Прогрессор галантного века (полный вариант)

Посреди ночи он внезапно проснулся от того, что не хватает дыхания. В висках бухали молоточки, глаза ломило, сил не было совершенно. Что за хрень?! Да это же угар, у меня было раз такое в деревне.... Надо срочно на воздух! Сашка стал расталкивать Егора, но тот еле мычал. Тогда он бухнулся с кровати на пол, крабом достиг двери, но, как ни бился, открыть ее не смог. Подперли, сволочи? Шатаясь и мотаясь, Сашка вернулся к кровати, где сложил свою одежду, нащупал трость и ударил ее концом в окно: раз, другой, третий.... Окно вылетело вместе с рамой, в комнату хлынул холодный воздух и Сашка стал жадно его вдыхать. Более или менее очухавшись, он стащил с кровати Егора и тоже подсунул под струю воздуха, дополнительно растирая его уши. Наконец, реанимировал и его.

Одевшись, стали ждать хозяев, но те все не шли за телами постояльцев — только внизу опять заливалась лаем собака. "А ведь оружие наше в кибитке осталось, — сообразил Сашка. — И теперь, наверное, находится в руках злодеев. Может, они им и не шибко владеют, но все-таки, все-таки.... Надо, видимо, сейчас выбираться, пока они не сообразили, что мы уцелели. Егор еще слаб, пойду один". Ухватившись за оклад, он высунулся до пояса в окно и огляделся. Метель уже стихла и на ясном небе светила луна. До земли, покрытой снегом, было метра три, до крыши полтора, но цепляться не за что, да и крыша еще нависает. Придется прыгать, хоть там где-то еще собака. Трость вперед, сам за ней и сразу кувырок! Удачно. Ну, палку наперевес и к входу. Пес скачет, заливается, но только пугает. А вход-то закрыт!

Вдруг в доме в районе второго этажа раздался выстрел. А-а, сволочи! Что с Егором? Сашка подскочил к окну первого этажа, выбил тростью стекло и, подпрыгнув, полез внутрь, обдирая об осколки одежду и руки. Внизу была только женщина, которая пронзительно закричала. Сашка взлетел по лестнице на второй этаж, столкнулся с массивной фигурой, ткнул ее тростью в низ живота и, подсев с поворотом, сбросил вниз. Тотчас дверь в комнату, где они ночевали, открылась, и из нее высунулся слабо освещенный сзади мужичонка. В его руках был двуствольный штуцер, который он вскинул к плечу, но пока не стрелял — видимо, не понял еще, кто перед ним возник. Сашка ударил снизу концом трости по стволу, тот подскочил и выстрелил, ну а потом в переносицу мужичонки воткнулся жесткий кулак.

Отбросив вялое тело противника в сторону, Сашка заскочил в комнату, освещенную стоящим на полу фонарем, и увидел лежащего Егора, подтягивающего к груди ноги. Он стал сноровисто его ворочать и срывать одежду, добираясь до раны, которая оказалась в правом боку, но выше живота. Выглядела рана отвратно и сильно кровила. Сашка резво снял с себя белую рубашку, в момент разорвал и наложил тугую повязку на грудь. Не обращая внимания на стоны товарища, быстро его одел, взвалил на спину и понес из комнаты, прихватив по дороге валяющийся штуцер. Внизу ему пытался препятствовать дебилоид, но под дулом ружья (разряженного, но для дебила очень грозного) он куда-то слинял. Минут десять Сашка потратил на то, чтобы устроить Егора в кибитке, одеться нормально самому и запрячь лошадь, которая, наконец, тронулась прочь от этой нищеты, вздумавшей разбогатеть путем убийства им доверившихся. Вскоре он выбрался на полузанесенную, но приметную в лунном свете дорогу и помчал по ней к Ганноверу. Авось, Гертруда сделает все возможное, чтобы выходить Егора, — ну а лекаря ему я обеспечу....

