Не повторить будущее. Книга первая

— Это жестоко. Так нельзя поступать работникам советской милиции. И прочими умными замечаниями. На что я прореагировал следующими словами,

— Это кто там такой умный, выходи, я сейчас тебе объясню содержание кодекса строителя коммунизма и заодно и уголовный кодекс, где есть статья о неоказании помощи работникам милиции при нападении вооружённых бандитов. И я вытащил у них из карманов перочинные ножики. А что, сойдут за финки. Тут толпа поскучнела и стала очень быстро расходиться, если не сказать круче.

— Ну что, сынок, надо их в отдел тащить,— подошёл отец.

— Нет, папаня, ты иди в милицию и пусть они сами отвозят этот хлам, а мне тяжёлое врачи не велели носить после аварии. У меня ещё здоровье слабое.

— Да уж, я это заметил,— сказал папа не без иронии, но в ментовку пошёл, а я закурил и стал прохаживаться вокруг тел в одиночестве, так как никого из толпы не осталось. Не захотели они изучать уголовный кодекс РСФСР. Когда приехал газик с милиционерами, то мне пришлось тоже проследовать с ними для дачи свидетельских показаний. В результате оказалось, что отцовы партнёры по инциденту оказались его подопечными из общаги спецкомендатуры, которые подпив слегка, решили объяснить коменданту какой он нехороший, и как они его презирают. А мне старший наряда сделал выговор, что я слишком сильно их избил и, что так можно и превысить статью о необходимой обороне. На что я заметил, что я никогда до этого не дрался и поэтому не рассчитал своей силы. А старшой поиграл бровями и что-то пробормотал про себя, вроде — Ну, ни х.. себе, мальчонка. И я пошёл дальше гулять, думая про себя, что я действительно не дерусь, да и зачем, когда лучше пулю в лоб и трындец.

Если кто из вас, дорогие читатели, жили в те времена, то они помнят, что даже на главных улицах славного города Оренбурга днём можно было посетить в целях развлечения только кинотеатры, музей краеведческий, парки, где можно было покачаться на качелях, ну и ресторан, если у вас есть деньги в количестве 10 — 15 рублей и есть желание выпить и закусить, конечно, довольно скудно. К тому же надо иметь в виду, что главных улиц была одна, Советская. Кажется, что все города Советского Союза вышли из одной книги "12 стульев", в том или ином масштабе. И вот погуляв вволю по главным улицам, я задумался — куда бы пойти ещё погулять. Если только в книжный магазин "Когиз", посмотреть на книги, которые уже читал раз десять, потому что новых книг в продаже не было, их присваивали продавцы и начальники продавцов, а также начальники начальников, а также хорошие знакомые этих, несомненно очень порядочных, советских людей, а именно мясники, обычно татарской национальности, модные врачи, обычно еврейской национальности, портные, тоже из этой группы населения, ну и, конечно, партийные и советские работники. Всё, на этом элита заканчивалась. Остальной советский народ, должен только ударно работать и ходить в кино и библиотеки, повышая свой интеллектуальный уровень. И решил я всё таки пойти к Виктору и развлечься обсуждением наших предстоящих путешествий. Ну и выпить хорошего вина, а не того болгарского с осадком, что продавали в гастрономе. На моё счастье Виктор был дома, он только что вернулся с велопрогулки и сейчас плескался во дворе, смывая с себя пыль дальних дорог.

— А, Сашок, заходи и будь как дома, но не забывай, что в гостях. Сейчас я домоюсь и пойдём побеседуем, а ты пока покури. Надо сказать, что из последнего турне по Сирии, мы вернулись не только с багажом впечатлений и еды, но и с блоком хороших сигарет "KAMEL", которые я переложил в пачку от "Opal", которые ходили в анекдотах — у тебя опять опал?, но которые не расстреливали знакомые, не престижные они были. И вот я сижу на лавочке и курю, а мысли в голове как пчёлы роем летают и каждая мысль старается опередить другую. Готовятся, так сказать к бенефису.

