миш! С детьми можно пока обождать, — серьезно сказала я, пытаясь освободиться. Шутить и смеяться расхотелось.

— Еще чего?! — возмутился Мишка. — Самое время! Идем, любимая!

Он оторвал меня от пола. Так и понес в комнату. На ходу закрыл ногой дверь. Поставил меня возле кушетки. Не торопясь начал раздеваться. Я делала то же самое. Я не люблю скандалы. А Рыжий не любит моего сопротивления. И не терпит на мне по ночам никакой одежды. Бесится.

Тетя Нина постанывала во сне. Изредка всхрапывала. И мне показалось на минуту, будто время повернуло назад: мы опять слишком юные для окружающих, чтобы заниматься любовью; мы опять партизаним, как когда-то. А потом все соображения отлетели в сторону. Мишка дотронулся до моего тела ... Провел теплой рукой по моей груди, животу ... Сладкая истома вместо крови побежала у меня по венам, затуманила голову ... Он опять заставил меня забыть об этом мире ...

О! Как эта проклятая цунами ломала меня! Как никогда раньше! А когда, наконец, вышвырнула на берег, сил не было ни на что.

Мишка убрал голову с моей груди.

— Ты, как ручеек в пустыне, Алька. Невозможно оторваться. Пью и никак не напьюсь.

Я блаженно молчала. Счастье переполняло легкие и грозило разорвать их, если вовремя не вздохнуть. Вздохнуть? Растратить даже малую каплю? Удалось сдержаться. Пожалуй, давным-давно мы не горели таким пламенем, как сегодня. Или во всем виноваты последние полгода? А, может, Рыжий действительно решил делать детей? Не все ли равно? Я люблю его. И я так счастлива ... Счастлива, что он меня тоже любит.

— Аль, — позвал Мишка тихо. — Ты спишь?

— С тобой разве уснешь?

— Кое-кто может уснуть и во время землетрясения, — нежно пошутил он.

Улыбается. По голосу слышно.

— В таком случае, землетрясение — мелкая помеха по сравнению с тобой, — улыбнулась я в ответ.

— Отличный комплимент. Принимаю, — хмыкнул он и снова подгреб меня под себя. — Я оправдаю его сегодня во что бы то ни стало. Ах, ты, Василек мой...

Я только охнула. И снова все закружилось перед глазами, как в калейдоскопе.

* * *

— Ты одна? Миха дома?

— Одна, — растерялась я.

Это были первые слова, которые сказал Олег, едва я открыла ему дверь.

— Ну и хорошо. Мы зайдем?

— Заходите, конечно. А с кем ты?

Он таинственно подмигнул.

— Сейчас увидишь.

Как интересно! Олег никогда никого к нам не приводил. А теперь ... Он вытянул из-за двери и пропустил вперед тоненькую девушку в черном пальто и вязаной белой шапочке. Вот это да! Ну, надо же...

— Познакомься. Это — Таня.

Таня смотрела на меня немного испуганно. Однако руку протянула довольно решительно. Я вопросительно взглянула на Олега. Он едва заметно мне кивнул. Ясно теперь, с чего такая радость по поводу Мишкиного отсутствия. Не иначе Олежка жениться надумал и притащил свою невесту к нам на смотрины.

Пришлось немного посуетиться ради такого случая. Даже тетя Нина не вытерпела. Встала со своего лежбища и пришла к нам на кухню пить чай. У меня в заначке была коробка шоколадных конфет.

Две недели назад мы должны были с Рыжим идти на прием, который устраивал профессор Золотов, уж и не помню, по какому поводу. Я не люблю такие мероприятия, и радовалась, что прием был вдруг отложен на неопределенный срок. Единственное, о чем я сожалела — о крупной трате на дорогие конфеты. Это при нашем-то хроническом безденежье. Зато сейчас дефицитное "Ассорти" пришлось очень кстати.

Мы пили чай с этими самыми конфетами. Слушали Олега. И тетя Нина, и я исподтишка рассматривали Таню. Очень милая оказалась девушка. Спокойная, под стать Олегу. Глаза такие хорошие. Серые, грустинкой. Она довольно быстро освоилась. Но без нахальства, с чувством собственного достоинства. Разговор наш тек неторопливо и доброжелательно. Не знаю, каких баек ей наплел Олег. Но у меня сложилось впечатление, что она приняла нас за его близкую родню. Ну, пусть. Олег мне и в самом деле словно брат. Случись неприятность, больше обратиться не к кому.