Часть вторая. От Ганновера до Дрездена

Глава первая. Дороги Хильдесхайма

Медленно, но Егор поправлялся. В его лечении сильно помог Отто, который прислал листочки каких-то растений для компрессов, а потом и бальзам, собственноручно приготовленный. Прошло около месяца (наступил март), как вдруг из Петербурга Алексу Чихачеву пришел пакет, где было письмо с распоряжением отбыть в город Дрезден, вексель для погашения в дрезденском банке, а также официальное послание императрицы Елизаветы Петровны курфюрсту Саксонии с просьбой посодействовать "моему инженеру и изобретателю" в изучении чудес города Дрездена и его окрестностей. Тайнописью в письме сообщалось, что деятельность Алекса в Ганновере признана удачной, каковую следует продолжить в Дрездене — для блага России и Саксонии.

Сашка стал раздумывать, как поступить (о ранении Егора он написал, но почта туда-сюда ходит не быстро, а тут еще императорский двор опять в Москву переехал!), но вмешалась Гертруда (которой он пожаловался на свой скорый переезд) и заявила, чтобы Алекс ни о чем не беспокоился и ехал спокойно в "этот Дрезден". Егор же останется у нее до полной поправки, не чужой ведь человек! Сашка привычно поднял бровь, но ничего не сказал, а просто расцеловал добрую фею в щеки.

Расставание с семейством Арнольд было сердечным и даже чересчур. Надо ли говорить, что Сашка оставил Гертруде круглую сумму (100 талеров!): и на лечение Егора и для обеспечения ближайшего будущего Юлии и Тиля. Гертруда всплескивала руками, смеялась и плакала, но целовать руки Алекса не пыталась: знала, что он разозлится. Тиль скакал козликом и просил взять в Дрезден "вместо Егора". А тихоня Юлия, вновь начавшая обходить стороной герра Чихачева, подошла к нему уже у порога и попросила позволить его поцеловать. "Конечно, Юлия", — сказал Сашка и чуть нагнулся к ее личику. Тут она взметнула руки ему на шею и впилась в губы! Сашка оторопел, а поцелуй длился, длился.... Он возмутился и ответил своим да погорячей. Юля вдруг повисла в его руках и спрятала лицо на груди. Он чуть приподнял ее, пронес через всю кухню и усадил на стул. Потом погладил по щеке, по волосам и пошел к своей коляске.

С талерами у Сашки в последнее время было все в порядке. Заказ на изготовление рессор был выполнен и принес ему 200 талеров вместо кредитованных 100. Второй, бессрочный кредит действовал безотказно. Стали поступать денежки за использование его патентов (уже около 50 талеров). Ну, и присланный вексель позволял ему получить еще 100 талеров ("Ого, ценят, вдвое повысили сумму на расходы!").

Перед отъездом он навестил Генриха фон Мюнхгаузена и не напрасно: тот посожалел, что столь привычный уже обществу молодой человек из Ганновера уезжает ("Я, было, и невесту Вам приискал...."), и, немного подумав, написал рекомендательное письмо графу Брюлю — первому министру курфюрста Саксонии (и короля Польши по совместительству) Фридриха Августа 2-го (но Августа 3-го в качестве короля Польши). "Вот понапутали эти Августы...." — поморщился Сашка. Передав Алексу Чихачеву рекомендацию, канцлер добавил, что Брюля он недолюбливает (очень уж граф лицемерен и непомерно жаден), но без его ведома в Саксонии ничего не делается — так что на поклон к нему идти придется. Авось, рекомендация канцлера Ганновера поможет открыть дверь в приемную министра.

Через полчаса коляска, запряженная двумя лошадьми (а чего мелочиться, доходы позволяют!) выехала из приятного города Ганновера. Правил лошадьми молодой кучер, которого Алексу подыскала та же Гертруда ("Парня этого я знаю с детства, он не забалует, да и поможет при случае — кулаки-то у него ничуть не меньше Егоровых"). Поначалу ехали по равнине, огибая с востока широкую заболоченную долину реки Ляйне. Дорога была уже чиста от снега, и по суглинисто-щебнистому полотну они через 3 часа были в городе Хильдесхайме. По мощеным брусчаткой улицам добрались до рыночной площади, и здесь Сашка велел Петеру остановиться: больно уж вид этой площади ему приглянулся. Она была плотно замкнута с 4 сторон совершенно разнотипными и разноцветными зданиями, выстроенными в готическом, ренессансном и барочном стилях, и производила очень приятное впечатление. Сашка глянул на свои луковичные часы и заулыбался: дело к 12, пора обедать! Он крутнулся на каблуках и наметанным глазом приметил в цоколе одного из зданий Wirtschaus (харчевню), куда и направился, велев Петеру пока побыть у коляски: культура культурой, но и здесь увести транспортное средство могут влет.