И вот, наконец, Виктор закончил своё омовение и пригласил меня в апартаменты, где мы уселись за стол и пригубили уже знакомое вино.

— Вижу у тебя какое-то новое предложение,-начал разговор Виктор,-давай, излагай, я весь внимание. И я начал рассказывать о том, что пришло мне в голову сегодня, после моего приключения с хулиганами и последующим гулянием по широким проспектам нашего города.

— Гулял я сегодня по городу, смотрел на жизненную активность горожан, наблюдал как работает сфера обслуживания, вспоминал свою всю прожитую жизнь и пришёл к выводу — как не абстрагируйся от внешней жизни, как не старайся не замечать все недостатки общества вокруг нас, но всё-таки придётся что-то менять. Как говорится — скучно, девушки. Ну ладно, мы с тобой можем развлекаться сколько угодно, путешествовать по другим мирам, наслаждаться всем, чем только мы можем пожелать и даже воевать с разными монстрами и инопланетянами. Но как подумаешь, как скучно и бедно живут наши родственники, друзья и просто живущие рядом советские люди, то становится не по себе и даже немного стыдно. Я, конечно, против того чтобы заниматься просто благотворительностью, это развращает людей, порождает иждивенчество, но ведь и никакого выбора у них нет, делай, что велят и всё. Вот я и предлагаю немного подстегнуть наших слишком успокоенных руководителей к действиям, которые бы немного изменили общество и сделали бы его более живым, но не криминальном. Я как-то читал в одной книге, конечно, фантастической, но там были очень здравые мысли как обустроить жизнь в России, да и в других республиках, так там писали, что надо первым делам изменить жизнь чиновникам. Нельзя допускать, чтобы любой чинуша мог творить, что угодно, занимать должность по блату и даже по наследству. Каждый должен всей своей жизнью отвечать за всё , что он сделает или натворит. И, конечно, мы сами ничего не сможем изменить, но пусть меняют те кто сейчас у власти, пусть даже по принуждению, если не захотят по хорошему. И вот это мы с тобой можем сделать.

— Это что же, в тебе партийное прошлое проснулось и заговорило?-усмехнулся, Виктор.— Что тебе не живётся спокойно. Занимайся спортом, кушай вкусно и пей сладко. И жди свою невесту или жену, уж не знаю как правильно назвать её. А то вот сейчас изменишь исторический материализм и она не приедет к тебе, в твои объятия. И что тогда ты будешь делать?

— Ну и язва ты, Витя. Все лучшие порывы души моей хочешь испортить. Да куда она от меня денется. Сама не приедет, так я за ней поеду и привезу. Тем более, что мне это сделать пара пустяков, конечно, с твоей помощью. Главное чтобы она свой институт закончила, а то я её знаю, потом укорять будет, что из-за меня не получила высшего образования. Хотя не в этом смысл жизни. Не в этом.

— Так как же ты представляешь механизм изменения работы чиновничьего аппарата?

— Каждый руководитель аппарата власти должен быть предупреждён, что за любые его прегрешения он будет наказан. И составляется перечень наказаний от увольнения как самого незначительного наказания и до бессрочной каторги как максимального наказания, а в промежутке там и конфискация имущества, и заключение на разные сроки. А также перечень поощрений за хорошую государственную службу. Варианты там могут быть всякие. И тогда не каждый будет рваться на руководящую работу, а только самые толковые и учёные люди. И вот всё это будет изложено на бумаге и положено на стол перед самим товарищем Брежневым Леонидом Ильичом. И, соответственно, с предупреждением, что за игнорирование сего документа будут проведены показательные казни чиновников особо запятнавших себя воровством, взяточничеством, покрытием преступников разного рода, а также негосударственных руководителей таких как, директора предприятий, магазинов и прочих торговых и сервисных организаций. И тогда пусть попробуют поворовать. Будет себе дороже. А средствам массовой информации будет предписано принимать от граждан жалобы на плохое руководство тех или иных чиновников, естественно, за подписью и принесённых самолично.