Он не спеша расправлялся с обедом и с удовольствием вглядывался через застекленное окно в детали диковинных зданий, как вдруг зацепил глазом какую-то суету на площади — как раз там, где оставил Петера с коляской. С острым предчувствием беды он встал из-за стола, бросил грош встрепенувшемуся слуге и с тростью в руке бросился к выходу. Выскочил и увидел, как трое детин в какой-то странной форме, но с ружьями за спиной (типа, солдаты?) тащат от коляски Петера и заламывают ему руки за спину. В несколько прыжков Сашка выскочил перед ними и крикнул:

— Stop! Was ist los? Это мой слуга!

Третий из солдат, который, видимо, среди них командовал, крикнул в ответ:

— В сторону! Это дезертир и мы ведем его на суд к епископу!

— Не верьте, герр Чихачев! — крикнул Петер. — Они хотят силой забрать меня в солдаты!

— Стой, я говорю! — вновь крикнул Сашка. — Я дипломат, посланник канцлера Ганновера к курфюрсту Августу!

— Нам плевать на твоего канцлера! Мы — слуги епископа Клеменса. Пошел прочь, пока цел!

И солдат ловко выдернул ружье со штыком из-за спины.

Кровь бросилась Сашке в голову: больше не рассуждая, он еще ловчее перехватил трость в обе руки, ткнул командира точно под ложечку, второго солдата, начавшего разворачиваться, под мышку и тоже под ложечку, а третьего — в мошонку. Тотчас он похватал два ружья (третье забрал сообразительный Петер), подбежал к коляске, бросил в нее добычу, прыгнул сам и рявкнул: — Гони, Петер!

Промчав через весь город без противодействия со стороны недоумевающих горожан, они вырвались на тракт и резво прогнали еще с полкилометра, после чего Сашка высунулся из коляски, но погони не обнаружил. Тогда они сбавили темп (долго ли загнать лошадей?) и перебросились соображениями. Петер сказал, что это поганое епископство давно всем плешь проело со своей самостоятельностью, а еще сказал, что через две лиги начнутся земли Брауншвейга, где слуги епископа потеряют право их схватить.

— Через две лиги? — спросил, недоумевая Сашка, и сообразил: — А от Ганновера до Хильдесхайма сколько мы лиг проехали?

— Так четыре, — выразил недоумение в свою очередь Петер.

— Тогда хорошо, — заключил герр Чихачев. — Может, выскочим без эксцессов.

Не получилось. Примерно через час из-за поворота дороги, метрах в 300 от коляски выскочила погоня: шестеро с ружьями на взмыленных конях.

— Стой, — сказал Сашка Петеру и взял свой дальнобойный штуцер. — Иди сюда и жди команды.

После чего вышел из коляски, положил двуствольный штуцер на ее боковину, подсыпал на полку порох и прицелился в переднюю лошадь. Бах! И лошадь в соответствии со сценарием покатилась через голову. Бах! Вторая лошадь шарахнулась вбок, теряя седока. Сашка крикнул Петеру "Заряди мне штуцер!", после чего взял трофейное ружье, подсыпал пороху и стал ждать приближения прочих всадников на 100 м — прицельную дистанцию гладкоствольного ружья. Те, однако, осадили лошадей, спрыгнули на землю и с ружьями в руках побежали к обочинам.

— Дай мне штуцер, сам на козлы и гони дальше! — крикнул Сашка. Коляска дернулась с места и набрала скорость. Сзади грохнули выстрелы, но свиста пуль беглецы не услышали: недолет.

Сашка посмотрел через пару минут назад и увидел, что всадники уже в седлах и погоню возобновляют. Он дозарядил штуцер и крикнул:— Стой, Петер!

Тотчас вышел из коляски и стал прицеливаться. Четверо всадников, бывшие не ближе 200 м. вновь стали осаживать коней, один из них что-то закричал. Сашка выстрелил, и очередная лошадь завалилась на дорогу вместе с хозяином. Раздались яростные крики и бойцы попрыгали на землю. Сашка подождал, когда они разбегутся в стороны и скомандовал ехать. Когда он вновь посмотрел на преследователей, те это звание уже потеряли, превращаясь все более в слабо шевелящиеся фигурки.

Глава вторая. От Гослара до Вернигероде

Вторую половину дня путешественники ехали по северному предгорью еще заснеженного хребта Гарц, пересекая многочисленные половодные ручьи (но по каменным мостам) и минуя однотипные деревеньки и городки, застроенные белыми фахверковыми домами под красной черепичной крышей или темно-серой сланцевой. Уже поздним вечером они въехали, наконец, в знаменитый Гослар, намеченный заранее как пункт ночевки, нашли путем опросов редких прохожих постоялый двор, закрылись в своем номере для перекуса — благо, что добрейшая Гертруда снабдила их двумя корзинами провизии — и бай-баюшки.

После завтрака в обеденном зале постоялого двора (лучше бы обошлись своими припасами!) они выехали на освещенную утренним солнцем улицу, и тут Сашка восторженно заулыбался: перед ним предстала картинка из детской книжки — то ли Шварца, то ли братьев Гримм.... Велев Петеру неспешно ехать в сторону центра (знать бы еще, где этот центр?), он крутил влево-вправо головой и тихо млел. Все поражало его: ровная брусчатая мостовая, прихотливо расчерченные темными балками белые домики под остроугольными темными сланцевыми крышами, мансардочки, балкончики и башенки, аккуратные водостоки, окна с разрисованными ставнями, промежутки между окнами с барельефами и вывесками. Встречавшиеся неброско одетые мужчины были деловиты, женщины в глухих платьях и чепцах скромны.

Прохожие показали, как проехать к Рыночной площади (она же Ратушная), гости выбрались на нее, и тут Сашка окончательно выпал в осадок: настолько праздничный вид имела эта площадь! В торце ее высилась белая двухэтажная ратуша с арочным цоколем, стрельчатыми окнами второго этажа и двумя башнями над ней, на левой стороне стояло двухэтажное красноватое здание купеческой гильдии, тоже с арками, а еще с фигурками довольных жизнью властителей Священной Римской империи под грандиозной сланцевой крышей с башенками, правую же и ближнюю торцевую стороны площади обрамляли серо-белые трехэтажные здания с фахверковыми третьими этажами под красными крышами. В центре площади был обязательный для немецких городков фонтан с двумя ярусными чашами (сейчас, конечно, замерзший) — но навершием этого фонтана являлся позолоченный орел с аккуратной короной на голове. Вдоль площади стояли дощатые ряды, уже заполненные товарами, а возле них роились торговки и немногочисленные пока покупательницы....

Найдя словоохотливого бюргера, Сашка узнал, что основным занятием горожан является до сих пор подземная разработка полиметаллического месторождения Раммельсберг, находящегося в 1/3 лиги южнее, в долине ручья Абшюц, а также выплавка из его руд серебра, свинца, цинка, меди, а с недавних пор и золота. Ну, а добытое серебро и золото отправлялось на монетные дворы Брауншвейга и Пруссии, где из них чеканили рейхсталеры и гульдены. Кроме того, в лесах Гарца ведется прибыльная лесозаготовка, а в полях к северу от Гослара процветает сельское хозяйство. "Мы живем, дай Бог каждому — заключил бюргер. — Вот только Пруссия все ближе к нам подбирается: крепость Регенштайн уже в ее руках, да и Вернигероде под ее дудку пляшет....".

Словом, график движения опять нарушился, из Гослара удалось выехать только в 10 часов. Но в веке восемнадцатом путешественники редко торопились. Да и торопись, не торопись, больше 2 лиг в час (12 км) лошаденки в предгорье выдать не могли. К тому же солнце на небосводе сияло все ярче, ручьи бурлили и пенились, а разворачивающийся справа горный склон становился все живописнее, предлагая взору то одну скалу, то другую.... Вот за очередным поворотом распахнулось обширное лесистое урочище, на дальнем обрамлении которого нарисовался красивый компактный замок с круглой крепостной стеной, коническим донжоном и менее высокой надвратной башней, крыши которых тоже были из грифельного сланца. А нижнюю часть урочища занимало скопище уже привычных глазу фахверковых домиков и церковок. "Это, видимо, и есть Вернигероде" — подумал Сашка.