— А ты не думаешь, что по этой бумаге нас с тобой вычислят и нам будет очень плохо?

— А для чего у нас есть Виктория, с её техникой. Там можно напечатать любую бумагу и никто и никогда следов не сыщет.

— И где мы его найдём, Москва, Кремль?

— Ну зачем, адресок мне известен ещё с будущих времён, в смысле ещё с той жизни. Он тогда жил на Кутузовском проспекте, дом 26, квартира 91, пятый подъезд, пятый этаж. Это сейчас всё засекречивают, а в 2000-х годах всё стало известно. Так что давай сейчас смотаемся в Викторию, продиктуем нашу декларацию и заодно пообедаем. Ты ведь ещё не ел?

Я взял Виктора за руку, представил парк около моего дворца и мы плавно переместились в другой мир, мир, который я выдумал для себя и моих друзей. Это как будто едешь на эскалаторе и в конце пути переступаешь на другой этаж. Мы по аллее подошли к дворцовой площади, где нас обступили радостные девушки в своих откровенных нарядах. И мы пошли составлять письмо Генеральному секретарю КПСС. Это заняло у нас где-то часа три, после чего письмо было отпечатано в чём-то похожем на принтер. Ох и красиво было отпечатано, просто залюбуешься.

— А попроще нельзя было сделать,-спросил я у ближайшей девушки, на что последовал ответ, что для нас всё должно быть прекрасным. Да, их не исправишь уже, надо принимать всё как есть. Я распорядился поместить бумаги в пластиковый пакет и заклеить, чтобы случайно не оставить свои отпечатки. И мы пошли обедать, что бог послал. А он сегодня послал... и дальше по "12 стульям".

* Глава третья *

И стали мы с Виктором тренироваться, чтобы не ошибиться адресом. Через пространственное окно мы смотрели, как Брежнев работает в кремлёвском кабинете, а он не любил там бывать слишком часто, говорил, что у него до хрена помощников, вот и пусть отрабатывают свой хлеб. Так что в основном он проводил время или в своей квартире или на даче в Заречье. Значит в кремлёвском кабинете подсунуть ему наше письмо нельзя, обнаружат его помощники и о нём сразу будет известно всему политбюро. А это ни к чему. На даче Леонид Ильич практически не работал, а развлекался с своими близкими. Любил играть в домино с женой и охранниками. Так что и на даче ему некогда разбираться с нашим посланием. Значит только дома. И мы стали подсматривать его домашнюю жизнь. Он с женой Викторией Петровной. Однажды он сидел в своём кабинете и курил свои любимые сигареты "Новость", кстати, сигареты мне не понравились, ну и просматривал письма. Вот тут-то мы и подкинули ему свою корреспонденцию. Пакет был довольно объёмистый и он звучно шлёпнулся на стол прямо перед Брежневым, да так, что он даже малость перепугался. Он вместо того чтобы посмотреть письмо, стал вертеть головой во все стороны, но само собой так ничего не увидел. Охранник обычно был рядом в кремлёвском кабинете, а тут его не было. Леонид Ильич не стал вызывать охрану, так как в это время он ещё хорошо соображал и, поразмыслив, понял, что если бы ему хотели причинить вред, то никто не помешал бы это сделать. И к тому же в пакете сверху на бумагах лежала записка, с извинениями и уверениями, что ему ничего не угрожает. И он успокоился и вскрыл пакет.

На другой день в Заречье приехали несколько членов Политбюро ЦК КПСС, а именно — Ю. В. Андропов, А. А. Гречко, А. А. Громыко и М. А. Суслов. Л. И. Брежнев, после того как все прибывшие расположились за большим столом, доложил о полученном послании, а также о том как оно прибыло. Когда все услышали о том, что СССР развалится в 1991 году, если не будут приняты соответственные меры, то все одновременно стали возмущаться и говорить, что этого не может быть и, что СССР силён как никогда и не допустит такого неправдоподобного исхода. На что Леонид Ильич заметил, что в послании написано, что в случае непринятия мер по искоренению коррупции, то автор или авторы письма нанесут превентивный удар по главным виновникам криминализации власти в СССР и в первую очередь будет уничтожен министр МВД СССР Щёлоков Н. А. несмотря на то, что он является личным другом Л. И. Брежнева.

— Но откуда известно, что он главный виновник?— подал голос М. А. Суслов.

— Я же всё зачитал и тут ясно указаны неопровержимые доказательства, в которые можно, конечно не верить, но это только усложнит дело и завтра, если не будет снят с поста, а также не отдан под суд с имеющимися доказательствами Николай Щёлоков, то мы будем виновниками его смерти.

— В наших силах его так запрятать, что никто его не найдёт, хоть перероют всю землю в стране, — заметил Ю. В. Андропов,— и это при том, что я критически отношусь к его деятельности на посту министра МВД.

Мы с Виктором больше не стали слушать этот спор, направленность которого явно прослеживалась не в сторону исправления недостатков, а даже наоборот в желании спрятать концы в воду.

— Ладно, — сказал я, — подождём пару дней и если они ничего не предпримут положительного, то тогда уж мы нанесём первый и надеюсь, последний предупредительный выстрел.

На следующий день в газетах и на радио ничего неожиданного мы не услышали и не прочитали. Не произошло этого и в последующие дни. Дальше ждать было бессмысленно и мы приступили к действиям. Найти министра МВД Щёлокова было парой пустяков, достаточно было послушать его домочадцев. К его исчезновению отнеслись довольно небрежно. Поместили его на авиабазе Кубинка и вот 30. 06. 1973 года мы направили своё окно в сторону его убежища. Как раз проходили полёты МиГ-25. Они в паре с грохотом проносились над аэродромом. Щёлоков стоял у окна и с интересом смотрел на полёты. В это время один из самолётов резко клюнул носом и беспорядочно крутясь, стал падать в сторону жилгородка обслуживающего подразделения. Взрыв был очень сильный и части самолёта разлетелись во все стороны. В этот момент Виктор сделал проходимость пространственного окна и я, тщательно прицелившись, выстрелил из Магнума с глушителем. На фоне шума авиакатастрофы, никто даже не заметил, что Щёлоков покачнувшись и цепляясь за подоконник, осел на пол. На полу возле его головы растеклась тёмно-вишнёвая лужа крови. Приговор был исполнен и нам осталось только ждать, как отреагирует на это Брежнев и его коллеги по политбюро.

* Глава четвёртая *

Через месяц в центральных газетах появились решения Политбюро ЦК КПСС о мерах по преодолению коррупции в советских, административных и общественных органах Советского Союза. Ну что же, будем надеяться, что руководство страны взялось за ум, а то нам некогда за ними постоянно следить, у нас и своих дел хватает.

И вот тут Виктор не согласился о мной.

— Как же мы можем бросить это дело на самотёк, если нам даже пришлось приговорить одного из них к смерти. Да они только из-за этого и согласились на проведение реформ, чтобы мы больше никого не расстреляли. И если в течение некоторого времени о нас не будет слышно, то они всё забросят и жизнь пойдёт по старому сценарию.

— Витя, мы расписали как им жить и, что делать на тридцать лет вперёд. Вот и пусть занимаются. А если мы будем их всё время контролировать, то и у нас не будет времени на личную жизнь, и у них совершенно отпадёт желание заниматься государственной деятельностью. Ведь под дулом пистолета не создашь шедевр. А мы, если уж они совсем не туда направят свои усилия, ещё разик их предупредим, но не часто. Кстати, а ты работать что, не собираешься?